— Сын? — осторожно спросил старший Земских, столкнувшись с Лешей возле ИХ дома.
— Отец, — с утвердительной интонацией произнес Леша.
Алексей пришел в родной двор, чтобы узнать, как отыскать папашу, но, к своему удивлению, встретил его самого.
— Ты тут?
— Я тут.
— Давно?
— Не очень.
Диалог двух дебилов!
— Если хочешь пожить в квартире, то с этим могут возникнуть трудности.
— Ты сдал ее.
— Да. Она слишком велика для меня одного.
— Приходил за арендной платой?
Отец кивнул. Он был трезв. Но, очевидно, потому, что выпить было не на что. Но сейчас в кармане лежали деньги, и немалые, поэтому он предложил:
— Давай зайдем в какое-нибудь кафе, выпьем за встречу.
— Пойдем, только пить я не буду.
— Тут есть хорошее местечко поблизости.
Леша предполагал, о каком местечке речь. Пивнушка в подвале соседнего здания. Он видел, как из нее выкатывались пьяненькие мужички. Во времена его детства в том помещении принимали тару. Ребенком он таскал туда бутылки из-под лимонада, чтобы на вырученную мелочь купить крючки или леску.
Младший Земских не ошибся. Отец привел его именно к тому кафе. Называлось оно «Пир». Ни больше ни меньше.
Отец и сын спустились в зал. Зал был небольшим, на шесть столиков. Старший Земских указал сыну на один из них, а сам пошел к крохотной барной стойке.
— Тебе что взять? — спросил он у Леши.
— Бутылку минералки, если не трудно.
— Сонечка, ты слышала, — обратился к девушке, принимающей заказы, отец. — А еще пивка полторашечку и сухарей.
Получив желаемое, отец подошел к столу, за которым разместился Леша. Сыну принес пол-литра воды, себе полтора крепкого пива. Сразу налил его в стакан и залпом выпил. Крякнув, закусил ржаным сухарем со вкусом хрена.
— Ну, рассказывай, как живешь? — поинтересовался отец, откинувшись на спинку стула. Ему, как говорят в народе, похорошело.
— Нормально. А ты?
— Тоже. Сестра моя и твоя тетка сообщала, что стал-таки хирургом.
— Да.
— Молодец. В Москву переехал?
— Последние десять лет провел в столице.
— Прижился там?
Леша кивнул. Неужели все родители с детьми, или дети с родителями, общаются так после долгой разлуки? С чужими людьми диалоги лучше выходят.
— На могиле матери был? — продолжил расспросы папа. Он, кажется, тоже чувствовал неловкость, но крепкое пиво помогало, он выпил еще один стакан.
— Сходил на днях.
— А я на все праздники церковные ее навещаю.
— Могила ухожена, я заметил.
— Памятник еще поменять хотел, да дорого…
Пауза.
Леша не знал, что говорить, поэтому пил воду.
Отец не знал, что говорить, поэтому пил пиво.
Но емкости опустели, а ни тот ни другой не придумал, как продолжить беседу.
— Какие люди! — послышалось со стороны входа. Это в кафе завалилась компания из трех человек. Двое мужчин и одна женщина. Все в разной стадии опьянения. — Доктор собственной персоной!
Один из компашки, самый трезвый, направился к столику Земских. Леша остановил его возгласом:
— Будьте добры, оставьте нас одних.
Мужик встал как вкопанный. На опухшем лице недоумение.
— Сын мой, — объяснил отец, как будто извиняясь. — Разговор у нас.
— Понял, не мешаю. Только ты это… ну… не мог бы?..
Леша сунул руку в карман, выудил несколько мятых сотен, он не имел кошелька, и протянул мужику.
— Нате, выпейте за мое здоровье. Только не здесь.
Тот схватил деньги и быстро увлек свою компанию на улицу.
— Твои друзья? — зачем-то спросил Леша. Ведь ясно было, что собутыльники. Причем знающие, когда отец получает деньги от жильцов.
— Нет, просто знакомые. Живут поблизости.
Леша не знал, о чем еще спросить.
Он изгнал алкашей, желая остаться наедине с отцом, но для чего? Чтобы переброситься еще несколькими пустыми фразами? Успокоить себя тем, что он перед смертью помирился с папенькой? Но, как он сказал Пашке Соколову, они не ругались, просто перестали общаться. Первое время Леша ждал от отца действий. Он мог найти сына через свою сестру и хотя бы позвонить, но тот молчал…
Молчал и Алексей.
— Ты меня ненавидишь? — спросил отец, вылив в стакан остатки пива.
— Нет.
— Презираешь?
— Тоже нет.
— Тогда что ты ко мне испытываешь? Скажи как есть.
— Я сам пытаюсь понять… И мне не нравится то, что приходит на ум.
— И что же приходит? — Отец присосался к пиву, но закашлялся и отставил стакан.
— Мне нет до тебя никакого дела. Это же ужасно. Ты отец мой. Самый близкий из оставшихся в живых родственников. А мне за тебя даже не стыдно…
— А за себя?
— Не понял?
Отец допил-таки пиво и грохнул стаканом об стол. Хорошо, не разбил.
— Не стыдно? За себя? — рявкнул он. — Когда мне нужна была поддержка, ты бросил меня! Отвернулся. Сбежал. И спрятался, как будто твой отец прокаженный.
— Ты искалечил мою подругу.
— Ей никто не мог помочь.
— Тогда зачем же ты взялся за операцию? А я отвечу. Был в пьяном кураже, когда море по колено. Если б ты не пообещал Пахомову излечить его дочь, он оставил бы все как есть. А скорее бы повез ее к столичным или заграничным докторам. Кто-то из них, возможно, смог бы что-то сделать. Пусть не тогда, а годы спустя, когда медицина шагнула далеко вперед. Кому-то помогают инъекции стволовых клеток в позвоночник. Понятно, что они не всегда могут поднять обезножевшего с кресла, но улучшают его состояние. Но ты искорежил, доломал, если хочешь, ее поврежденный в аварии позвоночник. И такое уже точно не исправить. По крайней мере в этом веке.
— Думаешь, я не страдаю из-за этого? Каждый божий день я думаю об одном и том — зачем я согласился на ту операцию? Да, возможно, виной тому пьяный кураж, но я думал о Саше. Я хотел помочь девочке. И думал, что смогу. У меня не вышло. И ее отец сделал все, чтобы превратить мою жизнь в ад. Думаешь, почему я еще жив? А потому, что Хома знал, что для меня хуже смерти жизнь в позоре и муках.
— Я сейчас не совсем понял…
— Глеб Симонович ни в грош не ставил человеческие жизни. По его указке убирали неугодных не один и не два раза. Уверен, тех людей, чьи трупы до сих пор находят в порту, заказал именно Хома. А сколько их еще попрятано в пещерах и скинуто на дно моря. Пусть его руки не в крови, но на совести десятки смертей. И когда с Сашей произошло несчастье, он вдруг понял, что дочка за его грехи поплатилась. И начал деньги раздавать да грешников обличать. Да только сам он прямо-таки сатана. И тот, кто убил его… Да простит меня боженька… — Отец перекрестился. — Совершил правильный поступок.
— Все это тебя не оправдывает, — тихо проговорил Леша.
— Я знаю.
— Прости, что не оправдал твоих ожиданий. Но ты моих тоже. Так что мы квиты.
Леша дошел до барной стойки, взял еще одну полуторную бутылку крепкого пива и поставил ее перед отцом.
— Надеюсь, это поможет притупить твою душевную боль. Прощай.
И ушел, ни разу не оглянувшись.
* * *
Они ехали в машине Эдика и грызли семечки. У каждого было по огромному подсолнуху — сорвали по дороге, проезжая поле с «оттенками солнечного дня», оба запели эту песню Королевой, увидев его.
— Вкус детства, — протянул Леша, раскусывая мягкую и сладкую семечку.
— Помнишь, говорили, что, если кожуру глотать, аппендицит воспалится?
— Да. Я специально ел, чтоб в больнице полежать. Рос на удивление здоровым, но иногда так хотелось поболеть. И чтоб обязательно операцию сделали, но под местным наркозом, чтобы я все понимал, а лучше — видел. Что еще ждать от сына хирурга?
— Я полежал с этим самым аппендицитом. Скажу тебе, ничего хорошего.
— Тебе сколько было?
— Из армии только пришел.
— Так ты уже большой был. А в десять, двенадцать операция — это приключение. Помню, с какой гордостью друзья мне свои шрамы демонстрировали.
— Зато я познакомился в больнице со своей будущей женой. И вот, кстати, смотри и завидуй… — Эдик приспустил штаны, чтобы показать свой шрам.
— Я и говорю: операция по удалению аппендикса это что-то!
Мужчины рассмеялись и снова взялись за семечки.
Через несколько минут водитель объявил:
— Приехали.
Земских выглянул в окно. Встречу им назначили в курортном поселке. В ресторане, расположенном на окраине. На вид ничем не примечательном.
Они вышли из машины, проследовали к входу. На открытой террасе кушали отдыхающие. Ели солянку и шашлык. Взрослые пили пиво и домашнее вино, дети компот. Столики были почти все заняты, но пара свободных имелась. Однако Эдика и Лешу повели внутрь ресторана. Но не в общий зал, а в отдельную кабинку. Она оказалась небольшой. Но уютной и колоритной. По стенам ковры, на них кубки и перекрещенные кинжалы. На широких диванах пестрые подушки. На столе скатерть с вышивкой и шикарная медная посуда.
