– Значит, все-таки было дело? Продолжай!..
– Да нечего продолжать. Не знаю я, как это все происходило. Может, как ацтеки или майя, из живых людей сердце вырывали или кожу сдирали. Не знаю! – повысил голос очкарик. – Да и что нам это дает? Не все ли равно, каким способом они такое делали?!
– В принципе, все равно, – сказал Антон и почувствовал, что Серега близок к истерике.
«Пускай несет, что ему угодно, немного отвлечется, – подумал он. – Лишь бы нюни не распускал. Никакой новой информации я, похоже, от него не получу. Он больше точно ничего об этом не знает. Дальше самому додумывать придется».
– Так что там эти твои чжурчжени? – Антон поспешил увести разговор в сторону. – Вас бы с Игорьком свести. Вы бы нам тут целый дискуссионный клуб устроили.
– Да это вообще уникальный народ был, – поразительно легко переключившись, начал увлеченно рассказывать Серега. – Вовсе не китайцы, а они, чжурчжени, первыми бумагу изготовили. Порох, фарфор, сплавы. Даже снаряды зажигательные у них были – прообраз реактивных. У них же там, где сейчас Уссурийск находится, настоящий металлургический комбинат стоял. Ей-богу, не вру! Представляете? Это в начале двенадцатого века! А знаете, какая у них численность населения была? Больше пятидесяти миллионов! Впечатляет?
– А почему же тогда о них до сих пор ничего толком не известно? Только узкий круг специалистов в чем-то разбирается?
– Да они же просто никуда не вписываются. Для того чтобы их в полной мере признать, официальной науке надо все историческое здание разрушить до основания. Да кто же на такое пойдет? Кому оно нужно? Это же труд гигантский. Вот и дергают из них по кускам, если без этого уже нельзя, а по большому счету ни у кого до этого народа руки не доходят. У них же и наука была развита. Например, та же астрономия. Они уже тогда, еще до Коперника, прекрасно знали, что Земля не на китах или слонах каких-то там стоит, а вокруг Солнца обращается. Им известно было, что она не плоская, а шарообразная! В это время в Европе за такую ересь вольнодумцев пачками на кострах сжигали. Да что там говорить, у них даже университеты были, средние и, конечно, начальные учебные заведения. Не только знать, но и немалое количество простолюдинов были грамотными, читать и писать умели. А ремесла, а культура? Одних известных поэтов – больше трехсот человек! Но что вообще полный восторг вызывает, так это их исключительная толерантность! Они же ни одному порабощенному народу ничего силой не навязывали: ни своих верований, ни обычаев. Ничего! Только общие для всех государственные законы, а дальше – вороти, что хочешь. Полная автономия. Представляете?..
Антон перестал слушать. Вся эта дальнейшая Серегина болтовня была ему в данный момент совершенно не интересна.
«Если мы правильно угадали, завтра все это и случится, – погрузился он в свои размышления. – Скорее всего, когда стемнеет. А может, и днем. Да черт его знает. Значит, у нас еще – сутки в запасе. Наверное, так. Горы? А где они у нас? До ближайшей сопки километра полтора. Вот та как раз, с покатой лысой вершиной.
Их трое. Они легко могут всех нас скопом туда перегнать. Да так, скорее всего, и будет. – Он дошел до этой мысли и вдруг его моментально бросило в пот. – А почему я решил, что это завтра приключится? Восьмое же… уже сегодня. Начнется после полуночи!»
От нового прозрения на душе у Антона совсем тошно стало. Руки-ноги затряслись, в затылке паскудно заломило.
«Что же можно еще придумать? Что?» – лихорадочно размышлял Антон, но голова упорно отказывалась работать.
Он саданул кулаком в стену, скривился от боли, слизнул с разбитых костяшек капельку крови и приказал себе:
«Соображай, парень! Напряги мозги. Никто за тебя этого не сделает.
Так. Поведут они нас туда гуськом по одной тропинке. Кто-то один из вертухаев впереди пойдет, а двое – сзади. Может, и наоборот, но это не столь существенно. А если сразу всем шестерым одновременно в разные стороны по кустам сыпануть? Вполне возможно, что кому-то из нас тогда и удалось бы убежать. Это уже неплохо. Они же, уродцы, не смогут за всеми нами вдогонку ринуться. Их же всего трое, а нас шестеро? Кого-то обязательно на какое-то время из поля зрения выпустят. Только в этом случае необходимо всех заранее предупредить, чтобы наготове были, ждали моей команды. Как вариант оставим.
Хотя нет, не выйдет. С одной стороны отвесная скала, как минимум крутой склон, с другой – обрыв. Да и Чеботарь, понятное дело, на одной ноге далеко не ускачет. Игорек тоже до сих пор в ступоре. Он может даже и не въехать, что от него потребуется. Да и я бы на месте этих бандюганов такую проблемку элементарно разрешил. Достаточно всех связать одной веревкой. Тогда никаких заморочек с этим не предвидится.
Так, что еще?..
Оружие я у них вырвать не смогу. Руки обязательно свяжут. Да и столкнуть кого-нибудь из этих скотов в пропасть тоже не получится. Они меня, естественно, в самую середину поставят как потенциального строптивца. Горьким опытом уже научены. Во второй раз по дури не подставятся.
Ну, тогда больше ничего не остается. Вряд ли я сейчас что-то путное придумаю. Придется положиться на провидение, надеяться на какой-то непредвиденный счастливый случай. Надо постоянно быть настороже и терпеливо ждать удобного момента. Да надеяться на чудо».
Сергей по-прежнему трещал без умолку. Антону казалось, что он сознательно ищет спасения от подступающих черных мыслей в своей нескончаемой отвлеченной трепотне.
«Увлеченный малый, – с невольным уважением подумал о нем Антон. – Не питекантроп с одной извилиной, как те же Авдей с Валерьянычем. Ему, похоже, все на свете интересно. Чем-то они с Игорьком похожи. Только этот малость с гнильцой. Да оно и не удивительно. Он ведь немало пообщался с жадной до денег ватажкой. Ну и, конечно, в отличие от Ингтонки, парниша этот слишком жидкий. Пальцем проткнешь. Может быть, без отца рос? Или таким и уродился? Откуда-то из предыдущих поколений все это к нему тянется. Теперь мужичку до конца своей жизни маяться. Ничего уже его и никогда не изменит.
А тут еще и Одака. Эх, девочка, зачем же у нас тобой все так завязалось? Странные все же существа эти бабы. У них от всех бед одно лекарство. Мужик опущенный, если он, конечно, не отстойная голубятина, к этому делу, наверное, не меньше года стойкое отвращение испытывал бы. А им хоть бы хны. Тут же клин клином вышибают. Понять ее, естественно, не трудно. Вконец дошла девчонка в этой мрачной кутерьме. Совсем же еще ребенок. Чуть больше двадцати. Вот и бросилась ко мне на грудь, чтобы хоть немножко душу отогреть. Хоть на миг заслониться от страшной реальности».
– Так что еще неизвестно, где наша цивилизация раньше в рост пошла, у них там, в Европе, или у нас – на Дальнем Востоке? Это еще вилами по воде писано, – с напором вещал в это время очкарик и замолчал наконец-то, переводя дух.
– Вот что, Сережа, – непроизвольно заполняя паузу, в задумчивости произнес Антон. – Напрасно ты считаешь, что из-за твоей досадной промашки тебя Молчун сюда определил. Вовсе не в этом дело. Ты же шестой, понимаешь? Последний, необходимый для комплекта. Гарантию даю, что еще до выезда из поселка твой кореш Валерьяныч об этом знал, по меньшей мере догадывался. Как я понял, если не считать моего талисмана, в этот раз вы Молчуну ничего особо ценного не везли? Так ведь? Признайся!
– В общем-то, да. Сплошная мелочовка. Пара подвесок медных, кулон, десяток монет. И то не раритеты, а так, фиговины. У нас в последний раз натуральный облом вышел. Одни черепки, зато целыми грудами.
– А потому, естественно, не было у вас никакого особого резона вдвоем к нему мотаться. Мог ведь Валерьяныч всю эту мелочь и самостоятельно к Молчуну отвести, да?
– Мог, конечно.
– А чем тогда он тебя заманивал?
– Говорил, будто моя консультация все равно требовалась.
– Теперь ты и сам все понимаешь. Я даже с легкостью могу предположить, что он тебя сюда специально по заказу чухонца доставил. Ему же как раз одной жертвы и не хватало. Вот такие пироги, парень. Так что ты в нашей лодчонке сидишь просто по определению. На их снисходительность можешь даже не рассчитывать. Это в принципе невозможно.
Серега долго не откликался, усиленно переваривал сказанное. Когда он наконец открыл рот, то приятно удивил Антона.
Голос его больше не дрожал, звучал ровно и достаточно твердо:
– Да. Теперь я хорошо припоминаю, что эта сволочь уж слишком сильно на меня давила, настаивала на моем непременном присутствии при этой сдаче. Хотя в этом и не было совершенно никакой насущной необходимости. С таким отстоем он и сам, в одиночку, не один раз к Молчуну мотался и сдавал всегда без всяких консультаций. Чего там голову ломать из-за грошей?.. Говори, Антон. Я все сделаю. И прости меня, пожалуйста, за такое свинство, если еще можешь, конечно. Больше такого не повторится. Я тебе обещаю.
– Вот! Теперь мужика слышу! – подключился Чеботарь.