Такой смех хуже плача.
— Если бы я осознавал тогда, что жизнь так скоротечна, все было бы иначе.
— Ты как минимум явился бы в загс? — Оля хотела немного сгладить ситуацию, потому задала этот вопрос со смехом.
Но Леша никак не желал переключаться на легкую волну.
— Если б ты узнала, что через пару месяцев умрешь, что бы ты сделала?
— Даже думать не хочу об этом.
— Ответь, пожалуйста.
— Провела бы их с близкими: с дочкой, папой, мамой.
— Это правильно. А мне вот не с кем проводить последние дни…
— Ты что, умираешь? — испугалась Оля.
Он ответил не сразу.
— Если бы… — пауза. — Умирал… — Тяжкий вздох. — Через два месяца… мне не с кем было бы провести последние дни.
— Нет в целом свете ни одного дорогого тебе человека?
— Увы. Мама умерла, отец для меня дяденька чужой, детей не «родил», а единственная женщина, которую я любил, это ты, и наши с тобой пути разошлись давным-давно…
— Значит, нужно найти того, кому дорог ты, и сделать его счастливым, пусть и на короткое время.
— Тут тоже неувязочка, — криво усмехнулся Алексей. — Нет таких людей. Хороший друг имеется, да, но я сомневаюсь в том, что осчастливил бы его своим каждодневным присутствием на протяжении двух месяцев.
— Я знаю человека, которому ты дорог.
— Серьезно? И кто же этот таинственный почитатель моей скромной персоны?
— Саша Пахомова. Она до сих пор любит тебя.
— Да брось.
— Я не шучу.
— С ума сойти… Значит, сдержала обещание.
— Какое?
— Не говорил я тебе, не хотел вашу дружбу портить, но она приходила ко мне.
— Когда?
— Тогда! — И махнул рукой за спину, что, по всей видимости, означало — давно, много лет назад. — Мы приехали с тобой сюда, чтобы сообщить родителям о том, что подали заявление. Естественно, и Саше сказали об этом. Она вроде бы порадовалась за нас, но поздно вечером пришла ко мне домой. Была пьяненькая. Говорила много и все какую-то ерунду. Когда я сказал, что мне пора, выпалила: «Я люблю тебя!» Меня это поразило. Нет, я, естественно, знал, что Саша долгие годы была неравнодушна ко мне, но думал, это прошло. А оказалось, нет. О чем она сообщила мне, а потом добавила: «Если у вас с Олей не получится, знай, я жду тебя. И не важно, сколько пройдет времени, прежде чем ты поймешь, что именно я — твоя женщина, я буду ждать… И любить…»
— Ты прав, она сдержала обещание. Хотя давно перестала надеяться на то, что ты поймешь — именно она твоя женщина.
Земских снова уткнулся головой в кровать. Оля встала, взяла чашку и протянула ему.
— Попей.
Леша отмахнулся.
— Давай завтра навестим Сашу вместе? — предложила Оля.
— Мы выходим в море в четыре утра. Вернемся через сутки.
— Хорошо, послезавтра.
— Думаю, мне лучше встретиться с ней тет-а-тет. Дашь мне Сашин номер?
— Если ты пообещаешь мне сохранить в тайне наш сегодняшний разговор.
— Конечно, сохраню.
— Тогда записывай.
Леша достал сотовый и ввел в его память номер Пахомовой. Затем поднялся с пола. Разгибаясь, поморщился.
— Что-то болит?
— Желудок.
— Дать активированного угля? У меня есть.
Земских почему-то хохотнул.
— Нет, спасибо. Я уже принял таблетку. Скоро пройдет. До свидания, Оля.
— Пока.
Через несколько секунд Леша скрылся за дверью, а Оля вернулась на кровать. Она не могла понять, почему ей так не по себе после разговора с Земских. Но покопаться в себе она не успела, позвонил Олег и сообщил, что через час будет в «Приморской».
* * *
Они сидели на берегу моря. Пили «Советское» шампанское, ели шашлык. Посуда — пластиковая. Салфетки — бумажные. Под попой полотенца. И все равно рай…
Пусть и не «Парадиз».
— Как тебе наш плебейский ужин? — спросил Олег, облизнув измазанные кетчупом пальцы.
— Он шикарен.
— Я того же мнения. Не хватает только музыки, но и это мы сейчас организуем. — Он выудил из кармана сотовый и пробежался пальцами по экрану. Вскоре из динамика полилась лирическая инструментальная композиция.
— Можно вопрос?
— Любой, какой пожелаешь.
— Тебе нравится твой работодатель?
— Я нахожу его отличным мужиком, но я вроде уже говорил тебе об этом.
— Слышала, что он беззастенчивый манипулятор.
— Как и все политики.
— И как долго ты собираешься на него работать?
— Да я, собственно, уже закончил. Вчерашний ужин, можно сказать, был «комплиментом» от клиента. Я получил не только гонорар, но и благодарность за работу в виде приглашения на ужин. Но я сказал, что у меня свидание, и отказался, тогда Устинов сделал красивый жест и дал нам с тобой возможность провести вечер в «Парадизе».
— Тебе не кажется это подозрительным?
— Что именно? — Олег вытер руки салфеткой и улегся на спину, подложив под голову свой рюкзак.
— То, что Устинов перестал нуждаться в твоих услугах, едва обнаружилось тело Пахомова?
— Нет. Потому что я сделал свою работу. Единственное, кого не отыскал, так это Глеба Симоновича. Но он, а вернее, его останки, как ты правильно сказала, обнаружились и без меня. И, кстати, Устинов предложил мне работу на постоянной основе. Но я отказался.
— Почему?
— Я птица вольная. Не хочу клевать из кормушки. Мне нравится самому добывать пищу.
— И когда ты возвращаешься в Ростов?
— Завтра.
— О…
— Что значит это «о»? — спросил Олег, приподнявшись на локте.
— Ничего. Просто возглас удивления.
— Я вернусь через неделю.
— Зачем? Ты же отказался от кормушки?
— Ради тебя, Оля. Если ты еще будешь тут, я приеду. Вернешься в Самару — примчусь туда. Снова улетишь на Тенерифе — подамся в те края. Но на Канары попозже, у меня шенген кончился. Так что, если я тебе не совсем безразличен, лучше пока в России останься.
— Еще на пару дней не можешь задержаться?
— Никак. У сына день рождения послезавтра, я всегда его лично поздравляю.
— Сколько ему исполняется?
— Девять.
— Какой большой.
— Ты постоянно забываешь, что я уже взрослый мальчик, еще и рано женившийся.
— Действительно, — рассмеялась Оля.
Олег сел, чтобы снова наполнить стаканчики.
— Поздравляю тебя с днем рождения сына, — сказала Крестовская, подняв свой пластиковый «фужер».
— Заранее не поздравляют. Поэтому давай выпьем за…
— За?
— Этот город, что свел меня с тобой!
— Строчка из песни? Только там про Сочи. И про поцелуи.
— За поцелуи тоже выпьем. — И едва Оля сделала глоток шампанского, Олег прижался к ее губам своими.
Они самозабвенно целовались, пока не услышали странный звук: то ли смех, то ли писк. Отстранившись друг от друга, оба повернулись, чтобы увидеть его источник.
— Я узнаю этого парня, — усмехнулась Оля, увидев мартышку в тельняшке. Обезьянка скакала вокруг эффектной дамы в блестящем платье с глубоким декольте и пыталась запрыгнуть к ней на руки.
— Артур, убери животное, — крикнула дама мужчине, который стоял поодаль. Судя по всему, он выгуливал обезьяну. И это был не вчерашний тип с подводками на веках. Другой, вполне адекватный, даже симпатичный.
— Поль, ну тебе трудно погладить его, что ли? — пробасил Артур.
— Может, мне его еще поцеловать? И сколько раз повторять, называй меня Паулиной.
— Хорошо. — Мужчина схватил обезьянку и прижал к груди. Она протестующе верещала до тех пор, пока ей не сунули конфету. — Паулина, ты куда направилась?
— В ресторан. — И указала тонким пальчиком, украшенным массивным авангардным кольцом, на «Приморскую». — Хочу поужинать.
— С мужем?
— С мужем, — фыркнула красавица, и ее переполненные гелем губы заколыхались, как потревоженные медузы. — Я без понятия, где мой драгоценный супруг пропадает целыми днями. Совсем свою Паулину позабыл, позабросил.
— Забот у него много, что поделать.
Тут мартышка, слопавшая угощенье, снова начала вырываться. И Артур торопливо выпалил:
— Ладно, пойдем мы. Что-то Мартин сегодня беспокойный.
— Так от него алкоголем разит. Споите животное, черти.
И, махнув ручкой Артуру и его питомцу, заспешила к гостинице. А Оля с Олегом, обменявшись веселыми взглядами, вернулись к прерванному занятию.
Он снова оседлал скутер, чтобы доехать до цыганской деревни. Оказалось, деревенька называется Малый Ручей. Эдик увидел указатель, когда поднимался в гору.
Добравшись до деревни, он заглушил мотор и огляделся. Все дома как на подбор — крепкие, добротные, покрытые яркой черепицей. Ни одного ветхого жилья. Корнилов слез со скутера и прошелся по главной улице. Она поражала. Дорога, мало того что заасфальтирована, обнесена метровым бордюром, чтобы дети, что носились от дома к дому, не попали под колеса автомобилей. Чуть ли не через каждые пять метров фонарные столбы, под ними урны. А в самом конце улицы огромный особняк за забором в два человеческих роста.
