– А мы тут старика вспоминаем, – сказал Седаков, зачерпнув ложку солянки. Ему единственному принесли что-то из еды. – Стараемся добрым словом, но пока не очень получается…
– Я ему благодарен, – подал голос Саврасов. – И ничего гадкого про него сказать не могу. Человек сложный, но не более того.
– А я могу, – подал голос Самик Штайман. Брат тут же зыркнул на него. Да так гневно, что все заметили. Однако Самуил продолжил как ни в чем не бывало: – Он девочку одну, студентку свою, до самоубийства довел. Ее чудом с того света вытащили.
– Что за девочка? – спросил его брат.
– Я не знаю, кто она. И сейчас она, конечно, не девочка. За полтинник, наверное, барышне. Но когда я учился, у нас ходила эта страшная история про самоубийство. Будто Стариков в нее втрескался, всячески ее домогался. Естественно, пользовался служебным положением. Пугал, что если она не ответит ему взаимностью, он завалит ее на первом экзамене. И завалил ведь! Сказал, если перед пересдачей она не согласится с ним на свидание, то вылетит из академии. Девушка не выдержала давления и… вскрыла себе вены!
– Я об этом не слышал, – заметил Саврасов. – Его не пытались привлечь к ответственности?
– Точно сказать не могу, не знаю. Но подозреваю, что Стариков вывернулся. У девушки наверняка не было доказательств. И все просто решили, что она хочет отомстить тому, кто поставил ей «неуд» на экзамене.
– Стариков всегда был на хорошем счету, – припомнил Седаков. – Человек – говно, а преподаватель хороший. Знающий, преданный делу, дисциплинированный. Он ведь даже за все время работы на больничный ни разу не ходил. При том что язвенник.
– Ходил один раз, – возразил Лаврентий Кондрашов. – В больнице лежал три недели. У нас вместо него экзамен другой принимал.
Тут принесли еду всем остальным. Даже Козловскому, сделавшему заказ последним. Больше всех проголодался Кондрашов. Ему принесли огромное блюдо с шашлыком. Марку Штайману – омлет с сыром. Гигант Саврасов заказал отбивную с жареной картошкой и квашеную капусту. Никто не пожелал есть мудреные блюда, которые также имелись в меню.
Кондрашов, втянув носом запах жаренного на углях мяса, зажмурился. Затем сунул палец в аджику, облизнул. Судя по улыбке, остался доволен.
– Ребята, я буду сюда приезжать, – сказал он, отправив в рот первый кусок. – Шашлык – чудо!
– Может, лучше повара переманишь? – предложил Седаков. С солянкой он уже расправился и теперь придвинул к себе блинчик с начинкой из куриного мяса и овощей. В меню он значился как «Необыкновенный ролл». – Он отменно готовит.
– Жалко зарывать такой талант. Я дома ем крайне редко.
Тут Аристарх заметил, что Самик Штайман ведет себя как-то странно. Часто моргает, сглатывает и едва заметно трясет головой, как будто хочет отогнать накатывающий дурман.
– Самуил, вам нехорошо? – спросил он у него.
Тот ответил не сразу, сначала прокашлялся.
– Да, что-то нехорошо мне… Тошнит… – Он схватил стакан воды и залпом выпил. – Фу… Вроде стало лучше.
– Точно лучше? – заволновался его брат. – А то давай «Скорую» вызовем.
– Это еще зачем? Подумаешь, живот прихватило.
– У старика позавчера тоже живот прихватило. И где он теперь?
– Да у меня на нервной почве! – отмахнулся Самуил.
И вдруг сполз со стула и начал оседать на пол.
– «Скорую!» – крикнул Марк официанту. – Вызовите «Скорую»!
И бросился на помощь брату. Остальные тоже повскакивали со своих мест. Аристарх в том числе. Он очень испугался, заметив, как резко побледнело лицо Штаймана. Было смуглое, стало как у покойника.
Козловский схватил стакан с водой и хотел дать Самуилу попить, но тот отмахнулся.
– Не надо! – прохрипел он. – Отойдите вообще все!
Все, кроме брата, отошли.
– А тебе особое приглашение надо, что ли? – Самуил отпихнул Марка, с трудом поднялся, сел на стул, вытер вспотевший лоб салфеткой. – Извините за грубость. Просто не люблю, когда со мной носятся.
– Но ты чуть не умер! – возмутился Марк.
– Ничего подобного. Просто потерял сознание. Ты никогда в обмороки не падал?
– Нет.
– Я падал, – подал голос Седаков. – В юности. В футбол играл, мне по больной ноге пнули. Я прямо на поле отрубился. Меня так же сначала замутило, потом перед глазами все поплыло, и сознание ускользнуло…
Андрея перебил официант, подбежавший и выпаливший:
– «Скорая» скоро будет!
– Не надо никакой «Скорой», – буркнул Самуил. – Я уже в порядке. – Он и вправду выглядел лучше – разрумянился немного.
– Самик, пусть врачи осмотрят. Вдруг тебя тоже отравили?
– Тогда я уже бы того… – Он свесил язык и закатил глаза. Покойника изобразил, понял Аристарх.
– Не факт. Что, если яд не быстрого действия?
– Да хватит выдумывать! – разозлился Самуил. – Говорю же – нервы. Столько всего навалилось… Да еще две бессонные ночи сказались.
– Твой брат прав, – обратился к Самуилу Лаврентий. – Провериться – не лишнее.
Штайман перевел взгляд на официанта и не терпящим возражения тоном проговорил:
– Позвоните в «Скорую помощь» и отмените вызов. Все равно они еще не выехали. – Затем обратился ко всем: – А теперь давайте спокойно поедим, а?
Больше с ним никто не спорил. Все уткнулись в свои тарелки и принялись есть. Однако каждый нет-нет да и бросал на Самуила тревожный взгляд. Вдруг сейчас снова рухнет на пол и теперь уже не очнется? Но нет. Штайман выглядел нормально и ел с завидным аппетитом.
«Выходит, на самом деле в обморок упал от нервного перенапряжения, – сделал вывод Аристарх. – Только что его довело до такого состояния? С виду он человек благополучный и психически устойчивый…»
Марик надавал на кнопку звонка. Он был не уверен, что Лили дома, но очень на это надеялся. Сегодня ему как никогда требовалась дружеская поддержка.
– Кто там? – услышал Марик голос Лили из-за двери. В ней имелся глазок, но подруга почему-то никогда им не пользовалась.
– Это я.
– Марик? – удивилась Лили и загремела цепочкой.
Дверь распахнулась, и Марик увидел хозяйку квартиры. Вид у нее был обеспокоенный.
– Что-то случилось? – спросила она, ощупав взглядом его лицо.
– И да, и нет…
– Заходи. – Лили посторонилась, давая Марику дорогу.
Сегодня на ней был другой халат. Тоже атласный и в цветах, но с пышными цыганскими рукавами. Вообще у Лили этих домашних халатов было превеликое множество. Она питала к ним необъяснимую слабость. Пожалуй, и по улице ходила бы, если б считала это приличным. Еще ей нравились платки. Она повязывала их то на голову, то на шею, то на талию вместо пояса.
Лили провела Марика на кухню, усадила.
– Тебе чай? – поинтересовалась она, а сама уже нажала кнопку электрического чайника.
– А винишка нет? Ты извини, я не купил…
Она сделала вид, что не удивилась.
– Есть, как нет? – Лили достала из холодильника початую бутылку «Кампари». – Ты же знаешь, я одна не пью. Осталось то, что ты привозил…
– Сделай мне свой любимый коктейль, хорошо? А я пока умоюсь… Жарко что-то.
– Пойдем на балкон? Там хорошо.
Он кивнул и направился в ванную умываться. Когда вышел, Лили уже ждала его на балконе. Там стояли два кресла и столик. Кресла старые, с облезлыми деревянными ручками, а столик новый, модерновый, с множеством бестолковых ящичков и умопомрачительными гнутыми ножками. Тот, что был раньше, развалился, и Марик на какой-то праздник подарил Лили этот. Сейчас на нем стояли фужеры и вазочка с фруктами.
Марик уселся в кресло, откинулся на спинку. Ему было очень удобно в нем. В своих шикарных итальянских не так.
– Выпьем? – предложила Лили, подняв фужер.
Марик последовал ее примеру. Они чокнулись. Лили сделала пару глоткой, а Марик влил в себя сразу полфужера.
– А теперь рассказывай, – скомандовала она.
– Я с похорон.
– Закопали грешника?
– Да… – Он хмуро кивнул и, отхлебнув из фужера немного коктейля, поморщился. Только сейчас Марик заметил, что напиток слишком сладкий. – Хоронила его дочка. Она уже совсем взрослая женщина.
– Знаю. Я видела ее месяца полтора назад.
– Где?
– Там! – Лили указала на балкон соседнего дома, стоящего перпендикулярно ее. – Она вешала белье. Детские вещи, пеленки. У нее ребенок?
– Да, сын.
– От кого?
– Не знаю…
– Но она замужем?
– Нет. И не была. – Марк залпом допил свой коктейль. – Когда я смотрел на нее сегодня, то испытывал настоящие муки совести. Мы не должны были скрывать правду.
– Мы это обсуждали, вспомни! Ты же сам говорил, что фотография ничего не доказывает. А свидетельские показания проститутки ничего не стоят.
