Смотрительница в углу зала начала проявлять беспокойство.
Женя догадалась, что той нужно отлучиться по естественной надобности, но она не решается уйти, оставив Женю наедине с бесценной коллекцией.
Тогда Женя решительно направилась к выходу из зала.
Однако, подойдя к дверям, она притормозила и бросила взгляд на старушку в синем пиджаке.
Отсюда, от двери, ее не было видно – Женю загораживали большие напольные часы в виде лондонского Биг-Бена.
Воспользовавшись этим, девушка скользнула за открытую створку дверей и замерла там.
Прошло чуть больше минуты, и мимо прошелестели шаги смотрительницы – решив, что единственная посетительница покинула зал, она отправилась в туалет.
Едва шаги удалились и затихли, Женя выскользнула из своего укрытия и метнулась к часам в виде кровожадной богини.
Подбежав к часам, она тут же попыталась вставить свой заветный ключик в отверстие в центре циферблата.
Но ключ не вошел в это отверстие.
Женя так была уверена в успехе, так рассчитывала на удачу, что в первый момент просто не поверила себе.
Она снова попыталась вставить ключ, на этот раз повернув его вверх бородкой, – но он никак не желал попадать в отверстие. Приходилось признать очевидное – ключ не подходил.
Что за черт?
Неужели это не те часы?
Но ведь все указывает на них… ключ был спрятан в тайнике одного из шкафчиков, записка в другом…
Если это – не те часы, на которые указывала шифрованная записка, то остается только покинуть музей, сдаться. Ведь проверить все часы в этой коллекции нереально, особенно учитывая, что у Жени совсем мало времени, скоро бдительная старушка вернется на свое место.
Тут в голову Жене пришла еще одна огорчительная мысль.
Ее ключ и не может подходить к этому отверстию. И ни к одному из видимых отверстий в других часах. Почему? Да потому, что ко всем этим часам есть заводные ключи.
Судя по тому, что все эти часы ходят и даже бьют (да еще как бьют!), их периодически заводят, и ничего особенного при этом не происходит. Никакой тайник не открывается.
Женя закусила губу, отступила на шаг от кровожадной богини.
Машинальным жестом она поправила волосы.
При этом прядь волос зацепилась за сережку.
Так случалось довольно часто, один раз Женя даже потеряла сережку, было очень обидно.
Чтобы это не повторилось, она осторожно отцепила сережку от волос и поправила ее.
И при этом по вполне понятной ассоциации Женя взглянула на ухо Кали.
У богини не было серег, зато… зато в правом ухе было небольшое круглое отверстие.
Интересно… в левом никакого отверстия не было.
А что, если это оно, то самое отверстие?
Женя оглянулась на дверь, вернулась к часам и вставила свой ключик в ухо богини.
И – о чудо! – ключик идеально подошел.
Женя повернула его – и тут же послышался негромкий мелодичный звук и кровожадная богиня Кали сдвинулась со своего постамента, с груды мертвых тел.
Под ней обнаружилось довольно большое квадратное углубление.
Женя запустила в него руку – и нащупала толстую тетрадь в плотном переплете.
Она вытащила тетрадь, взглянула на нее.
Тетрадь в черном коленкоровом переплете, с пожелтевшими от времени страницами.
Тетрадь раскрылась на случайном месте, ближе к концу. Женя увидела, что страница исписана летящим наклонным почерком, выцветшими бледно-лиловыми чернилами.
Текст был английский.
К счастью, на этом языке Женя читала свободно.
Она сразу же прочла первые строки:
18 апреля 1864 года.
Вот уже десятый день мы идем из Джайпура в столицу раджи Вашьяруни…
Впрочем, сейчас было не время и не место читать этот дневник – в любую минуту могла вернуться смотрительница.
Женя на всякий случай еще раз запустила руку в тайник – и не зря: она нащупала там ключ.
Этот ключ был как две капли воды похож на ключ из индийского шкафчика, тот ключ, которым она только что открыла тайник в часах, только в несколько раз больше.
Реставратор Комаровский сразу же определил, что маленький ключик – от часов. Логично предположить, что этот ключ тоже от часов, только от каких-то огромных… ни одни часы в этой потрясающей коллекции не подойдут к такому большому ключу! Это должны быть какие-нибудь башенные часы.
В соседнем зале послышались приближающиеся шаги.
Женя поспешно спрятала коленкоровую тетрадь и ключ в свою сумку, затем повернула богиню Кали, поставив ее на место и закрыв тайник.
В зал вошла старушка смотрительница.
Когда она увидела Женю, лицо ее вытянулось: выходит, она ушла, оставив в зале посетителя!
Она хотела было что-то сказать Жене, но, должно быть, сообразила, что сама грубо нарушила инструкцию и лучше не поднимать шум. Тем более что ничего плохого не произошло, девушка выглядит вполне прилично и явно не совершила за несколько минут ничего противозаконного.
Поэтому старушка промолчала и вернулась на свое место.
Женя еще раз осмотрела часы с богиней и направилась восвояси, решив, что больше ничего здесь не найдет и не узнает.
Выйдя на улицу, она еще раз обернулась, чтобы напоследок взглянуть на дворец фон Палена.
Перед входом во дворец толпилась очередь любителей бразильского искусства.
А наверху, над входом, красовалась остроконечная башня, в центре которой были большие круглые часы.
В свою квартиру Женя вошла со странным чувством.
Обычно, закрыв за собой дверь, она ощущала уют и безопасность, чувствовала себя дома. Это чувство дома дало трещину в тот день, когда у нее поселилась Кристина. Какой уж тут уют, когда по квартире расхаживает эта шумная, беспардонная девица, когда всюду валяются ее безвкусные шмотки!
Но сейчас ни безопасности, ни уюта Женя не чувствовала. Здесь, у себя в квартире, она испытывала тревогу и беспокойство.
Она попыталась понять, с чем это связано, – и тут же осознала: все дело в том, что капитан Шерстоухов сказал ей, что Душитель, убийца с шелковым платком, остался жив, не погиб в огне. И он не успокоится, пока не найдет и не убьет ее. Днем она отгоняла от себя эту мысль, а теперь, вечером, ей было очень страшно. Перед глазами встало лицо Душителя, эти его янтарные глаза, светящиеся, как у леопарда… Ужас…
И еще – ключ! У нее в сумочке лежит ключ от какой-то тайны. Ключ, который нужен Душителю, ради которого он уже убивал и, не задумываясь, убьет снова…
Поэтому, войдя в квартиру и заперев дверь на все замки, Женя спрятала этот ключ в самое надежное место, которое смогла придумать.
Только после этого она заварила себе крепкого чаю, сделала большой бутерброд с сыром и зеленью и достала из сумки тетрадку в черном коленкоровом переплете.
Тетрадку, которая должна была открыть ей тайну.
С чашкой чая и тетрадкой Женя сунулась было в большую комнату, но там все было завалено вещами Кристины, там настолько сильно ощущалось ее присутствие, что Женя развернулась и прошла в маленькую комнату, в единственное место, которое не обжила Кристина. Ох, руки не доходят разобрать жуткие шмотки, да и выбросить, что ли…
Устроившись с ногами на раскладушке, Женя отпила большой глоток и раскрыла черную тетрадь.
18 апреля 1864 года.
Вот уже десятый день мы идем из Джайпура в столицу раджи Вашьяруни…
Торопливый летящий почерк, выцветшие от времени чернила, удивительные приключения…
Время летело незаметно.
Перевернув очередную страницу, Женя увидела, что дальше записи делал другой человек. Почерк стал аккуратнее и старательнее, без торопливого наклона, без оборванных, резких росчерков.
И неудивительно – эти записи делали не на коротком привале в индийских джунглях, среди бесчисленных опасностей, а в тишине и покое петербургского особняка.
Женя поставила чашку на подоконник и продолжила чтение.
Меня зовут Анна Чезвик. Я родилась в Йорке, матушка моя умерла, рожая меня, своего первого ребенка. Мы жили вдвоем с отцом очень уединенно.
Отец был странным человеком, я поняла это довольно рано. Он почти не общался с соседями, у него не было друзей. Говорили, что в молодости он подавал большие надежды в области науки, но при мне он наукой не занимался. Жили мы небогато, у нас была всего одна служанка – старая глуховатая Элис.
С годами отец стал совсем плох. Он часами сидел в кресле перед камином, глядя на огонь; кто знает, что он там видел. Он мог молчать целыми днями, мне с трудом удавалось пробиться к нему с каким-нибудь пустяковым вопросом. В таких случаях он смотрел на меня, словно не понимая, кто я, кто он и что он тут делает, и порой мне казалось, что душа его не здесь, в Йорке, а осталась в таинственной и жаркой Индии.
Отец никогда не рассказывал мне подробно о своем путешествии.
Однако перед смертью он передал мне этот дневник. Из него я узнала о невероятных приключениях, которые ему довелось пережить в молодости. Поначалу я не поверила в правдивость этого рассказа, но тогда отец показал мне священное ожерелье, которое он хранил всю свою жизнь.
