Недалеко от нашего подъезда снег заносил иномарку (кажется, это была «Ауди А-8») с сидящим внутри водителем. Он дремал, откинувшись на сиденье. Сиденье было отодвинуто назад, спинка отклонена. Для удобства. Я постучал в водительское окошко. Водитель, пожилой человек в кожаной куртке, из-под которой виднелись воротник кремовой сорочки и толстый узел бордового галстука, чуть опустил стекло:
– Чего тебе?
– Снегом занесет – кто тебя откапывать будет? Дворник?
Он нехотя вылез на природу, прихватив фирменную сметку, и принялся счищать снег с автомобиля.
– Кулибина ждешь?
– Ну.
– Он у нас.
– Понятно. Чего долго?
– У него обморок. Сейчас лежит. У нас доктор как раз оказался. Сделал укол. Сейчас спит твой Кулибин.
– Господи, – сказал водитель, – у него же сына убили.
– Это он успел сообщить.
– Я пойду, приведу его!
– Ни в коем случае. Доктор вколол ему что-то, со снотворным, наверное, два часа не велел будить.
– А откуда я знаю, что ты не врешь, парень? Пойдем, покажи мне его. Увижу, что спит, буду ждать, сколько надо.
Робости в нем не наблюдалось. Предполагая нехорошее, готов был ринуться в незнакомую квартиру. Я подумал, что водитель – не единственная должность, которую он исполнял при Кулибине.
– Вот что. Я сейчас спешу в аптеку за лекарствами. У нас там… еще один больной. Доктора к нему и вызывали.
Я понимал, что это звучит неубедительно. И поэтому не удивился, когда водитель-телохранитель потребовал:
– Покажи рецепты.
Показал. Очки он достал мгновенно: в куртке для них имелся специальный кармашек. Водрузил на нос, внимательно просмотрел рецепты. Вернул их мне.
– Я пойду с тобой, парень.
– Давай.
В наш лазарет мы явились вдвоем. Я отдал лекарства Дюймовочке, и она принялась обрабатывать Валерия: растирания, потом горчичники плюс мед с лимоном. Мы втроем подкреплялись на кухне. Водитель оказался мужиком неразговорчивым. На наши естественные вопросы насчет своего шефа и его несчастного сына только пожимал плечами.
– А кто он, твой шеф: военный, бизнесмен, чиновник?
– Да так, в общем…
Не много.
– «Болтун – находка для шпиона» – это не про тебя сказано.
– Ну.
На кухню заглянула Дюймовочка:
– Проснулся ваш клиент.
Опередив нас с Архипычем, водитель очутился возле своего шефа. Крикнул нам: «Воды!» (я принес) и принялся помогать шефу приводить себя в порядок. Вскоре господин Кулибин был готов для беседы.
– Извините меня, пожалуйста, за причиненное беспокойство, – смущенно сказал он. Сделал еле заметное движение головой, и водитель исчез, аккуратно притворив за собой дверь. – Мы можем продолжить. Больше со мной этого не повторится. Вообще-то я умею держать себя в руках.
– Ну что вы! Есть вещи, которые сильнее нас, – я произнес эту банальную фразу с единственной целью разрядить обстановку. И цели, кажется, достиг. Потому что господин Кулибин как-то решительно причмокнул и заявил:
– Я и так отнял у вас уйму времени. Поэтому теперь сразу возьму быка за рога. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу моего сына.
Мне стало не по себе. Было такое ощущение, что мне предложили прыгнуть вниз головой с десятиметровой вышки. Было, было в юности такое дело. Вода была так далеко, пространство до нее казалось таким гибельным… Одним словом, я попятился тогда и позорно слез с этой чертовой вышки по лестнице. Я и сейчас собрался было попятиться, но Юрий Архипович, невозмутимый наш Юрий Архипович, спокойно достал из папки бланк и протянул Ивану Никитичу.
– Заполните, пожалуйста.
Иван Никитич принялся за работу.
– Здесь не проставлена сумма, – сказал он.
– Шестьдесят тысяч рублей не изменят вашего намерения?
– Нет, конечно.
– Впишите, пожалуйста. Это за исключением расходов, связанных с поездками за пределы Москвы.
– Да-да, в договоре указано.
– Подпишите, пожалуйста. Пока мы с вами будем беседовать, нам изготовят второй экземпляр.
– Хорошо. А скажите, ваш ли… Валерий Янович подключится, когда поправится?
– Конечно.
– Тогда начнем.
Юрий Архипович отнес в другую комнату бланки договоров. У Дюймовочки был вполне пристойный почерк.
Поставив на журнальный столик диктофон, спросил:
– Вы не возражаете?
Кулибин подумал, прежде чем ответить.
– Нет, пожалуйста, я не против.
Отворилась дверь, и из задней комнаты, шатаясь, проследовала в туалет маленькая фигурка в махровом халате и чалме, устроенной из полотенца.
– Он действительно болен, – зафиксировал Кулибин.
– Почему же вы сомневались? – удивился я.
Кулибин махнул рукой.
– А! Я сейчас во всем сомневаюсь!
– Рассказывайте, пожалуйста, – предложил я.
– Если можно, – попросил Юрий Архипович, – два слова о себе.
– Я коммерсант, – начал Иван Никитич. – Я работаю в крупной риэлтерской фирме с солидной репутацией.
Он протянул нам визитные карточки. Там было написано, что И. Н. Кулибин работает в этой фирме генеральным директором.
– Вы просто наемный директор, – уточнил Юрий Архипович, – или являетесь ее совладельцем?
– У меня контрольный пакет акций, – почему-то вздохнул Кулибин.
– Понятно. Дальше, пожалуйста.
Внезапно Иван Никитич заговорил легко, без натуги, без кашля и кряхтения. Словно прорвалась плотина, сдерживавшая речь.
– Я плохо воспитывал своего сына. По правде сказать, я его совсем не воспитывал. Он рос вольно, как трава. У меня абсолютно не было времени. Мы только начинали… У нас не было ни гарантий, ни тыла, ни связей. Только инициатива. И ни с чем не сравнимый коммерческий азарт. Этот коммерческий азарт будет посильней спортивного. Каждый заработанный рубль был как этап в эстафетной гонке. Но в любую минуту мы могли оказаться на нуле или хуже того – в минусе. Мы жили этой работой 24 часа в сутки. Курсы валют, акции строительных компаний, банковская политика, надежность-ненадежность тех или иных банков, вы-платы-невыплаты зарплат в тех или иных регионах, российское и региональное законотворчество, внутренняя и внешняя политика, наконец, собственная безопасность – от всего этого разламывалась голова. В ней не оставалось места ни для чего другого.
– В таком случае воспитанием занимается мать, – резонно заметил Юрий Архипович.
– В том-то и дело, что она была неспособна…
– Слабый характер?
– Нет. Безмерная, какая-то нечеловеческая любовь к сыну. Родительское воспитание состоит из двух частей: уход и собственно воспитание. Все душевные и материальные силы отдавались уходу. На воспитание ресурсов не оставалось. Она не могла сделать ему замечание, не могла ни в чем отказать. Значит, так: лишение себя самого необходимого ради исполнения прихоти сына стало нормой. В особенности после того, как мы расстались.
– Вы расстались по вашей вине? – спросил Юрий Архипович.
– Да, я женился на своей сотруднице.
– На секретарше и – по необходимости? – уточнил Юрий Архипович.
Кулибин поморщился:
– Как вы, право, все упрощенно представляете. Нет, это – бухгалтер нашей фирмы. Теперь – главный бухгалтер. Мы вместе начинали. Это не только моя женщина. Это мой друг и соратник.
Последние слова Иван Никитич произнес с вызовом, и я с тревогой заметил, что он покраснел. Я ринулся на кухню, и через несколько секунд он пил минеральную воду, а я его довольно неуклюже успокаивал:
– Юрий Архипович ни в коем случае не хотел обидеть вашу жену, просто он много лет проработал в милиции, всякого повидал, у него сложились стереотипы…
Я думаю, не столько смысл, сколько дружелюбный тон моих слов успокоил его. И он продолжил.
– У меня было чувство вины перед сыном, чем он и пользовался. Я частенько выручал его изо всяких передряг. Не только деньгами, но и связями… Да ладно, какие теперь счеты!
– Сколько лет было вашему сыну? – спросил я.
– Двадцать восемь.
«Все мы одного примерно возраста – дети перестройки», – подумал я. И спросил Ивана Никитича:
– Фотография сына у вас имеется?
– Да, конечно. Вот последняя. Я сам снимал два месяца назад, в день его рождения.
С этими словами он вынул из внутреннего кармана фотографию и протянул мне.
Снимок был сделан явно цифровой камерой и отпечатан на компьютере, поэтому изображенный на карточке человек выглядел, как живой. Как живой смотрел на меня громила, который месяц назад кошмарил меня на Московской окружной дороге, вымогая деньги, и был вчера убит на глазах незадачливого Юку Тамма.
Слаб, слаб человек, и я слаб в первую очередь, потому что сразу ощутил какое-то мстительное чувство. Недостойное мстительное чувство. Я не мог оторвать взгляда от фотокарточки. Эти пронзительные глаза. Энергичный рот. «Мужик, пятьсот долларов – небольшие деньги. Не упирайся, мужик! Я пока папе не говорю. Папа узнает – выставит тебя на серьезные бабки! Квартиру продашь – это однозначно».
