меня избавил от необходимости тебя будить.
Он сел, потер ноющую шею.
– Господи, как же я мог забыть, что за орудие пытки эта лежанка?
– Не торопись, солдат. Ужин через час, дети – твои и мой – на улице с собакой. Джо спорит с мамой за власть над грилем.
– А что на ужин? – Он встал, повел плечами, стараясь выпрямить спину.
– В честь твоего приезда – стейк, печеная картошка, жареная кукуруза с овощами, томатами и моцареллой и вишневый пирог.
– Вот это чертовски правильно. – Он улыбнулся: – Привет!
– Привет. – Она обняла его и дала ему бокал. – Давай малость пройдемся. Разгони кровь и чуть приди в себя, пока не началось семейное сборище.
– Я вообще не думал так свалиться, бросив ребятишек на маму.
– Она на седьмом небе, и они тоже. Все отлично, Райлан.
– Надеюсь. – Они вышли на улицу, и Райлан остановился окинуть взглядом место, где вырос. Что-то, конечно, изменилось, но не очень многое, и по-прежнему то же ощущение, что здесь легко. – Как приятно оказаться дома. Не был уверен, что будет так хорошо. А как твой бизнес?
– Тоже ничего. Мне он нравится, а я не была уверена, что будет так хорошо. Правда нам повезло?
– Мама постаралась.
Они шли мимо кустов гортензии, тяжелых от массивных розовых лепестков.
– Я слыхала, ты пускаешь корни на Маунтин-Лорел-Лейн?
– Я еще даже дома этого не видел. И никакого еще.
– Дом симпатичный – по крайней мере, снаружи. Пол Уикер – он был твой одноклассник.
– Байкер, отморозок.
– А это его старший брат, Марк. Подрядчик. Купил дом для перепродажи. А Пол – совсем уже не такой отморозок – у него работает. Но про твоих ближайших соседей я тебе могу рассказать.
Они поднырнули под ветви старого клена у стены дома.
– Это просто ужас. Монро пишет песни, а Тиша – бизнес-менеджер у Эдриен Риццо. Их сын Финеас Коллину лучший друг, так что я их хорошо знаю.
– Может, я завтра тогда позвоню бывшему отморозку Полу, брату подрядчика.
Майя чокнулась с ним и выпила глоток.
– А почему не сейчас?
Райлан слышал, как играют его дети на заднем дворе, где он когда-то сражался с суперзлодеями, стрелял по обручам, косил траву. Может быть, один телефонный звонок поможет ему дать им такой же.
– Можно.
Новый Орлеан, Луизиана
В переулке парило – горшок с варевом на медленном огне, – хотя было два часа ночи. Вонял раскаленный за день мусоросборник. Но она всегда выходила из бара последней, и всегда через эту дверь в переулок.
Дура, просто дура, хоть и образованная – диплом по бизнес-менеджменту и еще один по гостиничному бизнесу. Но она думала, что раз держит форму, раз у нее с собой электрошокер да еще и нож в нарушение законов, то как-то справится.
А вот сегодня – нет. И уже никогда ни с чем не справится.
Очередная шлюха, дважды разведенная. Так много о себе воображает, что бар назвала своим именем – «У Стеллы». Стелла Кленси. И она уже выпила свой последний стакан.
Надо было просто ждать, потея под одноразовым черным комбинезоном, ждать, пока она выйдет из дверей, запрет и двинется к себе домой за полквартала отсюда.
Не суждено ей туда дойти. Она сейчас сдохнет в переулочной вони, как давно заслужила.
Вышла она около трех, крашеные шлюшьи волосы стрижены коротко, из-под них виднеется татуировка сзади на шее.
Вот туда и пришелся первый удар трубы.
Она рухнула как дерево – крепко сложенная женщина в облегающем топе и шортах, едва прикрывающих срам.
Шлюха.
Упала без звука.
Фонтаном крови раскололся под трубой череп. Снова и снова била труба, круша кости, хотя эта уже и не дышала.
Ах, как хорошо! Слишком даже хорошо.
Возьми себя в руки, остынь. Дело сделано.
Возьми с нее часы, возьми это уродливое кольцо, эту дешевку-сумку.
Улыбнись, сучка. Снимаю.
Сувениры убрать, окровавленный комбинезон к черту. В пакет вместе с трубой.
И пакет в Миссисипи.
Теперь найди где-нибудь бар, выпей. Возьми себе «Харрикейн», как и положено туристу. И снова в путь.
Пес разбудил Райлана рано. Скрипя суставами, Райлан слез с раскладушки, прикинув, что она состарила его лет на тридцать. Натянул спортивные шорты, выпустил любопытствующего Джаспера на кухню, взял из холодильника колу и открыл заднюю дверь.
Джаспер вылетел ракетой. В утренней дымке Райлан прислонился к дверному косяку, глядя, как Джаспер обнюхивает двор, выбирая место для выполнения своего утреннего долга.
Джаспер, пес рассудительный и почему-то стесняющийся испражняться при всех, вышел за изгородь и скрылся за кустом сирени. Райлан, привычный к его обычаю, ждал в тишине, так непохожей на утреннюю суматоху Бруклина.
Он правильно поступил. Если у него и были сомнения насчет переезда, они растаяли накануне, за старым – недавно окрашенным в синее – столом для пикников, где дети пировали и тарахтели как заправленные кокаином сороки, а Джо с его ленноновскими очочками и бейсбольной кепочкой подбрасывал Коллина на коленях, не обращая внимания на его вымазанные соусом руки и лицо.
А сестра вела радостный разговор о моде с Марией. И мама на все это смотрела так, будто он, Райлан, вернул ей ее мир.
Он накормил собаку, сделал кофе, чтобы не оставлять это на маму, потом пошел в душ и там кое-как разработал затекшие суставы.
Напомнил себе побриться. Разглядывая себя в зеркале, подумал, не пойти ли на страшный риск – подстричься у неизвестного парикмахера.
Но это пока еще можно отложить.
Когда Райлан оделся и вышел, Джен уже пила кофе за кухонным столом, а Джаспер растянулся у ее ног.
– Проснуться к готовому кофе – это подарок.
Райлан обошел стол, обнял мать сзади за плечи.
– Дети еще спят?
– Мы их хорошо измотали. Завтракать будешь?
– Я вчера наелся на два дня вперед.
– Тебе бы еще несколько фунтов набрать, мистер Тощий.
Наверное, стоит, подумал Райлан. Частично он вернул то, что потерял за первый год после смерти Лорили, но в свой боевой вес еще не пришел.
– С твоей кухней, если не буду настороже, не одну пару наберу. Ты бы запостила свое рабочее расписание, как когда-то делала, и могли бы готовить по очереди. Я это научился делать куда лучше, чем раньше.
– Хуже было бы трудно.
– Ой.
– Яично-хлебные лепешки. Жареный сыр фламбе.
– Ранние экспериментальные работы.
– Поскольку дети у тебя явно здоровы и сыты, я тебе на слово поверю, что в твоем творчестве начался новый период.
– Ты удивишься. – Он поцеловал ее в макушку. – Сейчас разбужу этих лентяев и заставлю шевелиться,
