доме, она привыкла и к нам, и к моему сыну, которого уже считает братом, и к остальным членам нашей семьи. Органы опеки, проводящие проверку, видели, что Насте у нас хорошо, для ребенка будет страшной травмой снова оказаться в детдоме. Она слишком мала, чтобы понять, почему это произошло, она будет считать, что мы ее бросили, от нее отказались. Вы понимаете, какой это психологический удар?
Наткины колени предательски подкашивались, а по лицу потекли слезы. Костя взял ее за руку, призывая успокоиться, но она видела, что муж тоже расстроен. То, что происходило сейчас, было несправедливо, жестоко и подло. И как быть, если вся эта жестокость и подлость соответствуют закону?
– Слушание дела переносится. Заседание закрыто, – сказала судья и стукнула молоточком по столу.
Дождавшись, пока судья скроется в задней комнате, Натка вскочила со своего места и фурией подлетела к Марине Васильевне.
– Это вы все подстроили.
– Я? – директриса надменно подняла брови. – Я просто выполняла свою работу.
– А как вас нашли? – подал голос Костя, обращаясь к Ольге Васильевой. – Я поднимал все документы, но в базе данных Саратовского УВД вы не значились.
– Так я тогда специально рожать в другую область приехала, – ухмыльнулась женщина. – Я сама из-под Пензы. А что ты, мент, меня не нашел, так это только доказывает, что вы работать не умеете. Ты не нашел, а опека нашла. И ребенок этот мой, понятно?
На лице Кости заходили желваки, и теперь уже Натка вцепилась ему в руку, не давая наговорить или наделать глупостей. Если они хотят спасти Настеньку из лап этой ужасной женщины, значит, им надо действовать с холодной головой. Вот и все.
– Пойдем, Кость, – сказала Натка, глотая слезы. – Мы обязательно что-нибудь придумаем, но не сейчас.
Одевшись в гардеробе, они вышли на холодную декабрьскую улицу и остановились, не зная, что делать дальше.
– Наверное, надо Лене позвонить, – неуверенно предложила Натка. – Правда, она может быть в заседании, тогда трубку не возьмет. Но она наверняка знает, что предпринять в такой ужасной ситуации. Нам как минимум нужно сделать так, чтобы через две недели не пришлось Настю обратно везти. В этот ужасный детский дом, которым руководит эта мегера без сердца.
– Давай только в машину сядем, а то ты замерзнешь, – сказал Таганцев заботливо. – Ты позвонишь Лене, я – ребятам в отдел. Вместе что-нибудь придумаем.
Таганцевская машина была припаркована за углом. Понуро они двинулись в нужную сторону, но через пару шагов их остановил окрик со спины.
– Постойте!
Обернувшись, Натка и Таганцев увидели, что их догоняет Ольга Васильева.
– Постойте. Мне надо с вами поговорить, – сказала она, подойдя.
– О чем?
– О Насте, разумеется. Мне кажется, вы в этом заинтересованы.
– Мы заинтересованы в том, чтобы стать настоящими родителями вашей дочери. Любящими родными людьми, которым небезразлична ее судьба, – резко сказала Натка. – Мой муж уже один раз спас девочку, когда она лежала в больнице никому не нужная. Не напомните, где в этот момент были вы? Про Настю и ее судьбу тогда писали в интернете. Много и подробно. Но вы отчего-то не примчались хотя бы посмотреть на нее, тогда почему же вы приехали сейчас, когда ваш ребенок получил реальный шанс на хорошую и достойную жизнь?
– Вы задаете вопрос, на который знаете ответ. – Васильева усмехнулась. Гадко, словно окрысилась. – Разумеется, я не собираюсь отягощать свою жизнь ребенком. Но мне нужны деньги. И если вы хотите получить Настю, то вам придется за это заплатить. Сумму я назову сразу, чтобы у вас не было никаких иллюзий. Один миллион рублей. Не так уж и много. Вам вполне по силам найти такую сумму. В крайнем случае кредит возьмете.
– То есть вы банальная шантажистка, – спокойно сказал Таганцев. – И вы так открыто в этом признаетесь, зная, что я полицейский. Не боитесь?
– А чего мне бояться? – искренне удивилась мерзавка. – Я в своем праве. Заявление в суд я действительно вчера подала. И на суде сыграю самое праведное раскаяние, на которое буду способна. Поверьте, я неплохая актриса. Жизнь научила притворяться, чтобы люди поверили. Так что Настю отдадут мне, а не вам. Вы же этого не хотите? Вам же приглянулся именно мой ребенок? Значит, придется раскошелиться. Вы можете попытаться мне отомстить, конечно, устроить кучу проблем, но вашу проблему это никак не решит. Настю вы не получите. Так что деньги – единственный способ.
Натка и Таганцев молчали, хотя каждому из них больше всего на свете хотелось вцепиться в лицо стерве, торгующей собственным ребенком. Перед ними стояло абсолютное концентрированное Зло, но сделать с ним ничего было нельзя. По крайней мере сейчас.
– Подумайте, и вы обязательно поймете, что у вас нет другого выхода, кроме как согласиться. Но для того, чтобы это осознать, нужно время. Я понимаю. Поэтому, когда будете готовы, позвоните по этому телефону.
Она протянула листочек бумаги, на котором были нацарапаны одиннадцать цифр. Натка машинально взяла его и сунула в карман пальто, а Васильева, повернувшись, зашагала прочь.
– Кость, это что такое, – жалобно спросила Натка у мужа.
Он обнял ее за плечи.
– Пойдем в машину и позвоним, как и собирались. Нельзя принимать решений на эмоциях, Наташа. Для начала нам надо успокоиться.
Нырнув в спасительное тепло машины, Натка первым делом набрала номер сестры, вывела звонок на громкую связь, чтобы Костя мог слышать их разговор. К счастью, было время обеда, поэтому трубку Лена взяла сразу. Видимо, ждала звонка.
– Ну что? Тебя можно поздравить? – спросила она. – Как-то вы долго, я была уверена, что быстрее управитесь.
В ответ Натка не выдержала, горько зарыдала.
– Эй, что случилось, Наташа? – испуганно спросила Лена. – Ты чего ревешь?
Всхлипывая и разговаривая насморочным голосом, Натка рассказала обо всем, что произошло в суде.
– Так. Перенос слушаний, разумеется, законен, – сказала сестра, выслушав. – В деле открылись новые обстоятельства, поэтому судья действовала правильно.
– Разумеется, что бы ты еще сказала, – проскулила Натка.
– Я всегда говорю так, как есть, а не так, как кому-то хочется слышать, – ровным голосом заметила судья Кузнецова. – Наташа, нужно думать, что делать, опираясь на правовые методы, а не на эмоции. Что по этому поводу Костя говорит?
– То же самое.
– Вот видишь. Так, первое, что нужно сделать прямо сейчас, пока вы не уехали из Энгельса, это получить письменное согласие органов опеки на увеличение максимального срока временного пребывания ребенка в семье. Совершенно понятно, что, пока все не выяснится, отдавать Настю обратно в детский дом – жестоко. А по закону ты имеешь право держать ее в Москве еще двенадцать дней.
– А разве этот срок можно продлить? – спросила Натка с надеждой. – Я читала, что только три месяца, и все.
– Да,
