заряженное, снятое с предохранителя, в человека… Сама мысль была мне неприятна, как может быть неприятна сырая одежда на голом теле. Впрочем, когда дойдет до дела, моя рука не дрогнет. В этом я уже убедился.
Постепенно из темноты выступили очертания лестницы, регистрационной стойки и люстры. Я призвал старую фантазию: номер с видом на Центральный парк, белые хрустящие простыни, розы в вазе на прикроватном столике… И не заметил, как оступился в сон.
Где-то там – в темноте такой яркой, что она стала почти светом, – продолжал поскрипывать флюгер.
* * *
Меня что-то разбудило. Захватив пистолет, я вышел из гостиницы. Небо снова затянуло. Снег сыпал в луче фонаря, точно искры от бесшумной сварки. Пока я спал, намело еще дюйм. Перед гостиницей стоял лис и внимательно смотрел на меня. Самцы менее пугливы и чаще выходят к людям. Я бросил ему несколько полосок мяса. Лис сгустком огня метнулся к мясу, поддел его зубами и стремительно юркнул в укрытие деревьев.
Некоторое время я продолжал смотреть ему вслед. Затем вернулся в «Хорслейк Инн». Забираясь в спальный мешок, представлял, как лис забирается в свою нору и устраивается поудобнее, чтобы остаток ночи провести в безопасной темноте.
Я проснулся от тусклого света, наполнявшего пыльное фойе. Сегодня все закончится. С этой мыслью я шнуровал ледяные ботинки. Меня немного мутило, но я заставил себя доесть вяленое мясо.
Вековые ели высились в предрассветном молчании, под их раскидистыми ветвями у корней до сих пор лежала ночь. Я свернул в лес, на нетронутую целину, где вскоре наткнулся на отпечатки лисьих лап, глубоко проваливавшихся в сугробы. То, что здесь пробегала самка, я понял, изучив следы: шаг короче, лапа изящнее. Люди часто звонят в полицию, принимая лисьи крики за женские.
Холм напоминал вспененный вал. Солнце только взошло, осветив его восточный склон. В морозном воздухе искрились кристаллики льда. Я поднялся на вершину, снял ружье с плеча и, вспомнив, как стоял тут накануне встречи с Питером Бакли, приложил бинокль к глазам.
Солнце слепило.
Ярко блестела озерная гладь – снег, покрывавший лед.
Больше никаких следов я не заметил. Но их мог скрыть ночной снегопад. В конце концов, озеро не отдает своих…
Сердце пропустило удар.
Минуточку.
Опустив бинокль, я обвел взглядом округу. Тени торчали штырями. Снова поднес его к глазам. Опустил. Еще один неторопливый взгляд.
Ошибки быть не могло.
Из ельника на противоположном берегу вилась струйка дыма.
* * *
Я провел на холме около пяти часов, наблюдая за противоположным берегом. Там была хижина, в которой кто-то топил дровяную печь.
Ни разу не бросив взор в сторону особняка, я спустился до середины холма. Остановился возле расщелины в камнях, посмотрел на оставленные мной следы и забрался в сумрак. Стараясь не задеть головой низкий неровный потолок, я включил фонарь. И очень вовремя, доложу вам. Иначе полетел бы вверх тормашками с восьмифутового нагромождения камней.
Не знаю, как я преодолел спуск с фонарем в одной руке и рюкзаком – за спиной. Вглубь уводил узкий ход. На одно безумное мгновение я увидел впереди что-то огромное и чешуйчатое, с жуткими розовыми глазами – и вышел к тупику. На уровне пола был лаз, в который взрослому человеку не протиснуться. Сбросив рюкзак и чехол с ружьем, я лег на живот и посветил в лаз. Ничего. Камень и земля.
Как обмануть невероятно умное животное? Согласно статистике, почти всех оленей убивают с расстояния в сто ярдов, реже – с двухсот. Триста – редко. Так как обмануть невероятно умное животное? Все просто: подобраться, занять удобную для смертельного выстрела позицию.
У меня было время обдумать варианты развития событий. Я закапываю Говарда. Сбрасываю его в озеро, предварительно чем-то утяжелив. Оставляю волкам, как того оленя.
Холт замечает меня, но мне удается его ранить. Он ползет по снегу, оставляя за собой красные полосы, а я медленно иду за ним, возможно, сперва перебиваю ему ноги… Нет. Достаточно одного выстрела. И не в затылок. Он должен смотреть мне в глаза, когда его лицо исчезнет.
Или Холт находит меня раньше.
В голове застряла картинка, от которой я не мог избавиться: я спускаюсь в подвал бесконечно долго, ступень за ступенью, в кромешном мраке. А также образы скобы под потолком, почерневшего каркаса кровати с ромбической сеткой… Что это было? Уайт-спирит и спички? Как он его поджарил? Кем был тот человек? Сколько пыток в его арсенале? Подвесить, растянуть, усадить…
Как и животные, на которых мы охотимся, мы тоже ждем своего разрешения умереть.
Вечером я перейду озеро по льду, подберусь к хижине и убью Говарда. Потом пойдет снег – и будет идти, пока не отрежет это место от остального мира, до весны.
Я открыл глаза – в кромешную тьму. Минуту лежал, пытаясь понять, где фонарик, нож и в какой стороне «молния». Кажется, к палатке приблизилось какое-то животное, потому что я чувствовал внимательный взгляд из темноты. В лесу полно всякой живности, которая замечает тебя раньше, чем ты ее.
Затем я сообразил, что ни того ни другого здесь нет, и сел в спальнике, продрогший до костей. В пещере было около тридцати восьми градусов – значительно теплее, чем снаружи. Сверился со спортивными часами и негромко выругался. 18:12. Я был уверен, что ставил будильник на 16:00. Вместо трех часов я проспал пять с половиной, и головная боль превратилась в грохот отбойного молотка.
– Вставай, твою мать. Не торчать же здесь до ночи.
Включив фонарь, я потянулся за бутылкой воды.
За спиной что-то прошуршало.
Я вскочил, резко оборачиваясь. Передо мной был тупик с лазом у самого пола. Что-то пробралось мимо меня, пока я спал? Может, птица? Или это эхо?
Замкнутое пространство начинало действовать мне на нервы. Я скатал спальник, застегнул рюкзак, сунул пистолет в карман, подхватил ружье и начал проталкиваться к расселине.
Шорох повторился.
Я выключил фонарь. Тяжесть страха в груди и темнота приковали меня к месту. Я начал считать про себя и досчитал до пятидесяти семи. Это были самые долгие пятьдесят семь секунд в моей жизни.
В итоге решил, что пришел подходящий момент спросить:
– Кто здесь?
Крик эхом укатился в темноту.
А потом появился запах, сверлящий и стерильный, будто ватка со спиртом, которую затолкали тебе в глотку. Мысленно я представил охотничий нож, с рукоятью из мореного дуба, вонзающийся мне в живот.
Я включил фонарь.
Говард был в рабочей курке,
