церковью.
Двор был исхожен людьми, снег примят до состояния ледяных тропинок. По одной из них он и пошёл, рассматривая происходящее вокруг него. Двое молодых людей несли из главного здания в сторону церкви поломанные деревянные стулья. По дороге их встретил батюшка, настоятель больничного храма. Совсем молодой парень высокий и худой. Он когда-то крестил детей доктора.
Направив парней в нужном направлении, батюшка пошёл по тропинке в сторону доктора, он нёс в руках бутылку с водой и бумажный свёрток. Они встретились. Его светлые глаза сейчас были почти как снег, совсем белыми и холодными.
– Добрый день, батюшка, – сказал доктор.
Настоятель в ответ кивнул головой.
– Живой.
Доктор тоже кивнул головой.
– Иду на работу.
– Да. У нас в храме печка, мы топим, детей водят к нам греться из детского отделения.
Он замолчал. Смотрел на доктора.
– Это хорошо, что печка есть, – сказал доктор.
– Водят тех, кто выжил, – продолжил батюшка, – воду и немного еды ношу туда, – он кивнул в сторону хозяйственного задания, одноэтажного с красной крышей. – Там прихожанин сторожит выход.
– Выход из чего? – уточнил доктор.
– Там убежище на тысячу человек, тогда, – он округлил глаза, – его открыли и запустили человек тридцать, не больше, они там, у них еда, тепло, вода и жизнь.
Доктор молча смотрел на батюшку.
– Прихожанин дал обет, что, когда они откроют выход, он их убьёт. Всех. Я его кормлю.
Доктор молча смотрел на батюшку, он понимал и прихожанина, и самого пастыря, но ничего сказать не мог и не хотел.
– Надо идти. Скоро приведут детей на замену, тем, кто прогрелся. Тех, кто выжил приведут.
– А я на работу иду, – снова сказал доктор.
– С богом, – он перекрестил доктора убрав под левую руку бутылку с водой. Повернулся и пошёл кормить прихожанина.
– Может, дать ему автомат? – вдруг крикнул доктор в спину батюшке.
– Не надо, у нас есть, и патроны есть, – не оборачиваясь ответил батюшка.
Доктор продолжал смотреть на спину батюшке. «В этом новом мире батюшки кормят людей, которые будут убивать других людей», – думал он. Может, правда, батюшка тех людей за людей и не считал. Может, и Евангелие изменилось. А может, всегда таким и было. Батюшка открыл дверь в здание в красной крышей, перекрестился и вошёл.
Доктор не знал, верит он в Бога или нет. Тогда не знал, в той жизни, да и сейчас тоже не знал.
Если в главном корпусе люди были, разные – врачи, медсёстры, выжившие пациенты, даже просто люди с улиц, то в корпусе, где располагался его нейрохирургический Центр, его встретил ветер и пустой холодный холл.
Он под звук своих шагов, громких и хрустящих, прошёл к боковому техническому входу, где были лестницы. Открыв с хрустом дверь, он увидел человека. Это была гинеколог Люда, фамилию её он не вспомнил, хотя тогда, до войны, знал её хорошо, и отчество, и мужа её знал, и мать её лечил. Она сидела за столом охранника в синем лыжном костюме с надетой поверх него норковой шубой и ела конфеты из коробки, трюфеля, вкусные такие конфеты белого цвета.
– Ты чего у нас? – спросил доктор у гинеколога.
– Ем, – односложно ответила она.
А ведь её отделение было как раз в главном корпусе, правда на самом верхнем этаже.
– Смешно, – буркнула она. – Когда вас закрыли и у вас тогда, ик, – она икнула, – колумбарий открыли, а я заболела, – она как-то всеми пальцами засунула в рот очередную конфету, – я тогда сама пришла и сдалась, тогда выжила.
– А я на работу пришёл.
– Это ты опоздал! – вдруг громко и хрипло сказала или прокричала гинеколог.
– Н-да, я везде опоздал, – он потёр замок куртки, но не стал расстёгивать.
– Конфету хочешь? – предложила она, протянув последнюю.
– Нет.
– А что? – она сильно удивилась.
– Сытый, – ответил доктор.
– Сытый? – очень сильно удивилась она.
– Да, так получилось, – оправдался он.
– Тогда иди, – гинеколог раздражённо махнула рукой.
– Ладно, – он повернулся, собираясь уходить.
– Я жену твою видела! – вдруг и снова громко сказала она.
Он резко остановился.
– Где?
– Я ехала сюда за каким-то хреном, я же уже на пенсии, за каким хреном я сюда поехала, не помню. И вот, это в первую ночь было этого кошмара, было да, вот, они на «газели» ехали. То есть стояли в пробке, а мы машину бросили и пешком пошли, мимо них шли. Она с детьми и отцом своим и ещё много народу было там в машине. Мне руками махали, кричали ехать надо за город, чем быстрей, тем лучше хоть куда.
– И куда они ехали?
– Да кто знает. Затор был на пересечении проспекта Октябрьского и знаешь там, где всегда с трамваем номер пять бьются. А дальше дорог много. Такие бодрые были, активные. Наверное, у них всё хорошо. Это мы с тобой, если вернулся на работу, в полном дерме.
– Да.
– Что да?
– Наверное, у них там всё хорошо.
– Понятно. Одно плохо, с кем сюда приехала не помню, и зачем приехала тоже.
– Это уже неважно.
– Да, ты прав, уже ничего неважно.
– Спасибо.
– За что?
– Не знаю.
– Поняла. На всякий случай, если не увидимся больше.
– Да.
– Ладно иди, – она снова раздражённо махнула рукой.
После новостей про семью, а главное про детей, он так бодро взбежал по ступенькам на третий этаж в своё отделение, почти как раньше. До войны.
«Хорошо это я Людмилу встретил, понятней про семью не стало, но то, что они уехали из города в первые сутки, это хорошо. Ну и дорог в том направлении много, и посёлков со своими котельными тоже много», – думал доктор. А то, кто их увёз, ну не имело никакого значения. И для доктора, и для семьи. Главное было время и тепло. Время было тогда решающим фактором, а тепло, он надеялся, у них есть сейчас. Хотя время всегда – решающий фактор, это он знал как хирург.
В отделении было жутко холодно. В одной из палат кто-то громко стонал, мимо него прошла незнакомая женщина в халате и красной куртке с пачкой десятиграммовых шприцов. В ординаторской за своим столом сидел заведующий, поверх куртки на его плечах был накинут белый халат. Он не удивился, увидев доктора.
– Привет, зачем пришёл? – сухо спросил он.
– Да привёз больного, срочного, вроде по операции решил всё. Могу здесь остаться, могу уйти.
– Понятно, там только через фээсбэшную, эту, м-м, операционная работает.
– По ней и решил.
– Понятно, сколько привёз за операцию? – сухо спросил заведующий.
– Пятьдесят грамм.
– Понятно, важного, наверное, пациента привез.
– Друг попросил.
– Понятно. У тебя всегда такие друзья были.
