«Мы никогда, ни при каких обстоятельствах не пойдем рука об руку с криминалом. Наша задача — бороться с ним, изживать, вырывать под корень. Не может в нашем Городе существовать криминальный бизнес, это позор, это недостойно уважающего себя человека, гражданина, россиянина».
— Трудно сопоставить то, что мы сейчас услышали, с тем, что мы только что увидели, — ехидный голос Зотова наложился на картинку, где мэр продолжал беззвучно открывать рот, излагая следующие тезисы. — Ведь именно Суханов является основным, так сказать, спонсором предвыборной кампании Павла Романовича Греча. И, судя по всему, находится в теплых отношениях с одним из крупнейших бандитов нашего города. Сам собой напрашивается вопрос: кто же финансирует кампанию Павла Романовича? И сам собой напрашивается ответ: те, кто больше всех кричат о том, что преступность в нашем городе пошла на спад, что не нужно впадать в панику и что термин «криминальная столица» не соответствует статусу нашего города, именно те и хотят сохранить статус-кво…
На экране возникли кадры милицейской хроники — аресты, задержания, парни в спортивных костюмах, выстроенные лицом к стене, парни в кожаных куртках, лежащие ничком на асфальте, парни в хороших костюмах, протягивающие руки, чтобы их сковали наручниками…
— Их устраивает беспредел, который творится в нашем городе. В мутной воде легче ловить крупную рыбу.
Теперь вместо бритых затылков, конфискованного оружия и разбитых машин, судя по всему принадлежащих бандитам, зрители имели возможность насладиться городскими пейзажами — отремонтированные, аккуратные дома, подъезды с будочками охраны, дворики с ухоженными газонами, балконы, лепнина, колонны. Это были лучшие районы из так называемого «старого фонда» — центральной части города, которая сейчас усиленно реставрировалась и приводилась в достойное состояние.
— Вы видите прекрасные здания, архитектура которых по праву делает наш Город одним из прекраснейших городов мира. Неужели люди, погрузившие город в трясину криминала и сделавшие его, по сути, своей вотчиной, своим удельным княжеством, где им принадлежит всё и вся, пройдут мимо такой красоты? Да никогда в жизни!
Зотов уже резвился. По своему обыкновению, к концу репортажа он перебарщивал с актерством и, на взгляд профессионалов, это шло во вред информационной составляющей программы. Но для зрителей, особенно для тех, на которых он делал ставку, — нищих, озлобленных, не нашедших своего места в этой новой, непривычной и оттого страшной жизни, — его рулады были, как бальзам на израненные души.
Они не знали, что сам Зотов относился к ним с нескрываемым презрением, называя их «лузерами» — неудачниками, безнадежно отставшими от течения жизни и в этом хроническом отставании совершенно бесперспективными и уже окончательно никчемными.
Целесообразность стояла для него на первом месте. Он обладал счастливым качеством отменять сегодня те принципы, которым следовал вчера, причем совершенно для себя безболезненно.
Зотов очень легко менял своих хозяев, хотя хозяевам казалось, что это они нанимают популярного журналиста на работу для проведения всякого рода «информационных войн» — больших или малых, крупномасштабных или локальных, ограничивающихся порой стенами одного предприятия.
Юрий Зотов и на самом деле был талантливым человеком. Однако вся его сила, вся глубина его таланта, работоспособность, умение анализировать и делать выводы были нацелены только на одно — стать выше всех остальных людей, хотя бы на ступеньку, но выше.
В своей работе он сделал ставку не на точность информации, а на форму ее подачи, и не ошибся в выборе. Шокирующие репортажи завораживали зрителя, и почти никто не обращал внимания, что Зотов, год назад клеймивший коммунистов, теперь столь же истово проклинает демократов, что неделю назад он кричал о своей ненависти к одному политическому блоку, а сегодня расписывается в своей ему преданности и призывает к борьбе до последнего издыхания с соперниками этого блока, — форма гипнотизировала, и народ, в большинстве своем, проглатывал репортажи «нашего Юры», не давясь и не морщась.
— Да никогда в жизни! — повторил Зотов за кадром. — И в свете того, что мы только что видели, становится понятной связь между нашим уважаемым мэром и, например, госпожой Ратниковой, против которой возбуждено уголовное дело. В данный момент эта госпожа находится в Москве, где и проживает в известном курортном местечке Лефортово, куда рано или поздно попадают любители хапнуть под шумок… Павел же Романович Греч проходит по ее делу свидетелем… Пока свидетелем.
Зотов закончил, как всегда, с театральным, утрированным нажимом на слове «пока», давая понять зрителям, что он-то, Зотов, владеет всей информацией, но до поры до времени, в силу обстоятельств, не может выложить ее с экрана телевизора.
— Что вы скажете на это? — спросил Старков с плохо скрываемым торжеством в голосе.
Греч пожал плечами. Он уже пришел в себя, пробирка с валидолом мирно покоилась в кармане пиджака, руки лежали на столе и почти не дрожали.
— А что я должен говорить в ответ на эти домыслы? Господин Зотов всем известен своей добросовестностью в добывании информации и ее подаче. А особенно своим отношением к ее достоверности.
— Но вы же видели, что Андрей Ильич Суханов встречался с Генделем?
— Видел, — кивнул Греч.
— И что вы скажете?
— Скажу, что я господину Суханову не нянька. И еще скажу, что господин Гендель, которого я не имею чести знать… Он, кстати, что, бежал из тюрьмы? Или обвиняется в убийстве? А?
Греч резко повернулся к Старкову всем корпусом и пристально посмотрел ему в глаза.
— Не-ет, — растерянно пробормотал Старков.
— Значит, господин Гендель — свободный гражданин нашей страны?
— Да, — кивнул Старков. — Но…
— Никаких «но»!
Греч понял, что приступ миновал. Пот на лбу высох, дыхание стало ровным.
— Никаких «но»! — повторил он. — Он такой же гражданин нашего Города, как вы, как я, как вот господин Горин. И имеет право встречаться с кем хочет, когда хочет и где хочет! А лезть в частную жизнь и выставлять ее на всеобщее обозрение, тем более делать из этого какие-то выводы, пытаться опорочить третьих лиц — это по меньшей мере непорядочно и недостойно журналиста. Если не сказать большего… Однако господин Зотов большего, на мой взгляд, и недостоин.
— Но…
Старков смешался.
— Но все-таки Гендель…
— Это все, что вы хотели мне показать, или у вас еще что-то есть? спросил Греч.
— Все…
— Тогда, может быть, продолжим разговор по существу? Мне кажется, мы теряем время?
Саид был выше Петли почти на голову, но, странное дело, создавалось впечатление, что именно Саиду приходится задирать подбородок, чтобы заглянуть в глаза собеседнику, который стоял перед ним, засунув руки в карманы брюк, и покачивался, перенося вес тела с пятки на носок.
— Ты будешь говорить, гнида? — спросил Петля сонным голосом. — Ты не понял, что ли, меня?
— Слушай, Петляков, в натуре, не въезжаю, чего ты меня душишь? Сказал же ничего не знаю. Чего ты прицепился?
— Тебе объяснить?
Петля перестал покачиваться и застыл, словно в стоп-кадре. Теперь он казался монолитом, тело его было словно отлито из чугуна — недвижимое, тяжелое, хоть и маленькое, но, очевидно, очень мощное.
Саид шмыгнул носом.
— Это как же ты будешь объяснять? — спросил он, стараясь не терять лица.
Петля только шевельнул плечами.
— Не провоцируй меня, Петля. Не надо, — тихо сказал Саид. — Могут быть большие неприятности.
— Они уже начались, — ответил Петля. — По крайней мере для тебя.
Не меняя позы, не качнув корпусом, все с тем же сонным выражением лица, Петля ткнул Саида кулаком в солнечное сплетение. Гигант с бритой, маленькой, теряющейся между покатых плеч головой согнулся пополам и тихо охнул.
— Зря ты это, Петля… — прошипел он, с трудом выпрямляясь. — Зря ты на силу пошел. Ой, зря.
— Это мне судить. Я здесь банкую, — сказал Петля. — Тебя спрашивают — ты не отвечаешь. Сам виноват. Что базарить? На чужую территорию полез. Насрал там. Ответ держать не хочешь. Все нормально. Что мне прикажешь делать?
— Зря ты это, — повторил Саид, переводя дыхание. — Ты большую сейчас ошибку сделал, Петля.
— Я не делаю ошибок. Ошибки в наше время слишком дорого стоят. Я не такой богатый.
— Это точно. Дорого. Очень дорого.
— Угрожаешь мне, что ли?
Саид молчал и смотрел в сторону.
Петля хмыкнул, сплюнул на пол и обернулся.
— Лось?
— Да!
С лавки, стоящей возле бревенчатой стены, поднялся высокий, стройный парень.
— Будем кончать.
— Ты что? — Саид попытался улыбнулся. — Шутишь, да? Смешно…
