– Я… – растерянно начала Неля, пытаясь сформулировать короткий ответ и не находя нужных слов. – Я – доктор.
– Вижу, что не повар, – хмыкнул Макс, тяжело опускаясь на койку. – Это что, больница?
– Д-да, – пробормотала она. – «Синяя Горка».
– Что за дурацкое название! Вы же сказали, что вы доктор, так? Тогда говорите, почему я загремел в больницу!
– Вы ничего не помните? – уточнила Неля.
– Да что я должен помнить-то?!
– Спокойно, – вытянула руки вперед Неля. – Что последнее вы помните?
– Дурацкий вопрос! Что значит – последнее? Кстати, где тут у вас телефон?
– Телефона нет.
– В смысле – нет телефона? – не понял Макс. – Я нечасто бываю в больницах, но знаю, что там всегда есть телефоны. Что вы ерунду городите?! Мне срочно нужно позвонить – у меня, в конце концов, есть обязательства!
– Перед кем?
– Перед людьми! Это денежный вопрос, и я не собираюсь обсуждать его с вами…
– Какой сегодня день? – перебила Макса Неля.
– То есть?
– Какое число?
– Число? Не помню… Пятнадцатое?
– Какого месяца?
– Ме… послушайте, что вы мне голову морочите? Задаете какие-то странные вопросы…
– Какой сейчас месяц? – неумолимо настаивала Неля.
– Да какая разница?!
– Сегодня четвертое декабря. Вы провели здесь последние пять месяцев.
– Погодите, этого просто не может быть! – воскликнул Макс, пытаясь подняться, но ноги еще не слушались, и поэтому он рухнул обратно на койку. – Вы меня дурачите!
– Для чего? – пожала плечами Неля. – Мне нет смысла вас обманывать. Вы здесь уже давно, но все это время находились под воздействием сильных лекарств.
– Но почему?!
Лицо Рощина, до того выражавшее недоумение, внезапно изменилось.
– Эта ваша «Синяя Горка»… это психушка, да? – севшим голосом спросил он. – Тут была какая-то странная женщина, маленькая такая… Она сюсюкала со мной, как будто мне три года…
– Тетя Клепа, – кивнула Неля. – Она ухаживала за вами, когда вы не могли, пардон, сами в туалет сходить, стригла вам ногти, брила и расчесывала!
– Вы пытаетесь сказать мне, что я псих?
– Нет такого диагноза, – покачала головой Неля. – И вам уже лучше.
– Лучше?! А почему я не могу вспомнить, как сюда попал?
– Вы обязательно все вспомните, но вашей памяти нужно время, чтобы восстановиться.
– Тогда расскажите, как я здесь оказался!
– Я бы хотела это сделать, но сама знаю мало. Понимаете, Максим, я не ваш лечащий врач, я просто здесь работаю.
– А кто мой врач и почему со мной разговариваете вы, а не он?
– Вашим лечащим врачом является главврач этой клиники. В данный момент он находится в командировке в Москве.
– Но почему меня травили лекарствами?
– Вас доставили сюда в состоянии острого психоза. Препараты вам давали исключительно для вашего же блага… по крайней мере, первые несколько недель.
– Что это значит?
– Как вы себя чувствуете сейчас?
– Голова кружится, ноги не держат, тошнит и в глазах двоится. Этого достаточно?
– Скоро все пройдет.
– Как скоро?
– У всех синдром отмены протекает по-разному…
– Синдром отмены? Мы что, о наркотиках говорим?
– Макс, все не так, как вам кажется! Я понимаю, что вы, испытав на себе действие кокаина, боитесь повторения…
– Откуда вам известно о кокаине? – перебил Рощин.
– От вашего друга Егора Рубцова. Сейчас вам необходимо отдохнуть.
– Да что вы со мной как с маленьким, честное слово!
– Вовсе нет, – мягко возразила Неля. – Ваш организм действительно нуждается в отдыхе – поверьте мне, как врачу. Со временем все встанет на свои места, и вы снова почувствуете себя здоровым и полным сил.
– Надеюсь, я… ничего страшного не натворил? – пробормотал Макс, устремив на нее вопросительный взгляд.
– Нет, – уверенно ответила Неля. – Разумеется, нет! Отдыхайте. Мы поговорим вечером.
* * *
– Ну, как он? – резко спросил Иван, влетая в кабинет, отгороженный от допросной стеклом. Не таким, как в американских фильмах – огромным, позволяющим обозревать все помещение, в котором находится подозреваемый, а небольшим, похожим на тюремное окошко.
– Уже дошел до кондиции, Иван Арнольдович, – усмехнулась Вера, его верный оруженосец. Иван называл молодую женщину «лейтенант Вера» – разумеется, только в тех случаях, когда поблизости не было посторонних. Она не возражала. Вера была маленькой, плотно сбитой девушкой со свежим цветом круглого, честного лица. Свои густые рыжевато-каштановые волосы она носила в строгом пучке, никогда их не распуская и не демонстрируя их красоту, хотя эти волосы, точно так же, как и огромные карие глаза, которые невозможно было спрятать, составляли важную часть привлекательности лейтенанта Веры. Иван ценил ее за чувство юмора, исполнительность и инициативность – последнего качества частенько не хватало коллегам-мужчинам. Лейтенант Вера была без памяти влюблена в своего шефа. Об этом догадывались все, кроме него самого, и девушку это вполне устраивало: она сгорела бы со стыда, узнай майор о том, какие чувства внушает подчиненной.
– То есть я могу с ним поговорить? – уточнил Иван, не отрывая взгляда от потного лица подозреваемого. Парню было на вид лет двадцать пять. Хотя, возможно, он моложе – наркотики заставляют организм стариться быстрее. Он то и дело нервным движением языка облизывал растрескавшиеся губы, при этом обнажались неровные, частоколом, зубы желтовато-коричневого цвета. Все говорило о том, что парень давно и прочно сидит на игле и, если продолжит в том же духе, жить ему максимум лет десять. И, если Иван не ошибается, проведет он их за решеткой. Толкнув дверь, майор вошел в допросную, и голова задержанного дернулась, поворачиваясь на звук. Увидев вошедшего, парень вновь облизнул губы. Иван специально распорядился не давать ему воды, и все два часа нахождения в помещении тот здорово мучился. Учитывая, что до этого его десять часов продержали в обезьяннике, сейчас он должен чувствовать себя отвратительно. Это входило в планы Ивана, который не собирался тратить на наркошу много драгоценного времени – он рассчитывал обойтись получасом.
– За что меня? – плаксивым голосом поинтересовался парень, подобострастно глядя на майора. Он понятия не имел, сколько известно Ивану, и пытался прочесть это по его лицу. Ивану была отлично знакома эта привычка преступников со стажем: в отличие от тех, кто попадается впервые или вовсе невиновен, такие, как Петр Руденко, искренне считают, что могут надуть следователя.
Усевшись напротив, Иван уставился на задержанного неподвижным взглядом синих глаз, казавшихся почти черными в тусклом свете лампы.
– Я ничего не сделал! – видя, что следак молчит, еще больше занервничал Петр. – Вы не имеете права! Я требую адвоката…
– Он тебе понадобится, – кивнул майор. – Тебе грозит убой.
– Что?! – попытался искренне удивиться Руденко, но его глаза при этом воровато забегали. – Какой убой, начальник? Я никого пальцем не тронул!
– Ты ведь уже сидел? – не обращая внимания на его слова, спросил Иван.
– За наркоту, но не за убийство же!
– Все начинают с малого. Теперь легко не отделаешься. Ты убил женщину, ограбил ее и думал, что никто не узнает?
– Никого я не убивал! – воскликнул Руденко, но он, похоже, и сам видел, что звучит неубедительно.
– Не мог удержаться, да? – сочувственно спросил Иван. – Сразу побежал сбывать рыжье, не захотел выждать время?
– Ничего я не сбывал! – упрямо мотнул головой Петр, снова судорожно облизывая губы. Ивану неожиданно пришло в голову сравнение со змеей: она так же быстро и часто высовывает язык, будто облизываясь. – Не знаю, о чем вы говорите, – я требую адвоката!
– Отлично, – согласился майор. – Но ты ведь понимаешь, что для этого необходимо время. Сегодня воскресенье, сечешь? Адвоката не будет до понедельника, часов до трех.
– До… понедельника?! – немеющими губами переспросил Руденко.
– Ты будешь на стенку лезть, – безжалостно продолжал Иван. – Будет так худо, что захочется сдохнуть, но мы не дадим тебе этого сделать. Сержант, уведите задержанного! – обратился он к стоявшему у дверей охраннику.
– Нет, нет, подождите! – осипшим голосом взмолился наркоман. – Я не могу так… Я должен… Что вы хотите, чтобы я сказал?
– Правду. Скажи мне правду, и я попытаюсь найти тебе адвоката!
– Какую правду?
Иван полез в карман и извлек оттуда пластиковый пакетик. Внутри был золотой кулон в форме розы. Высокая проба, старинная работа – такое украшение трудно спутать с каким-то другим. Пробежавшись по ювелирным магазинам, ребята Ивана без труда обнаружили украшение, описанное матерью Валентины Грозной: она утверждала, что дочь не снимала кулон, доставшийся ей от бабки, а той от прабабки. Розу изготовил еще до революции девятьсот пятого года известный питерский ювелир по эскизу мужа прапрабабушки Валентины, ее тезки. В золотой полураспустившийся бутон был вделан бриллиант – не слишком крупный и сам по себе большой ценности не представляющий, но, учитывая пробу металла и работу, можно предположить, что украшение дорогое. Именно поэтому оно залежалось на прилавке, хотя многие к нему присматривались. Ювелир не желал скидывать цену, хотя Руденко получил за розу сущие пустяки – всего-то двадцать тысяч рублей. К счастью, срочно нуждавшийся в очередной дозе Петр не стал искать профессиональных сбытчиков краденого, а обратился в первый попавшийся ломбард.
