— Как интересно? — радуюсь. — Можно послушать.
— А зачем?
— Как это зачем? Я главная героиня и вообще… мы работаем вместе? Или уже не работаем?
— Не передергивай, Маруся.
— Мы в одной связке, — вредничаю, — боевой? Или не в одной?
— Ишь ты, шустрая девочка, — возмущенно сопит охотник на людей. Послушаешь, но только после, как мы запись переведем в цивилизованный формат.
— Как это?
— Господа хорошие употребляли много… э-э-э… грязных слов.
— Грязных слов?
— Нецензурных, — морщится Алекс. — Я же говорю: высокая мода с низкими пороками.
— А что, есть пороки высокие?
— Не об этом речь, Маша.
— И что они говорили — про меня?
— Послушаешь — узнаешь.
— Представляю, что… — вздыхаю. — На самом деле, какая их цель?
— Самая банальная, — отвечает Алекс. — Заработать бабок немерено. В том числе и на тебе.
— Это понятно, а что конкретно хотят?
— Об этом позже. Давай-ка поработаем с нашим «маньяком», — предлагает. — То, что он имеет отношение к модельному бизнесу, это без всяких сомнений. Значит, надо перетряхнуть весь этот курятник.
— Саша, — укоризненно останавливаю. — Это мой курятник тоже.
— Цыц, птенчик.
— А если действует его пособник? Наш «маньяк» не так прост. И даже знает, что я пытаюсь защититься.
— Есть правда, есть, — соглашается менхантер. — Вот ещё геморрой, ой, прости, пожалуйста.
— Пожалуйста, — передергиваю плечами. — Но самое главное вот что… и запинаюсь.
Почему? А вот как рассказать мужчине о моем «совершенстве», хотя он и знает о нем, подслушав мои телефонные переговоры с этим сатанинским «поклонником»?
— Ты о чем, Маша?
— Есть ключевая фраза, — мнусь. — «Маньяк» проговорился. Он знает то, что не знает никто.
— Что-что? — вытягивается лицом Стахов. — Что он знает?
— Ну это самое…
— Маша, — не выдерживает мой собеседник. — Мы говорим на великом и могучем языке, будь добра, найти слова, чтобы выразить мысль.
— А ты, прости, туповат, — хамлю, — как лопата.
— А ты намекни толком.
— Намекаю: я — девственница!
— М-да-а-а, — держится Алекс. — И что?
— А то: «маньяк» знает об этом.
— И что?
— Нет, ты не лопата. Ты — совок.
— А зачем нам лопата и совок? Чтобы закопать маньяка, — и неожиданно обнимает меня за плечи. — Ну понял-понял я.
— Что понял?
— Все!
— И что?
— Надо найти того, кто мог ему рассказать об этом факте из твоей жизни. Кто это может быть?
Я отвечаю на этот вопрос: мама или Танечка. Мама вне всяких подозрений, стало быть, осталась Танечка Морозова. С ней мы подружились, а потом поссорились. Сегодня Морозова на занятиях отсутствовала. По какой причине — не знаю. Надеюсь, ничего плохо не случилось?
Охотник на людей заметно настораживается и просит, чтобы я поподробнее рассказала об этой фигуре. Я вспоминаю, как мы познакомились с Танечкой во время первого топ-модельного тура, как подписали договора, как потом сидели на бульваре и лакали пиво, как Морозова шокировала меня признанием о своей «первой любви» близ мусоропровода, как приглашала посетить некий спортивный зал в Марьино, где она, кажется, и обитает.
— Из Саранска она? — переспрашивает Алекс. — Значит, столичного адреса в договоре быть не может.
— И я написала свой, дивноморский, — вспоминаю. — Там графа: «постоянное место жительства». Правда, номер телефона оставила московский.
Поразмыслив, Стахов принимает решение: я — сижу, он — идет. Куда? В цитадель порока. Зачем? Проверить договор Морозовой, а вдруг там и адрес, и телефон. Шанс маленький но он есть.
— Я быстро, — убеждает. — Одна нога там, другая здесь. Если что, указывает на бардачок, — там «Стечкин», стреляй без предупреждения.
— «Стечкин» — это пистолет?
— Пушка, — выбирается в жаркий день. — Все будет хорошо, Маша, — и удаляется в сторону Центра мода энергичной и деловой походкой менеджера по холодильным установкам.
Еще пристрелит какого-нибудь зайченко или кроликова, грустно шучу, Бог мой, столько событий, что я не успеваю понять, в каком мире нахожусь.
Впрочем, сейчас мне хорошо и комфортно. Приятно сидеть в надежной машине и быть защищенной. Надо уметь себя защищать, вспоминаю слова двоюродной сестры и протягиваю руку к бардачку. Открываю его — ба! Пистолетище! Он массивен, как сейф. Ничего себе игрушка для взрослых людей. Беру в руку, с трудом ворочаю. С такой пушечкой никакой маньяк не страшен.
Вдруг чувствую за стеклом машины тень — такое впечатление, что человек глянул в авто и, перепугавшись красотки с убойной штучкой, кинулся вон. Я выворачиваю голову — и ничего подозрительного не замечаю: психопаты, конечно, на каждом шагу, но не до такой же степени, Маша.
Появление Стахова отвлекает меня от призраков. Охотник на реальных людей не потерял уверенности и хватки. Садится за руль, отрицательно качает головой: нет результата. Увидев пистолет в моих руках, спрашивает:
— Не стреляла?
— Пока ещё нет.
— Лучше не надо, — прячет «Стечкина» в бардачок. — К плохому быстро привыкаешь.
— Как и к хорошему.
— Вот именно: все у нас будет хорошо, — повторяет, включая мотор. Поехали в Марьино. В это колдовское место.
— Чем же оно такое колдовское?
— Раньше там были поля с отходами человеческой жизнедеятельности…
— Саша, не говори красиво, — прерываю. — С дерьмом, что ли?
— Маша, ты красивая девочка, а выражаешься…
— Зато правда жизни, — и вспоминаю, что Танечка угрожала, мол, с Платовой разберутся её спортивные мальчики.
— Мальчики-с-пальчики, — улыбается Стахов и по мобильному телефону наводит справки о спортзалах в районе на «отходах человеческой жизнедеятельности».
Скоро наш боевой джип вовсю мчится по загазованным и размякшим улицам и проспектам. Как я понимаю, дело приобретает некую нешуточность. Я спрашиваю об этом Стахова, он пожимает плечами:
— Разберемся…
Я вздыхаю: одна надежда, что эта палящая дневная явь не превратится в удушливый кошмар ночи.
… Новый район под романтическим названием Марьино встречал огромными многоэтажными домами, похожими на океанские титаники, петлистой рекой в бетонных берегах, множеством прудов болотистого цвета с тихими рыбаками у воды, рынками, магазинами и провинциальными жителями, гомозящихся везде и всюду, как муравьи у своей кучи под сосной.
На весь микрорайон оказалось шесть спортивных залов. Действовал Алекс Стахов быстро и убедительно. Его ратный напор ставил любого на место и подавлял любую попытку к сопротивлению.
Многие не хотели отвечать на конкретный вопрос о девочке Танечки Морозовой, а делали попытку выяснить, кто мы сами такие? Менхантеру приходилось «объясняться». Впрочем, воздействия Стахова на дураков не выходили за рамки закона и, если он пользовался силой, то этого я не видела.
Пятый зал находился на улице со странным названием Перерва, именно он оказался «нашим». Это был небольшой подвальный зальчик с тренажерами, шведскими стенками и матами. Удары в металлическую дверь пробудили двух молодых «спортсменов», и они с раздражением открыли нам клуб по интересам. Поначалу тоже стали валять дурака: какая Танечка, не знаем никакой Морозовой? Однако опыт общения с подобными личностями у Стахова был большой, и он тотчас же почувствовал ложь.
— Так, пацаны, — сказал он. — Или говорите правду, или я за себя не отвечаю. — И добавил, снимая летнюю курточку. — Что-то жарко нынче? А?
Это производит впечатление на тех, кто укреплял мышцы штангами и тренажерами. Почему? Причина проста: кобура с пистолетом. «Спортсмены» признаются: Танечка иногда к ним заходила и даже оставалась на ночь.
— Вы, наверное, вместе с ней читали «Парус» Лермонтова, — шутит (неудачно, на мой взгляд) менхантер.
Молодые люди стесняются и продолжают отвечать на следующие вопросы. Наконец, звучит самый главный: когда они видели Морозову последний раз?
Следует признание, что Танечка занималась легкой проституцией в машинах клиентов, и, что вчера вечером сюда заезжал какой-то папик. На «жигулях», не новых, номера областные. Танечка убыла с ним. После этого она здесь не появлялась. А что случилось? Стахов не отвечает, а сам задает новые вопросы: какой клиент, как выглядел, что держал в руках, как себя вел, какие имел характерные признаки? Ответы общие: папик сидел за рулем, лет ему сорок-сорок пять, внешность серая, как пыль, солнцезащитные очки.
— Чувствую, что мы идем правильной дорогой, — сообщает Алекс, когда мы, выбравшись из спортподвала, садимся в джип. — Думаю, надо ехать в часть?
— В часть? Какую часть?
— В отделение милиции.
— Зачем?
— Надо проверить версии, — задумчиво отвечает, словно просчитывая всевозможные варианты.
