Глядя, как сыновья То шика Полонского заворачивают тетушек в холщовые покрывала, Александр Юрьевич пожалел суетливых покойниц. Что же все-таки привело их сюда, в «Монастырский приют», оказавшийся для них действительно последней земной обителью? Ответа у него не было. Итак, оставалось одиннадцать постояльцев, включая его самого, а также хозяин гостиницы с женой, двумя сыновьями и племянником и комиссар Куруладзе с помощником. Всего восемнадцать человек. И среди них – убийца. Или убийцы?
…Обед проходил в тягостном молчании. О смерти тетушек Алисы и Ларисы, а также о крушении фуникулера с людьми уже было известно всем. И все понимали, что звуки разыгрываемой в горах трагической симфонии приближаются к самому высокому накалу.
– Продуктов должно хватить на несколько недель, – заметил Тошик Полонский. – Но с этого дня придется быть поскромнее в пище.
– А с вином как? – спросил Прозоров. – Главный вопрос.
– Этого добра запасено на пару лет. В монастырских бочках.
– Отлично! – крякнул Багрянородский. – Я остаюсь. А вы как хотите.
Но его шутке никто даже не улыбнулся. Молчание затягивалось.
– Извините, я сбился со счета, – пробормотал Багрянородский, словно бы серьезно, а может быть, вновь замысловато издеваясь. – Так сколько за эти дни погибло людей? Ну, если хотите, не погибло, а удалилось?
– Одиннадцать или двенадцать, – подсказал Тошик Полонский. – Ужасное время. Не сезон. Надо было вам приезжать летом.
– Афонины, – начал считать Прозоров. – Потом эти… Комамберовы. Две старушки.
– Матвей Матвеевич, – напомнил князь Романов.
– Мой муж и ваша дочь, – добавила Оленька Дембович, глядя в упор на хозяина гостиницы. – И двое в фуникулере. Дюжины нет.
– Верно, – согласился Тошик. – Недобор. Кофе будете?
От кофе не отказался никто. Готовили его здесь превосходно. На раскаленных камнях.
Что больше всего поражало Александра Юрьевича во всем происходящем кошмаре, так это то, что никто, и он сам в том числе, уже перестал чему-либо удивляться.
Чашка кофе оказывалась важнее внезапной смерти соседок за столиком; найденные трупы менее значимы, чем послеобеденная прогулка вдоль стен монастыря. А интересовало ли сейчас кого-либо, что вообще творилось за стенами приюта, во взбудораженном и загаженном информационной войной мире? Черт с ней, с глобализацией, но даже и частная жизнь постояльцев, оставленная ими где-то вдали от гостиницы, похоже, уже перестала их занимать.
Прозорова, например, сейчас большего всего волновало то, что кто-то подворовывает его сигары.
– Тают на глазах, – заявил он Сиверсу, прогуливаясь с ним вдоль монастырских стен.
– Это не я, – отмахнулся Александр Юрьевич, принюхиваясь к характерному запаху. Кто же все-таки курил там, в «Зазеркалье»? Сам Прозоров или сигарный вор?
– Думаю, это Багрянородский, – предположил Герман. – Из вредности тащит. Как, кстати, его имя?
– А хрен знает. Не помню. Ты ему в морду дай, за сигары.
– И дам. Но я думаю, это ты тащишь.
– Всего пару раз.
А в воздухе действительно как-то слегка попахивало дракой. Было такое ощущение озлобленности, неприязни друг к другу. Словно свернули газовый вентиль, а спички уже вынули из карманов. И драка на самом деле произошла, причем с неожиданными ингредиентами.
Когда Прозоров и Сивере свернули в монастырский двор, там, возле каменной рыбы, вовсю дубасили друг друга три человека, поначалу даже нельзя было понять – кто с кем и против кого? Имелись и зрители, выглядывающие из входной двери. Зрелище было еще то, к тому же бесплатное.
Вскоре стало ясно, что Макс метелит двух сыновей Тошика Полонского – Вахтанга и Ашота, а те также свистят в воздухе кулаками. Мелькали ноги, руки, головы; трещали кости. Фигуры уже окрасились кровью, на землю стали выплевывать зубы, один глаз Ашота закрылся. И все это время во дворе звенела отборная ругань на нескольких наречиях, похожая на собачий лай.
Макс ухал филином, круто вминая локтевой сустав в горло Вахтанга, кто-то из зрителей подвизгивал от восторга и нетерпения. Братья поднимались с площадки и вновь шли на полицейского, наступая по всем правилам науки – с переда и с тыла. Один получал головой в лоб, другой – пяткой в живот. И все повторялось.
– Кто-нибудь их остановит? – прокричал Александр Юрьевич, едва не угодив под кулак Вахтанга. Прозоров оттащил Сиверса в сторону, к парадной двери.
– Мальчики развлекаются, – пояснил Багрянородский.
– Из-за чего сыр-бор? – поинтересовался Герман.
– С ума посходили, – отозвался Алистер Локусов.
– Луна в Змееносце, – добавила его жена.
– Нет, кто-то у кого-то что-то украл, – сказала Оленька. Наконец протиснувшийся на арену комиссар Куруладзе, выхватив пистолет, начал палить в воздух. Драчуны замерли, будто скульптурная группа: Лаокоон с сыновьями. Затем с явным неудовольствием разошлись в стороны.
– Ну! – выкрикнул комиссар. – Это еще что?
– Да ладно! – махнул рукой Макс. – Они первые начали.
– Мы еще поквитаемся, – с угрозой прохрипел Вахтанг, поддерживая более пострадавшего брата.
– Ага! – согласился Макс. – Только закажи.
– Закажем, закажем!
Сивере, оглянувшись, увидел в коридоре бледное лицо Терезы и направился к ней.
Проходя мимо Терезы, Александр Юрьевич бросил всего три слова: «Вы нужны мне» – и уверенно пошел дальше, будто не сомневаясь, что женщина последует за ним, как послушная собака. Так оно и случилось. Когда они выбрались через подсобные помещения во внутренний дворик, Сивере обернулся.
– Вот что, – сказал он. – Простите, но мне необходимо спуститься в седьмой погреб. Где лежат трупы. Проводите меня туда.
– Хорошо, – покорно сказала она, не добавив больше ни слова, даже не выразив удивления по поводу столь странного желания, словно осмотр покойников являлся одной из гостиничных услуг. Но Александр Юрьевич понимал, что дело тут совсем в другом. Возможно, она сама стремилась к тому, чтобы его разыскные усилия были направлены в нужное русло.
– Из-за чего произошла драка? – спросил Сивере, пока они шли мимо хозяйственных построек к погребам.
– Я не знаю, – ответила Тереза. – Могу только догадываться. Здесь замешана одна особа.
– Вот как? Похоже, мои подозрения совпадают с вашими.
Сивере подумал об этой «особе», а Тереза улыбнулась. Им обоим понравилось, что они так хорошо понимают друг друга, без лишних слов. Обычно это происходит лишь между старыми друзьями. Но никак не на шестой день знакомства. Впрочем, в монастыре время летело слишком быстро, и не только вперед, но и еще какими-то зигзагами назад, в прошлое. Совсем иначе, чем в других точках земного шара. Так, по крайней мере, казалось.
– Откровенно говоря, мне ваша гостиница напоминает сумасшедший дом, – произнес Александр Юрьевич. – Вот что, например, за люди эти Локусовы? Они ведь не в первый раз приезжают?
– Люди странные, согласна, – ответила женщина. – Маги.
– Скорее, проходимцы. Ну да бог с ними. А этот князь Романов? Он, кажется, доктор?
– Насколько мне известно – психотерапевт.
– Любопытно. Значит, среди постояльцев могут быть его пациенты? В прошлый раз он приезжал один или с кем-то?
– Он пробовал лечить моего племянника, – уклончиво ответила Тереза. – К сожалению, бесполезно.
Она уже отпирала ключом дверь в погреб, явно стараясь скрыть свое смущение.
– Входите…
Под потолком вспыхнула желтая лампочка. От аккуратно вырезанных ледовых кубов веяло холодом, снежная наледь покрывала стены погреба. Все покойники лежали в ряд, на земляном полу. Их было семеро. Чета Комамберовых, Дембович, Лейла, Афонин, тетушки Алиса и Лариса. «Все на месте», – с каким-то удовлетворением подумал Сивере. Все правильно: Матвея Матвеевича отправили в городской морг, а тела второго Афонина и двух горцев покоились где-то в ущелье. От мертвецов также несло холодом и еще чем-то неуловимо приторным. Все они были завернуты в мешковину, торчали лишь головы.
– Зачем я сюда пришел? – пробормотал Сивере.
– Не знаю, – тихо ответила Тереза.
– Ах, да! Ночной пришелец…
Александр Юрьевич, осторожно переступая через тела, наклонился над Петром Афониным. Брезгливо развернул мешковину, задрал рваный свитер, в который был облачен труп. Тело покойника было истыкано каким-то острым предметом, ножом или стилетом. Возможно, длинной иглой. Похоже, что удары наносились обезумевшим человеком. И все же это было не совсем так. Если вглядеться, то раны составляли некий рисунок. Контур. В горло, в плечи, в грудную клетку, в живот. То ли звезда, то ли какой-то другой символ.
– Что вы об этом думаете? – спросил Сивере, оборачиваясь к Терезе.
