Чтобы скоротать время до сна, Ральф включил телевизор. Хотя его раздражали программы, транслируемые по ящику, он с удовольствием смотрел выпуски новостей с упоминаниями о совершённых им убийствах.
По местному каналу вновь рассказывали о происшествии в парке. Молодая журналистка вела репортаж с места преступления, стараясь воспроизвести события того злополучного вечера и проникнуть в психологию хладнокровного губителя (именно так она и выразилась).
Тупые корреспонденты. Они никогда не улавливают сути происходящего. В погоне за сенсацией эти попугаи несут сплошную чушь, торопясь скормить зрителям неудобоваримые порции лжи, заставляя несчастных давиться увиденным и услышанным.
На экране замелькали прижизненные фотографии убитой. Вот она вместе с друзьями улыбается в объектив фотоаппарата, а вот получает награду за какие-то выдающиеся достижения в колледже. Стандартный приём контрастов, чтобы вызвать у зрителя реакцию. Пусть посмотрят, какой замечательной девушки не стало, потому что преступник оборвал нить её необыкновенной жизни. Разве такой материал оставит кого-нибудь равнодушным? Телевидение боится равнодушия. Оно всеми правдами и неправдами борется с равнодушием, чтобы поднять стоимость эфирного времени и продать его рекламодателям как можно дороже. А смерть девушки – это всего лишь способ немного увеличить прибыль от показа чипсов и пива. Ну, и кто после этого "хладнокровный губитель"?
* * *
Чтобы не навлекать на себя ненужных подозрений, Ральфу приходилось исправно ходить на работу и изображать из себя недотёпу Кэйла. Столько ценного времени пропадало даром, но ничего с этим он поделать не мог. Ральф предпочёл бы взять двухнедельный отпуск, вот только рано или поздно обязательно нашёлся бы какой-нибудь умник, который обнаружил бы закономерность между его отсутствием и началом очередной серии убийств. Маловероятно, конечно. И всё-таки рисковать не следовало.
Каждый раз он менял почерк своих преступлений. До сих пор ни в одном из средств массовой информации не появилось предположения о том, что ответственность за смерти жертв, приходящиеся на осенний период, может лежать на одном человеке. Хотя однажды в полиции обратят внимание на сезонный характер таких всплесков. Это значительно усложнит охоту, но Ральф, подобно мудрому волку, перехитрит ищеек, учуявших след опасного хищника.
К счастью, напарник Кэйла Рассел не отличался выдающимися умственными способностями, поэтому Ральф не волновался, что тот когда-нибудь его в чём-то заподозрит. Обычно они проводили день за нудной работой, коротая часы дороги не менее нудной (для Ральфа) болтовнёй.
Сегодня этот тупоголовый великан пересказывал сюжет дешёвого боевика, увиденного вчера по телику.
– …они ворвались на военную базу и расстреляли всю охрану! – с наивным восторгом произнёс Рассел.
– И что потом? – вяло изобразил заинтересованность Ральф.
– Генерал попытался скрыться на вертолёте, но им удалось захватить другой вертолёт.
– Кто бы мог подумать! – в голосе Ральфа явно прозвучали саркастические нотки, но Рассел этого даже не понял. Он с упоением принялся описывать дальнейшую погоню.
Ральфу пришлось терпеливо слушать всю эту галиматью, дожидаясь окончания бесконечного рабочего дня.
* * *
В тот вечер двенадцатилетний Мэтти неторопливо прогуливался по площади и кормил хлебом голубей. Его родители снова ругались, поэтому он предпочёл болтаться на улице, пока буря не уляжется. В разгар скандала лучше всего было оставаться в стороне, чтобы не угодить в эпицентр перебранки.
Мальчик потратил часть карманных денег на мягкий батон, и теперь отщипывал от него мелкие катышки, раскидывая перед собой. Рядом с ним тут же образовалось настоящее птичье столпотворение. Воркующие голуби мигом слетелись на щедрое угощение и стали проворно склёвывать хлебные крошки.
Мэтти не замечал стоящего в стороне человека, который пристально за ним наблюдал. Ральф сразу понял, что мальчик просто убивает время. Отличная мишень.
Вскоре батон закончился, и Мэтти подумал, а не купить ли ему ещё один? Он запустил руку в карман и пересчитал оставшиеся монеты. Вообще-то это были деньги на школьный завтрак, но кормление птиц позволяло хоть как-то отвлечься от криков отца и матери. Час назад, когда он приблизился к своей квартире, из-за двери раздавался шум, а когда вошёл, родители так и набросились на него, поэтому мальчик тут же поспешил убраться прочь. По пути он заскочил в булочную и отсыпал продавцу часть имеющейся у него суммы, получив взамен ароматный хлеб. Не удержавшись от соблазна, Мэтти отгрыз хрустящую корочку. Всё равно птицам больше нравится мякоть.
И вот от батона не осталось ничего, а на ладони приятным грузом лежала мелочь, которой хватило бы ещё на одну покупку.
– Я скоро вернусь! – бросил голубям мальчик и побежал в сторону булочной.
Ральф знал, что тот сдержит обещание, и не ошибся.
Через несколько минут Мэтти принёс второй батон, чтобы попотчевать им голубей. Те снова слетелись вокруг ребёнка. Лицо мальчугана озарилось радостью.
* * *
Мужчина любовался детской непосредственностью. Такой экспонат мог стать подлинным шедевром. Возможно, все прошлые неудачи подготовили Ральфа к созданию великолепного произведения искусства, к которому он стремился все эти годы.
Когда мальчик скормил голубям весь хлеб и направился в сторону сквера, небо из тёмно-голубого сделалось мрачно-фиолетовым. Повсюду зажглись фонари, но будущая жертва Ральфа словно нарочно избегала света, выбирая затенённые участки улицы.
Если бы судьба решила преподнести убийце щедрый дар, то лучшего и придумать было нельзя. Мэтти во многом упростил Ральфу задачу, так что тому оставалось лишь воспользоваться удобным случаем.
Всё произошло в стороне от чужих глаз. Мальчик как будто предчувствовал такой исход и почти не сопротивлялся. Ральф жадно смотрел на беднягу и впервые видел не только страх, мольбу о пощаде и желание жить, а ещё – благодарность. Он испытал никогда ранее не возникавшее ощущение сопричастности. Так странно, так необъяснимо. Прошло мгновение, и взгляд мальчика потерял свою осмысленность. В руках убийцы опять лежало мёртвое тело. Но на этот раз Ральфу удалось открыть для себя новую грань великого искусства. Как будто он прикоснулся к запредельному смыслу бытия.
