– Вот ведь стерва, какая, – уныло обижался мой земляк. – И чем она меня так по спине звезданула? Конечно, дядька тоже виноват здорово. Ведь Галька-то чего вернулась? Ведь не просто так, кокос её вернуться дернул. Здесь дело вот как получилось. Такой кокос значит вышел. Она в прошлом месяце трехлитровую банку спирта вынесла на осенние праздники и поставила её под кроватью. Причем спрятала весьма небрежно. Овчинкой старенькой прикрыла и всё, и все кокосы. А у дядьки на спирт нюх, дай бог каждому из нас. Он овчинку-то отодвинул, банку нашел и стал из неё спиртик каждый день кокосить. Выпьет стаканчик и хорошо ему, а чтоб баба выпивок не заметила да разборов со скандалами не разводила, он в банку всегда доливал. Выпьет стаканчик, и стаканчик же водички из-под крана дольет. Всё бы ничего, только к соседке ихней, какой-то кокос родственников принес, да так неожиданно, что дома у соседки ничего и не было. Соседка, кокос её не к месту попутал, к Гальке, дескать, одолжи спиртику, на неделе отдам. А Галька дядькина, скажу я тебе Андрюха баба не промах, та еще кокосина. Она полбанки отливает и водичкой остаток разбавляет, ну, чтобы выгоду при возврате долга иметь. Она же не знала, какие дядька операции с банкой каждый день проворачивал, и думала соседи не радостях встречи, с крепостью не сразу разберутся. Только соседи, кокосы эти драные, через пятнадцать минут банку вернули. Вот кокосы привередливые, вода говорят, а еще племянница их на весь цех эту историю разнесла. Вот такая кокосина получилась Андрюха. Гальке-то сам понимаешь, стыдно стало, а тут еще мастер их про качество намекнул, дескать, что же ты Галина Поликарповна марку комбинатскую позоришь и людям вместо спирта воды наливаешь. Ну, Галька конечно с полсмены отпросилась и пришла дядьку воспитывать. Кокос ей в ребро. А мы с Тодором под горячую руку попали.
Видимо у Гальки кроме тяжелого характера в эту ночь еще что-то тяжелое было в руках, и потому Кокос страдал вполне натурально.
Тодор действительно вернулся практически мигом. В руках у него было две бутылки водки, полбуханки хлеба, селедка, шмоток колбасы и одноразовые пластмассовые стаканы. Тодор стал раскладывать принесенное на грязной лавке павильона автобусной остановки, но тут к павильону подошла женщина с ребенком и Кокос предложил сменить диспозицию:
– Пойдем, мужики за остановку, а то дядька вчера говорил, что в городе какой-то «Антитерор» начали. Менты нас здесь увидят, тогда точно заберут за распитие в общественных местах. Со мною один раз такой вот кокос случился примерно в это же время. На десять суток влетел.
Тодор с ним молча согласился, и они пошли за остановку, а я за ними. Сегодня мне с ними как-то спокойнее было. Не хотелось одному оставаться. Мужики-то ведь свои и помогут если чего. Мы отошли немного от павильона и уселись на блестящей каменной ступеньке. Выпили. Потом выпили еще. Мужики повеселели и потихоньку полегоньку стали обретать привычный свой облик и нрав. Заматерились, заспорили, закурили, ну, в общем, стали такими, какими всегда были. Только Тодор всё еще оставался под впечатлением, выданной мною купюры и потому между ругательствами и легкими спорами он постоянно пытался меня хвалить.
– Ты Андрон молоток, – раз уж десятый хлопал он меня по плечу. – Наш парень, копьёвский. Таких нигде нет, только мы такие. Мы же друг за друга глотку перегрызем. А ты молоток. Мне Чуня рассказал, как вы с ним камеру держали. Молодцы. Так и надо. Только так настоящие, правильные пацаны делают. И ментов ты правильно в отделении швырял. Ты знаешь, как я тебя теперь уважаю. Ух. Ты знаешь, Кокос, как он всех здесь гонял? Молодец Андрюха, не посрамил ты нашу деревню.
Он пристально посмотрел на меня, но подкреплять своё уважение поцелуем не стал, для этого видимо выпитой дозы было еще мало. Налили ещё.
– А чего ему их не погонять, – с некоторым замедлением ответил Кокос на вопрос своего друга. – Он ведь спортсмен. Я ж его еще с малолетства помню. С отцом его, помню, выпивали. Он тогда еще меньше стула был, но боевой кокос, боевой. И вот помню…
Только Тодор слушать о моем детстве не стал, а вскочил и куда-то убежал. Куда его понесло? Вроде водка ещё есть. Мы с Кокосом пожали плечами и хотели налить еще, и вот как раз в этот момент нас взяли. Подлетел к нам милицейский УАЗик. Выскочили из него люди в форме, и несколько грубо затолкнули они нас в неволю, за решетчатую дверцу. Дальше было всё быстро, грустно и четко. Потрясли нас немножко, тумаков дали и сунули подписать протокол о нарушении общественного порядка. Оказывается, выпивать мы сели у памятника старинному монаху, основателю нашего города, как раз напротив здания городской администрации. Именно сторож этой самой администрации и заметил нарушение общественного порядка, а, заметив, не преминул сообщить об этом куда надо. Теперь мы там и сидели, вернее, стояли, а уж сели после выполнения всех формальностей, в камере. А там сегодня было людно. Все нары были плотно заняты спящими нарушителями закона и сели мы у стенки, но, в общем-то, сели неплохо, ноги можно было хорошо вытянуть. Мне Чуня рассказывал, что гораздо хуже бывает, а с вытянутыми ногами ничего, даже подремать можно, что я и попытался сделать. Продремал я где-то с полчаса, мог бы и дольше, но не дали. Засуетилась камера при виде периодически открываемой двери, через которую сидельцев вели к спросу. Пошла круговерть разбирательств руководства районного отделения внутренних дел с нарушителями общественного порядка, пойманными за предыдущие сутки. Камера быстро пустел, но меня пока не вызывали. Со мною творилось что-то странное, я совершенно не волновался, а даже наоборот, чувствовал уверенный покой. Вроде бы странное дело, попав под стражу, не волноваться, но с другой стороны, чего мне было переживать. Сегодня и завтра у меня выходной, искать меня никто не будет, а кто будет, тот не найдет. Нормальная ситуация. Но вот вызвали и меня, и опять я очутился в знакомом мне уже кабинете Михаила Ивановича. Он до того изумился моему явлению, что положил мимо телефонного аппарата трубку, в которую перед моим появлением что-то орал.
– Андрей, опять ты здесь? – с превеликим изумлением на челе приподнялся дядя Миша из-за своего стола. – Ты чего это к нам зачастил? Вот уж не ожидал тебя снова здесь увидеть в таком качестве. Ну, и чего ты сегодня опять натворил? Опять подрался? Я надеюсь, что в этот раз не с милицией? Ты смотри, очень быстро можно перейти из любителей нарушать законы в профессионалы этого дела. Остепенись, Андрюха!
Михаил Иванович бегло причитал бумагу с описанием моих последних криминальных похождений и с облегчением вздохнул.
– Ну, сегодня вроде полегче, прошлого раза. У нас, что в городе больше места нет, где культурно выпить можно? Что вас всё под памятник отцу-основателю тянет? Не ты первый уже. Кстати. По легенде он вообще не пил. Вот с кого тебе пример надо брать. Ну, чего молчишь, давай обещания и ступай штраф платить. Андрюха, берись за ум, не по той ты жизненной тропинке пошел.
Мне стала обидно и стыдно, чувство покоя испарилось, как капля щей с горячей плиты, оставив после себя тревожный остаток.
– Михаил Иванович, – почти прошептал я, – меня убить хотят.
– В камере с кем-то схватился?
– Нет, я в плохую историю влип.
– Рассказывай.
Я стал опять рассказывать хронику своих глупых похождений. Дядя Миша слушал меня очень внимательно и слегка недоверчиво. Особенно его заинтересовал факт гибели Мутного. Михаил Иванович заставил меня несколько раз повторить, всё, что я видел из-под кровати и сделал какие-то пометки в блокноте. Когда я закончил свой рассказ дядя Миша долго думал, а потом принял такое решение:
– Влип ты Андрюша действительно круто. Здесь быстро не разберешься, и мне кажется, что угроза твоей жизни действительно есть. И почему ты всё время в глупые истории попадаешь?
– Потому что я добрый очень, – попытался ответить я заместителю начальника районной милиции.
– Нет, – отверг он сразу же мои домыслы, – ты в эти истории попадаешь, только потому, что дурак, каких в свете очень мало, а доброта здесь совсем не при чем. Чего же мне с тобой делать-то? Значит так: сейчас выйдешь из отделения, иди к универмагу. Там справа от входа аллейка есть, вот там и жди меня.
В аллейке я сидел не долго. Успел только одну сигарету выкурить, а как потянулся за другой, на обочину дороги съехала серебристая иномарка с местными номерами и остановилась почти напротив меня. Наверное, в универмаг водиле потребовалось.
– Кто же это у нас в городе на таких крутых авто разъезжает? – заинтересовался я и стал терпеливо ждать, когда откроется дверь, и я смогу воочию лицезреть интересующего меня счастливца.
Однако дверь не открылась, а опустилось тонированное стекло, и оттуда показалась голова дяди Миши. Он поманил меня в салон и куда-то повез. Ехали мы минут двадцать и всю дорогу молчали. Не знаю, почему молчал Михаил Иванович, а я молчал от стыда за свое безобразное поведение и вежливости. Мы въехали на широкую улицу старинной деревни с новыми постройками и свернули к одной из них.
