Именно эта нелогичная на первый взгляд ярость собаки помогла потом найти решающие улики: и третью гильзу, и труп Крыжа.
Потом уже выяснилось, что в багажнике лежала одежда убитого Шеленкова, то есть Крыжа. Чирков ездил в ней в мае в Сухуми знакомиться с Азизовым. Он тогда предложил Шеленкову полечить в Москве застарелый радикулит и пожить несколько дней в квартире своей уехавшей матери и сестры. Перед этим Чирков переодел его, чтобы тот в приличном виде ходил на лечение к знакомому профессору. После убийства Крыжа Чирков снова воспользовался его одеждой для главной поездки в Сухуми.
Помучился Рахманов и над вопросом: кто же на самом деле разговаривал с Люкой в Сухуми в мае, наводя справки об Азизове. Потом он понял, что все просто. Вел разговор, конечно же, Крыж-Шеленков, которого Чирков подбил съездить в Сухуми для верности задуманного ими вместе дела.
Дела с Азизовым Чирков вел сам, профессионально изменяя свою внешность. О том, что Чирков договаривается с Азизовым, приняв его теперешний облик, Крыж, естественно, не знал.
Когда у Рахманова появилась догадка об убийстве Шеленкова, у него одновременно возникло предположение: каким именно образом можно было убить такого человека, как Крыж? Ведь это не так просто. Его можно было убить только при условии, что сам он об этом намерении не будет даже подозревать. При этом Чиркову нужно было не только убить Крыжа, ему нужна была еще и его одежда. Так постепенно сложилась предположительная схема убийства: утром на Сенеже Чирков предложил Крыжу искупаться в укромном месте. Когда же Крыж разделся, Чирков убил его выстрелом в затылок. Таким образом одежда, необходимая для поездки в Сухуми, осталась чистой.
Собаку Чирков убил вынужденно. Дик мешал ему проникнуть в комнату Крыжа вечером двенадцатого июля, когда на базе никого не было. Попасть Чиркову туда было необходимо: во-первых, он должен был забрать из комнаты некоторые вещи и документы, создав тем самым видимость, что хозяин решил уйти навсегда, а также изъять рецепт на мазь, которую выписал Шеленкову для лечения радикулита профессор. Если бы следствие обратилось к этому известному специалисту, тот сразу же смог бы сказать, что больной Шеленков попал к нему на лечение по просьбе Чиркова.
Очень долго не мог понять Рахманов истинной роли, которую играла в этом преступлении Вера Новлянская. В начале расследования он совсем не исключал, что была далеко не последняя роль. Но в конце концов понял, что Новлянская имела лишь так называемое "прикосновение к преступлению". Чиркову, будучи ее любовником, легко было выяснить все необходимое об особо "деловых" и состоятельных ее знакомых. Он выбрал Азизова, познакомился с ним, сославшись на Новлянскую. Та о своей косвенной причастности к преступлению и не подозревала. Конечно, Новлянская, нередко оказывая услуги Азизову в поставке дефицита, нарушала уголовный кодекс: использовала свое служебное положение в корыстных целях, получала взятки. Но делала она это очень продуманно. Судя по многочисленным безрезультатным запросам в органы БХСС, искать улики или документы, которые могли бы подтвердить вину Новлянской, было уже бессмысленно.
Расплата
Выйдя из прокуратуры и сев в машину, я тут же тронул ее с места. Мне хотелось как можно скорее отъехать от этого места.
Я вырулил на Петровку, попетлял по Центру, от улицы Горького до Арбата. Наконец понял: нужно где-то встать, просто встать и постоять.
Свернул в какой-то переулок, затормозил, выключил мотор. Я был раздавлен и смят. Сейчас во мне не было никаких ощущений. Посидев немного, подумал: надо что-то делать, иначе я просто сойду с ума. Я просто не смогу жить. Что мне делать, я не знал, поэтому сидел без движения, машинально разглядывая переулок. Это был обычный московский переулок: длинные ряды окон, пустой тротуар, каменный бордюр у нижнего этажа, бак для мусора, виднеющийся в ближней арке...
Просидев так около часа, я решил: надо кому-то позвонить. Все равно кому, но позвонить. Любому человеку. Любому, кроме Алены. Ей я звонить не могу, потому что все эти дни выглядел перед ней идиотом, трусом, боящимся собственной тени...
Еще через какое-то время я сообразил: ведь Алена не знает, кого я боялся. Она вообще не знает, в чем дело. И никогда не узнает.
Пошарив в кармане, нашел двушку. Вышел из машины, подошел к телефону-автомату. Опустил монету, набрал номер Алены.
Алена сняла трубку почти сразу. Сказала:
- Да?
Я молчал. Если б она понимала, как она мне сейчас нужна. И как я хочу ее видеть.
- Да? - повторила Алена. - Сережа, это ты? Не молчи, Сережа!
- Алена, привет.
- Привет. Ты что молчишь? Ты откуда?
- С улицы. Из Центра.
- Что-нибудь случилось? Сережа?
- Ничего не случилось.
- Неправда. Случилось.
Я долго молчал, соображая, что же ей сказать. Вздохнул:
- Может, и случилось. Ты не против, если я сейчас заеду?
- Конечно. Ты поднимешься? Или мы куда-то поедем?
- Не знаю. Я вообще сейчас ничего не знаю...
Я повесил трубку. Вернулся в машину. Посидел немного, разглядывая пустой переулок. И включил мотор.
