— Прав я, Сигильдеев? — спросил Перченок, сверля мастера пронзительным взглядом.
— Не… не знаю я ничего…
Тут к нему подскочил командир опергруппы. Схватив его за воротник, он встряхнул огромного Сигильдеева, как мешок картошки.
Невысокий коренастый спецназовец рядом с высоченным мастером ничуть не выглядел недомерком. Во всяком случае, не казался таковым Сигильдееву.
Командир еще раз встряхнул мастера и прошипел с ненавистью:
— Не знаешь, да? А ты знаешь, гонобобель недодавленный, что мы сегодня из-за тебя своего боевого товарища потеряли? Ты видишь, крыса помойная, что нас сейчас на одного меньше стало, чем когда мы сюда прибыли? А все из-за тебя, сучок липовый! Слышал взрыв? Этим взрывом нашего друга Костю Рябинникова на куски разорвало, потому что ты, тварь подзаборная, молчать вздумал! Так что мы с ребятами тебя сейчас тоже на куски порвем и скажем, что ты нам оказал ожесточенное вооруженное сопротивление!
Командир обернулся к своим бойцам и рявкнул:
— Мочи его, братва! Мочи его за Костю Рябинникова!
— Не надо! — заверещал Сигильдеев. — Не надо меня убивать! Я все скажу! Все, что захотите!
— Скажешь? — Командир еще раз встряхнул мастера так, что у того клацнули зубы.
— Скажу, скажу, все скажу!
— Ну, так говори! — Командир подтолкнул Сигильдеева к Перченку и проговорил, отдуваясь: — Учись, капитан! Он твой!
Перченок встал перед Сигильдеевым, оглядел его с головы до ног и спросил:
— Итак, Сигильдеев, кто был тот человек, которому вы давали автомобильные номера?
— Н-не знаю… — проблеял Сигильдеев.
Командир опергруппы шагнул к нему, мастер отшатнулся и испуганно вскрикнул:
— Но я правда не знаю! Он мне паспорт не показывал!
— Паспорт он, может, и не показывал, — проговорил Перченок, — но вот, к примеру, если бы я к вам в мастерскую пришел и попросил номера… напрокат, вы бы их мне дали?
— Вам — нет, — не задумываясь, ответил Сигильдеев, — вам бы ни за что не дал, вы — мент.
— Ну да, я, допустим, мент, — согласился капитан. — А если бы другой незнакомый человек вот так с улицы зашел и попросил номера — неужели бы дали?
— Незнакомому бы не дал, — нехотя признал Сигильдеев.
— Ага, вот мы и пришли. Значит, если вы тому человеку дали номера — вы его знали. Или вас с ним кто-то познакомил. Так вот я и хочу от вас услышать, кто вас с ним познакомил.
Сигильдеев растерянно молчал, и тут командир опергруппы грозно надвинулся на него и прорычал:
— Говори, гонобобель! Говори, а то мы с ребятами тебя…
Договорить он не успел. Сигильдеев испуганно отшатнулся от спецназовца и выпалил:
— Катька-Полстакана! Это она его ко мне привела!
— Что еще за полстакана? — недоверчиво переспросил командир. — Что, всего с полстакана тебя так развезло, что ты дал эти номера незнакомому человеку?
— Да нет, это кличка такая! Есть такая личность, — удовлетворенно проговорил Перченок. — Личность, широко известная в узких кругах… Ну, Сигильдеев, если ты соврал — смотри у меня!
В это время в дверях мастерской, немного прихрамывая, появился Рябинников.
— Что, командир, мне уже можно возвращаться?
— Можно, можно! — разрешил его шеф. — Мы из этого гонобобеля уже выжали все, что можно.
Сигильдеев уставился на живого Рябинникова, удивленно открыв рот.
Простившись со спецназовцами, капитан Перченок отправился в некое заведение под названием «Тихая гавань», гораздо более известное среди местной шантрапы, как Катькин подвальчик.
Именно в этом подвальчике хозяйничала та самая Катька-Полстакана, которую упомянул Сигильдеев.
Михаил Михайлович Глотов, больше известный в узких кругах торговцев антиквариатом как Бармаглот, закрыл свой кабинет, вышел в коридор и прислушался. Из мастерской доносилось какое-то невнятное пение — это Павел, мастер на все руки, как всегда, напевал за работой арии из оперетт.
Прежде чем уйти, Бармаглот заглянул в мастерскую.
Маленький, похожий на паука человек, склонившись над столом, шлифовал камень. На коленях у него, как обычно, сидел черный кот с изумрудными глазами.
— Павлик, как дела? — окликнул Бармаглот мастера.
— Ты что, не видишь — я работаю! — ответил тот, не оборачиваясь. — Сам-то домой пойдешь, чаи распивать перед телевизором, а нам с Чипом придется тут до полуночи сидеть!
— Ну, работай, работай! — усмехнулся Бармаглот. — Успеешь к сроку — получишь хорошую премию!
— Премию… — недовольно повторил Павел. — Хоть бы не мешал! И так мало времени!
— Ухожу, ухожу! — Дверь за Бармаглотом захлопнулась, Павел облегченно вздохнул и снова запел:
— Без женщин жить нельзя на свете, нет…
Жизнерадостная мелодия звучала в его исполнении как-то уныло и жалостно. Кот у него на коленях шевельнулся и улегся поудобнее.
И тут дверь снова с негромким скрипом открылась.
— Забыл, что ли, что-то? — проворчал мастер.
— Кое-что забыл, — раздался у него за спиной незнакомый голос, ничуть не похожий на голос Бармаглота.
Мастер оторвался от своей работы, повернулся и увидел в дверях мастерской незнакомого человека.
Это был мужчина среднего роста, среднего возраста, с короткими светлыми волосами. Глаза его были спрятаны за стеклами темных очков — совершенно лишних в темном царстве Бармаглота.
— Вы кто такой? Вы как сюда попали? — испуганно пролепетал мастер. — Я охрану позову…
Кот спросонья вскочил, вонзив ему в колени все когти, и зашипел громко.
— Зови, милый, зови! — ласково проговорил незнакомец.
И Павел отчего-то сразу понял, что звать охрану бесполезно, что никто к нему на помощь не придет, никто его не услышит, и рассчитывать можно только на себя.
— Что вам нужно? — робким, дрожащим голосом спросил мастер. — Здесь нет ничего ценного…
— Это я знаю, милый! — прозвучал такой же ласковый ответ. — Знаю, что здесь одно барахло…
— Тогда чего же вы хотите?
— Ты ведь, милый, как раз сейчас делаешь красивый фальшивый камешек для своего хозяина, Бармаглота Михалыча?
— Что велели — то и делаю… — пролепетал Павел.
— Это правильный подход к делу, — одобрил незнакомец, — очень правильный. Так и нужно поступать перед теми, кто сильнее. Так вот, учти, Павлик, — я сильнее тебя. Гораздо сильнее. И сильнее твоего хозяина. Ты мне веришь?
— Верю, — испуганно кивнул Павел — и действительно в ту же секунду поверил, что этот человек с ласковым голосом куда сильнее Бармаглота. И куда опаснее.
— Так вот, — голос стал не таким ласковым, — ты сделаешь к завтрашнему дню еще один такой же камешек. Один для Бармаглота, второй для меня…
— Но я и так делаю два! Бармаглот… хозяин велел мне сделать два камня… Больше мне не успеть…
— Два, говоришь? — переспросил незнакомец. — Ах, Бармаглот, ах, хитрец! Надо же — два! Ну, ничего, где два, там и три…
— Три мне не успеть…
— Успеешь, милый, успеешь! — Голос незнакомца снова стал ласковым до приторности. — Ты очень поторопишься. Ночку посидишь… А иначе… иначе знаешь, что будет?
Незнакомец полез рукой во внутренний карман своей светлой куртки, достал оттуда несколько фотографий и бросил их стопкой на стол перед мастером.
Павел взглянул на эти фотографии… и пол мастерской качнулся под его ногами, как палуба корабля в шторм. Так, что он с трудом сумел удержаться на ногах.
На этих фотографиях была Леночка.
Единственное дорогое Павлу существо. Его дочь.
Леночка родилась недоношенной, в детстве много болела, росла с заметным отставанием в развитии и так никогда и не выправилась. В свои восемнадцать лет она разговаривала, как пятилетний ребенок, кое-как могла управляться по дому, но школу окончить не смогла, не смогла даже научиться читать. При виде книжной страницы на лице у нее возникал самый настоящий ужас, и она начинала плакать, тихо и жалобно, как бездомный котенок.
Зато когда Павел возвращался с работы, Леночка встречала его с такой радостью, что он забывал все неприятности.
Когда Леночке исполнилось десять лет, жена Павла ушла к пожилому стоматологу, сказав, что с нее хватит самопожертвования и она больше так не может, что жизнь у нее одна, и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно каждую минуту. Стоматолог окружил жену заботой и вниманием, дарил ценные подарки и купил дом за городом, где бывшая жена Павла выращивала чайно-гибридные розы.
А Павел остался вдвоем с Леночкой.
Больше у него никого не было — и больше никто ему не был нужен. Они вместе смотрели старые мультфильмы и читали детские книжки, завтракали по утрам исключительно бутербродами, поскольку Леночка терпеть не могла кашу, вечерами играли в шашки, Леночка больше любила поддавки.
Когда выпадали редкие выходные, Павел возил Леночку за город. Она любила лес, разговаривала с птичками и белками, а осенью, когда попадались грибы, радости ее не было предела.
