Оказалось, убить человека не так-то просто. Даже если этот человек и так почти мертв. Даже если для этого нужно всего лишь отключить аппараты, поддерживающие его жизнь. И дело не в том, что этот человек – его бывший друг: эта мумия ничего общего не имеет с Альбертом. И потом, Виталий ведь все равно собирался его убить, как только тот закончит работу. Живого, здорового. Чтобы завладеть его открытием.
Теперь он убивает его просто так. Может, дело в этом? В том, что убийство теперь – это все равно что жечь старые письма перед смертью.
Он долго смотрел на иссохшее, пожелтевшее лицо своего друга и никак не мог решиться сделать то, что было так необходимо сделать. Нужно просто представить, что это не Альберт, а совершенно другой, посторонний человек – безнадежный больной, для которого смерть облегчение. Да ведь так оно и есть. Как легко отключить аппарат, как легко!..
Виталий вдруг отчетливо услышал какой-то шорох у себя за спиной, резко обернулся – и уперся взглядом в искаженное ужасом лицо этого страшного человека. Зеркало! Опять чертово зеркало! Кто повесил его здесь? Зачем? Он никогда не избавится от этого образа. Но чего боится Сальери? То, что собирается сделать Виталий, его совершенно не касается!
Сальери боится смерти. Сальери боится убийства. Как человек, переживший кошмар, боится его повторения. Так пусть проживет свое убийство снова, а его оставит в покое.
Виталий отошел от постели Мартиросяна, зацепившись за повод сделать передышку, вставил диск в дисковод. Легенды лгут. Сальери написал «Реквием» вовсе не для себя, а для того, кого он убил. Виталий только сейчас это понял, когда сам решился убить. Все, что ты делаешь в своей жизни, ты посвящаешь жертве. Вся твоя жизнь посвящается ей, вся твоя смерть. Убийца и жертва связаны неразрывными узами, покрепче кровных, посильнее любовных.
Любовных уз не бывает.
Бывает, еще как бывает. Ему, Виталию, это теперь стало так ясно, как… «Как простая гамма». Ну, хватит! Пора заканчивать. Он – не Сальери, Мартиросян – не Моцарт. Пора…
Какая прекрасная музыка! Какая невыносимо безнадежная музыка… Не встретиться взглядом с зеркалом, пройти, зажмурившись.
Одухотворенное лицо мумии – не смотреть. Просто выключить, как выключают свет.
Но что это? Он ясно слышал звук зуммера. Дверь в преисподнюю приоткрылась. Ну, что ж, значит, пора. Его смерть – его оправдание, он целиком посвящает ее своему любимому, безвременно погибшему другу. Как Сальери посвятил свой «Реквием» Моцарту. Дождаться паузы. И грянуть собственным аккордом выстрела.
Ночь длилась и длилась, и никак не желала заканчиваться. И это было просто невыносимо. Бездомная собака жалобно, с завываниями и всхлипами лаяла во дворе, у соседей сверху громко звучала веселая, жизнерадостная музыка, чуждая этой бесконечно мучительной ночи.
Завтра прилетает Виктор, и начнется необыкновенно прекрасная жизнь, такая, какой Полина не жила еще никогда. Нужно всего лишь прожить эту ночь. Самолет прилетает в одиннадцать, в двенадцать Виктор будет у нее, а сейчас три – осталось каких-нибудь девять часов. Через девять часов закончится их разлука, продлившаяся девять дней.
Не девять дней, а по крайней мере, девять месяцев. Или девять лет. Столько всего произошло за эти полторы недели. Она потеряла Виктора, нашла и потеряла снова, казалось, уже окончательно. А потом был этот страшный звонок – на ее телефоне определился чужой номер, и надежды на то, что Виктор может быть все-таки жив, не осталось. В тот момент Полина была совершенно уверена, что звонят из полиции, чтобы сообщить о его смерти, и долго не решалась ответить, и сразу не узнала его голос, и не могла поверить… И разрыдалась, как дура, и испугалась, что Виктор это заметит, и обвинила его в измене, никакой ревности уже не испытывая, только для того, чтобы скрыть свои глупые слезы. И страшно разозлилась на него, когда он стал зачем-то оправдываться, и… и повела себя, как обычно. Как последняя эгоистка.
Музыка у соседей, наконец, смолкла, собака успокоилась или убежала плакать в другой двор, но ночь так и не сдвинулась с мертвой точки, продолжала длиться и длиться. Полина потрогала стрелки на будильнике – полчетвертого. До встречи осталось восемь с половиной часов.
Она попросит у Виктора прощения, с этого и начнет разговор. И он, конечно, ее простит, потому что Виктор – самый лучший человек на свете, потому что…
Только такая эгоистка, как она, могла столько лет не замечать, что Виктор любит ее. Но теперь она все исправит, попросит прощения, объяснит… И все будет у них хорошо, они никогда больше не расстанутся ни на день, и, если Виктору опять придется куда-нибудь уехать по делам, Полина поедет с ним, не выпустит его руки, отведет от него любые несчастья.
Ночь застыла, замерла, все звуки окончательно смолкли. Так бывает только зимой, когда все засыпано снегом. Полине вдруг вспомнилась первая прогулка после ее болезни. Это было перед Новым годом. Тогда она уже несколько месяцев не выходила из дому и даже представить себе не могла, что когда-нибудь сможет выйти. Виктор в тот вечер засиделся у нее допоздна, уже наступила ночь, а он все не уходил и не уходил. И вдруг неожиданно, но таким тоном, будто говорит о самой обычной вещи, предложил:
– Давай погуляем?
В первый момент Полина на него даже обиделась: как он смел предложить ей то, что для нее навсегда закрыто, неужели он не понимает, что прогулка эта просто невозможна? Но потом согласилась, и все оказалось возможным. Виктор бережно вел ее под руку и ненавязчиво объяснял маршрут. Как мог только он, самый деликатный из всех людей, которых Полина знала. А она к нему всегда так потребительски относилась. Эгоистка, бесчувственная дрянь! К чужим людям, к бездомной собаке, к выброшенному на улицу котенку у нее было больше жалости, сочувствия, чем к самому близкому ей человеку! Поскорей бы уж он приехал, Полина ему объяснит, что никогда, никогда больше не станет так себя вести, что любит его и всегда любила. И не тем ужасным, холодно-отстраненным тоном, каким сказала ему об этом по телефону.
Полина опять потрогала стрелки часов – пятнадцать минут пятого. До встречи осталось чуть меньше восьми часов. Эта ночь – настоящее чистилище, куда попала ее грешная душа за все несправедливые поступки, которые она совершала по отношению к Виктору.
Да если бы не Виктор, она бы, может, и не жила сейчас вовсе. Почему она никогда ему об этом не говорила? Скажет, завтра… Нет, уже сегодня, скажет. Только бы поскорей кончилась ночь.
Взять, что ли, плеер, послушать аудиокнигу, все равно уснуть не получится? Может, хоть книга отвлечет от назойливых мыслей? Полина протянула руку к тумбочке возле кровати, где лежал плеер, но тут же ее отдернула – опять вспомнился тот страшный момент, когда она увидела Виктора. И свой ужас, и ощущение, что все кончилось. Именно тогда она поняла, что без Виктора жить не сможет. Невозможно и незачем. Странно, почему она не понимала этого раньше? Или просто не хотела понимать, отгородившись дружескими отношениями, как неприступной стеной? Или настолько боялась, что может однажды его потерять, предчувствуя неизбежность этой потери, что умышленно создала искусственные дружеские отношения? Или во всем виновата ее болезнь? Она не хотела быть для него обузой? Нет, болезнь ни при чем. Такие отношения между ними возникли задолго до ее слепоты. Такие отношения были между ними всегда. И виновата в этом только Полина.
Ни о какой дружбе с самой первой их встречи и речи не шло, неужели ей было не понятно? Ведь еще тогда, в лифте, повисшем где-то в поднебесье, Виктор ей очень понравился. Не как друг, как мужчина. И она ему тоже понравилась, как женщина, не заметить этого Полина не могла. И заметила, конечно, заметила. Почему же тогда…
Пять. Всего только пять часов. Эта ночь никогда не кончится!
Почему же тогда она столько лет его мучила? Наверное, даже такой терпеливый человек, как Виктор, не мог временами ее не ненавидеть. Сколько раз она высказывала ему идиотскую мысль, что они стали уже почти родственниками, сколько раз называла его братом? Как, должно быть, невыносимо ему было это слышать. Нет, наверное, все-таки он не сможет ее простить.
Ну, и ладно, и пусть не прощает, с притворной обидой подумала Полина, совершенно уверенная, что это невозможно: Виктор не может ее не простить. Эта мысль ее успокоила, и, расслабленно улыбнувшись, она наконец уснула.
Проснулась Полина ровно в восемь, за несколько секунд до звонка будильника. Ударила по кнопке рукой, чтобы не трезвонил напрасно, и отправилась принимать душ. Настроение было прекрасным, ночные сомнения остались в ночи, теперь она чувствовала только радость от предстоящей встречи, до которой осталось всего ничего. А дел было много. Полина решила приготовить в честь приезда Виктора совершенно необыкновенный праздничный обед. Еще вчера вечером, как только он позвонил и сказал, что завтра вылетает, она закупила массу продуктов – в основном мясо и рыбу разных видов – и бутылку французского шардоне. Наскоро позавтракав, Полина приступила к великим приготовлениям.
