— О, конечно! Но… разве не могут возникнуть сложности?
— какие же, к примеру?
— Ну… в оформлении документов…
— Все это я могу взять на себя!
— А если мы решим уехать на постоянное место жительства за границу и взять ребенка с собой? Увезти в другую страну?
— Пожалуйста! Я буду только рада! Никаких проблем у вас не будет — конечно, если позволят ваши финансовые возможности…
— Мой муж очень состоятельный бизнесмен.
— Я это знаю. Потому и говорю с вами так откровенно.
— Но… ведь вы совсем не знаете нашу семью и…
— О нет, я знаю, что ваш муж богат. Знаю еще многое. Вы позволите говорить с вами откровенно, моя дорогая? Наверняка вы и сами это знаете. Ваш муж иногда появляется с другими женщинами в разных местах… О нет, ничего серьезного! Простые развлечения! Но я вижу, что вы несчастны. И мне хочется вам помочь. Мне кажется, если у вас появится ребенок, ваша семья станет намного крепче! Если вы хотите, мы можем найти совсем маленького… грудничка… можем сделать и так, что ваш муж не узнает об усыновлении. К примеру, вы ляжете в больницу, или уедете… никто ничего не узнает… И все будет в полном порядке!
— Правда?
— ну конечно! Мы все устроим — больница, небольшой животик… Потом вы «родите»… и в вашем доме появится малыш… Ваш муж никогда ничего не узнает!
— Это так заманчиво… я… я подумаю! — она встала, напустив на себя растерянный вид (ей подумалось, что так будет очень естественно).
— Конечно, подумайте! Хорошо подумайте! Я не хочу вас торопить, — директриса улыбалась изо всех сил, — хорошо все обдумайте и позвоните мне! Вот мой номер телефона.
Она взяла карточку и спрятала в сумку. Артур нервничал. Они распрощались и ушли. По дороге он взорвался:
— Какого черта?! Что там случилось?!
— прекрати орать! Лучше послушай внимательно, что я узнала!
Артур остановил машину в глухом переулке и она все ему рассказала. По окончании рассказа он даже присвистнул:
— Ничего ж себе! Ну ты даешь!
— Не я. Она. Таким образом, она торгует детьми достаточно откровенно, не брезгуя шантажом. Шантаж — это в случае. Если б я приняла ее последнее предложение о фальшивой беременности! Представляешь, сколько денег она бы из меня вытянула, чтобы не раскрыть мужу моей тайны?
— Даже страшно подумать! Вот тебе и достойная особа с телевизионными речами! Такое не приснится даже в страшном сне!
— здесь происходит многое, что не приснится и в страшном сне! К примеру, Стасики…
— И если предположить, что кто-то может специально воровать для нее детей, то…
— То версия исчезновения Стасиков становится еще более интересной! Если б только удалось заглянуть в документы этого самого приюта…
— ты можешь.
— В каком смысле?
— В прямом! Сегодня ночью, часика в три, мы пролезем в приют и посмотрим ее документы в компьютере!
— ты сошел с ума?
— Вовсе нет! Пока ты отсутствовала, я изучил систему сигнализации в ее кабинете, изучил, как открывается и куда выходит окно и даже подпилил щеколду…
— Это невозможно! Нас посадят, если поймают!
— Если поймают! А у нас есть другой выход? Разве ты не хочешь узнать, куда эта дрянь продает детей или что происходит с детьми в приюте? Другого способа нет! Иначе мы будем топтаться на месте!
— ты прав. Я видела там еще одну вещь. Я не хотела говорить, но теперь скажу. Я тайком зашла в одну из спален и… Вообщем, под одеялом, на простыне одной из кроватей я обнаружила следы крови… Довольно засохшие… А в шкафу я обнаружила много игрушек, запакованных в кульки…. Это были большие клоуны.
— Ты хоть знаешь, как готовиться ко взлому? — спросила она (на полном серьезе). Он рассмеялся. Ей стало немного жутко. Словно он воспринимал все это как забавную шутку, смешное приключение… Но не как статью, по которой могут дать несколько лет. Что же делать, если ей не хватало этой беспечности, этого легкомыслия….. В голову пролезла дурная мысль о том, что Светка бы не сомневалась! Как оказалось вполсдествии, подобная мысль пролезла в голову не только ей.
— твоя сестра бы не сомневалась! — усмехнулся Артур, — ночной взлом показался бы ей самым смешным из всех развлечений!
Она вспыхнула от обиды и хотела уже ответить, что….
— Именно поэтому ее никто не воспринимал всерьез, — закончил свою мысль Артур, — в том числе и я.
Вспышка прошла. И обижаться почему-то расхотелось. В восемь вечера он вернулся с работы и принес ей большой пакет.
— Черная одежда. И перчатки. Туфли на мягкой подошве. Приют представляет собой одноэтажный флигель — особняк с форме буквы Г. Длинная часть этого Г выходит на улицу с жилыми домами, и лезть туда на глазах у всех было бы затруднительно. Но более короткая часть выходит во внутренний двор, и именно там находится окно кабинета директрисы. Оно как бы спрятано. К счастью, здание не огорожено решеткой. Мы спокойно пройдем во внутренний двор. Окно ее кабинета закрыто роллетой. К счастью, точно такие же ролеты установлены у меня в офисе, той же фирмой. Я сегодня съездил в ту фирму и взял ключик, сказал, что потерял свой. Потом проверил по картотеке заказ приюта и оказалось, что ключик я выбрал верно. Но остается проблема — сигнализация. В приюте установлена канадская система, включающая возможность частичной охраны помещений. Пульт находится в кабинете. Под охрану попадает не только окно, но и дверь. Значит, сигнализацию нужно отключить за очень короткий период времени — всего 3 минуты. Примерно столько времени дается тому, кто открывает дверь своим ключом. К счастью, я нашел пульт сегодня днем, когда вы обе отсутствовали. Он находится на стене, в открытой стенной нише. Нажать кнопку — проще простого. Мне придется отключить сигнализацию во всем здании, но, я думаю, в этом нет ничего страшного. Я сомневаюсь, что там находятся особые ценности. А может, нам вообще повезет, и сигнализация не будет включена. Мы выйдем в половине третьего. Машину оставим за 2 квартала. Мы будем одеты одинаково: черные брюки и черные свитера, а волосы повяжет платком. И самое главное — перчатки. Я думаю, что все будет в порядке. И если кто-то обнаружит взлом утром, подумают, что это были наркоманы….
— наркоманы, поднявшие ролеты своим ключом?
— А, какая нам разница! А хоть бы и подумает, что вломился кто-то свой. Так даже лучше — не вызовет милицию, побоится. Нам это только на руку!
— Почему ты это делаешь, Артур? Почему ты рискуешь так ради меня?
— Во — первых, я рискую не ради тебя, а ради Стасиков. А во — вторых, не могу же я отправить тебя одну. И вообще, не говори глупости! И кто хуже: эта дрянь, торговка детьми с цивилизованной маской или ты, которая пытается спасти своих детей?
— А если мы ошибаемся? Если приют не имеет с исчезновением Стасиков никакой связи?
— Это возможно. Но я не думаю, что мы ошибаемся. В городе всего два приюта: частный и государственный. И частный подавляет роскошью, устроенной в нем нагло, открыто, вызывающе! Я не думаю, что эта роскошь заработана даже на усыновлении…. Я тут навел справки…. Ты знаешь, где живет наша мадам? У нее вилла в царском жилмассиве Морское стоимостью в несколько миллионов долларов! Этот массив создан специально для сливок общества, шикарная местность на берегу моря и такая роскошь, что тебе и не снилось! Чем она могла заработать такие деньги? И я не думаю, что мой вопрос риторический! Скорее наоборот… Это факт, заставляющий нас насторожиться! И если вся верхушка этого поганого городка у нее на содержании или в доле, но мы — нет!
Он остановил машину под каким-то глухим забором. И, когда они вышли на воздух, оказалось, что у нее дрожат руки. Ей было так страшно, как не было ни на одной операции, даже самой жуткой из всех! В голову пришло, что если б это было самое простое ограбление, а она была бы в шайке, то завалила бы всех прямо на месте своим диким взглядом, трясущимися руками и неимоверным желанием бежать. Все окна приюта были темны. Он ошибся насчет забора. Заборчик все-таки был — поганенький, мелкий и колючий, и он оцарапал ногу, перелетая через него. Он порвал брюки, оставил капли крови на ржавой проволоке и громко чертыхнулся. Не в силах сдержаться, она рассмеялась. Вместо того, чтобы впасть в ярость, он рассмеялся с ней — тоже. Белое пятно ролеты выделялось на фоне покосившейся стены. В голову пришла мысль, что здание приюта паршивое и требует ремонта. Почему же его все-таки не делают? Вряд ли от отсутствия денег. Он достал из кармана брюк маленький ключик, и ролета с грохотом полетела вверх. Потом достал что-то вроде отвертки, ковырнул раму, и стекло с треском распахнулось… Он быстро прыгнул в темноту, бросив ей:
— жди здесь!
Ей было настолько плохо, что кружилась голова и тошнило, а сердце билось так, что казалось: на его грохот слетятся обитатели всех соседних домов. Позвоночник стал липким от ледяного пота, а ноги подкашивались. Это были самые жуткие минуты в ее жизни. Они показались ей вечностью до того момента, пока в открытом проеме не показалось белое пятно его лица и что-то вроде улыбки, плавно переходящей в оскал:
