всепоглощающую.
Паб я покинул получасом позже.
– Эй! Да, вы! Подождите!
Я застыл, не в силах сдвинуться с места, желудок налился свинцом. Какая-то часть мозга надрывалась: беги, кролик, беги…
Ко мне подбежал парень в расстегнутой парке.
– Вот! Вы обронили.
Он протягивал мне мою шапку.
Перейдя через дорогу, я помочился на вывеску «МУЗЕЙ КОРАБЛЕКРУШЕНИЙ ПРЯМО ПО КУРСУ», в котором за тринадцать баксов можно увидеть колокол Эдмунда Кромака, то есть Фицджеральда.
* * *
Купив в супермаркете кое-что из еды, я прихватил из машины дорожную сумку из коричневой кожи и свернул на шоссе 123. Помимо дорожной сумки, с собой у меня был рюкзак с минимальным набором вещей, пистолет и семифунтовое ружье в чехле.
Мимо проехал пикап, вспыхнули тормозные огни. Придерживая ремень ружья, я потрусил к машине. Перегнувшись через сиденье, водитель открыл дверцу и пристально посмотрел на меня – решал, какой я человек. Я спокойно встретил его взгляд. Обладателю шерстяной с начесом рубашки и усов в форме подковы, спускающихся до подбородка, было за шестьдесят; из нагрудного кармана рубашки выглядывали очки. Он не был похож на Майка Хенли, кроме, пожалуй, цвета волос и морщин, но в моих глазах они были чуть ли не близнецами.
– Запрыгивайте, – наконец бросил он. – При одном условии.
– Каком?
– Что вы любите рок.
В итоге мы немного потрясли головами в такт музыке. Потом водитель (я так и не узнал его имя) спросил, какого черта я забыл ночью на шоссе. Может, моя машина сломалась? Я сказал, что хочу узнать свой предел прочности. Яблоко или кролик? В общем, он принял меня за охотника. Я собирался убить человека с безопасного расстояния и закопать его в глубокой могиле. Разве это не то, что делает охотник? В точности то.
Водитель высадил меня, не доезжая пару миль до поворота на Хорслейк.
Поправив чехол с ружьем на плече, я зашагал по обочине.
Больше всего в ночевках в лесу я не любил ветер. Я не против снега, но ветер треплет палатку, задувает во все щели, ломает ветки и деревья. А деревья имеют тенденцию падать на палатки. На этот раз у меня не было с собой палатки, зато было место, где я мог укрыться.
Я шел, не включая фонаря, минуя деревянные столбы и высокие ели, шатающиеся под порывами ветра. Ближе к ночи в разрывах туч показались звезды, ударил мороз. Пальцы болели от холода. Я вспоминал один из наших разговоров…
Был черед Говарда колоть дрова. Ребенок во мне задерживал дыхание всякий раз, когда он заносил топор. Дрова раскалывались со звенящим треском. Сунув руки со следами краски в карманы куртки, я вжимал голову в плечи.
– Ты когда-нибудь узнавал свою работу в найденных полицией останках? – с усмешкой спросил я, полагая, что он улыбнется в ответ, скажет «нет, что ты, вообще-то я учитель младших классов».
Говард бросил обе части расколотого полена к остальным, поставил чурбак на пень и снова опустил топор.
– Дэниел, с таким же успехом ты можешь обнаружить оленьи кости и спросить, чья это работа.
– Понял, вас много. Ты поддерживаешь с кем-то связь?
Холт молча глянул в мою сторону.
Я собирал дрова в баул с вертикальной загрузкой.
– Что было в твоем рюкзаке, когда я сбил тебя?
– Голова и штифт.
Я выпрямился.
– Разве это не то, что делают плохие парни? Отрезают головы и суют их в сумки.
Говард со всего маха вогнал топор в пень, смахнул волосы с лица и посмотрел на меня. В свете галогеновой лампы его лицо сияло ярче снега.
– Я не зло, Дэниел. Антигерой, если пожелаешь. Я был рожден для этого, как хищник рожден для крови.
* * *
Пройдя около мили, я увидел, что дорогу пересекают следы от нескольких снегоходов. Впереди показался «Хорслейк Инн»; флюгер в форме лошади, вставшей на дыбы, вращался со скрипом – я не видел его, но слышал. На каменных ступенях гостиницы я остановился, снял перчатки и сунул правую руку в левый рукав, а левую – в правый, обхватывая запястья.
Я знал, что Говард где-то поблизости. Чувствовал это, словно между нами протянулась нить. Поддерживал ли он с кем-то связь? С тем, кто подхватит эстафету в соревновании жестокости, если Холт, к примеру, не позвонит в условленный день.
Может, никого и нет. Может, главным заводилой в игре жестокости теперь стал я.
Всегда был ты, Дэнни.
* * *
Согрев руки, я вытащил пистолет, включил фонарь и вошел в гостиницу. Регистрационная стойка, два дивана, два кресла, кирпичный камин, лестница, застеленная синим ковром.
Я не спеша двигался по коридору второго этажа, мимо закрытых дверей с латунными номерками, однако напротив чучела медведя остановился и изучил его холодным, оценивающим взглядом. Медведь стоял на задних лапах, разинув пасть, с когтями, готовыми содрать мое лицо с черепа. Совершенно чудовищное и непристойное изделие.
Повернувшись к чучелу спиной, я посветил на ряд дверей.
На первый этаж я вернулся уже без дорожной сумки. Чертово чучело действовало мне на нервы. Знания, что оно по-прежнему стоит в темноте и таращится в никуда, оказалось достаточно, чтобы всерьез рассмотреть идею ночевки в другом месте. Скажем, в закусочной, возле того милого инвалидного кресла, которое заскрипит и медленно подъедет ко мне, как только я начну проваливаться в сон. Интересно, куда подевался хозяин кресла? Встал, станцевал чечетку и убрался на своих двоих?
Забвение – вот что ждет все маленькие городки. А еще зов из темноты. Зов о помощи – так его назвал Холт. Не на каждый зов о помощи следует отзываться.
Я не верил в призраков, демонов, монстров. Но я верил в людей, теряющих человеческое обличье. Не в перевертышей, а в зверей, ходящих на задних лапах, с глазами холодными, как лед. Как у того верзилы, который брал у меня автограф. Почему я вспомнил о нем? Вероятно, из-за чучела медведя, вернее, из-за черного вулканического стекла его глаз, зияющих глубоко в глазницах. Когда придет время, из них вырвется пламя и уже не утихнет, пока не получит желаемого. У здоровяка были такие же глаза.
Перекусив вяленым мясом, я разложился в зоне отдыха, расшнуровал ботинки, забрался в спальник и провел большим пальцем по экрану мобильника. Сигнала не было. Идеальное место, если хочешь сбежать от мира. Или заставить кого-то исчезнуть.
Я выключил фонарик.
Фойе погрузилось во тьму.
Я множество раз снимал оружие с предохранителя, наводил на живое существо и тянул за спусковой крючок. Но направить ружье,
