устояла.
– Пять минут, – пообещала Эдриен и вошла в здание.
Она увидела Райлана. Перед ним на прилавке стоял большой ящик, а сам он говорил с почтмейстершей. Эдриен окинула его оценивающим взглядом, кивнула. Подтянутый, стройный, но уже не тощий. На ее критический взгляд, он как раз был на пути к тому, чтобы джинсы и худи на нем смотрелись правильно.
Лето, как она уже заметила, провело солнечными пальцами по его волосам.
Она почувствовала примерно то же желание, что Сэди, подавила его, потом сунула голову в дверь:
– Миз Граймс, здравствуйте! Райлан, привет! Я, когда Сэди привязывала снаружи, слышала, как Джаспер поет песнь любви.
– Пойду-ка я, пока он не прогрыз себе путь на свободу.
– Если у тебя есть время, можем с ними прогуляться в парке, вдоль ручья.
Все равно она хотела там с Сэди пробежаться.
– Запросто. Спасибо, миз Граймс.
– Не стоит благодарности. Мы это для вас из Нью-Йорка получили. Эдриен, ну ты сегодня и красавица!
– Спасибо. Решила примерить нового стиля штаны для бега.
– Моей внучке нравится твой бренд. Она эти вещи надевает каждый день на тренировку. Кроссы бегает, – обратилась почтмейстерша к Райлану. – Команда универа. Мы в этом году опять на первенстве страны будем, запомни мое слово.
– Какой у нее размер? – спросила Эдриен.
– Тощая как палка, ноги длинные – как у тебя. Носит размер два. Я в двойку даже левую ногу просунуть не могла, даже в ее годы.
– Любимый цвет?
– Обожает лиловый.
– Я ей принесу пару нового бренда, посмотрим, как ей понравится.
– Ну, Эдриен, не надо этого делать.
– Для нее хороший бег, для меня хороший маркетинг.
– Она будет в восторге.
– Мне нужно ее честное мнение. Я только достану сейчас почту из ящика.
– Хорошего вам дня, обоим. И вашим славным собакам.
Райлан шагнул в сторону, Эдриен вытащила ключ от почтового ящика из прилегающего бокового кармана.
– Зеленый – твой любимый цвет?
– Да, а как ты… лосины. Мы этот цвет называем «лесная тень», штаны и худи, а топ – «зеленый взрыв». – Она вежливо улыбнулась, вставляя ключ в замок. – Еще мы и для мужчин делаем беговые колготки.
– Нет. Никогда. Только через мой труп.
Она открыла ящик, стала выгребать оттуда почту. Райлан увидел, как остановилась ее рука, зажав что-то в кулаке. Изменилось выражение лица, веселость сменилась напряжением. И, похоже, страхом. Она сгребла почту, сунула ее в сумку, висящую на ремне через плечо.
– Ладно, была рада повидаться. Мне пора идти.
Он взял ее за руку выше локтя, она не успела уклониться.
– Что случилось? Что там такое?
– Да ничего. Мне надо…
– Скажи, что тебя так потрясло, – договорил он и вывел ее наружу. – Сэди!
Прежде чем Эдриен успела шевельнуться, он отвязал поводок от стойки.
– Ты сейчас думаешь: «Не твое дело». – Сэди его потянула, как можно более вежливо, в сторону жалобных звуков, доносившихся из окна его машины. – И это могло бы быть правдой. Но опять же: чье это было дело – притаскивать в мой дом тонну железа?
Джаспер теперь начал лаять – страстно лаять, когда они подошли к машине. Прыгал внутри, как игрушечная собака на пружинках.
Райлан отдал поводок Эдриен и обошел машину, чтобы со стороны пассажирской дверцы достать из бардачка запасной поводок.
В руки ему обрушился всей массой отчаявшийся пес, рвущийся навстречу кумиру своего сердца.
Собаки приветствовали друг друга так, будто обе вернулись с далеких войн на разных континентах. Сумев наконец застегнуть карабин на ошейнике Джаспера, Райлан выпрямился, провел пальцами по сильно растрепавшимся волосам.
– Давай прогуляем этих влюбленных, и ты мне все расскажешь.
– А еще говорят, что это я настырная.
– Правду говорят.
– Но и ты умеешь пристать как репей, – парировала она, но пошла с ним рядом, потому что собаки выбора не оставили.
– Только когда это важно.
По молчаливому согласию они свернули с главной улицы, и Райлан дал Эдриен время успокоиться – он видел, что ей это нужно. Умел понимать выражения лиц, жесты. Этого требовала его работа.
Обычно уверенная и напористая, Эдриен Риццо выглядела потрясенной, испуганной – и молчала.
Он подождал, пока они мимо домов, мимо задних фасадов магазинов дошли до зеленого парка, где под первым каменным мостом вился в русле ручей.
– Что-то было в почте, – начал Райлан.
– Да.
– От кого?
– Не знаю, и это тоже часть проблемы.
Они пошли пешеходной тропой вдоль ручья – здесь он тек медленно и тихо. За парком, как знала Эдриен, он расширяется, набирает скорость и силу. За городом, где подошвы холмов становятся круче и выше, где нависают обрывы, он бежит быстро и бурно.
И дальше в холмах мчится белая вода. Она вздувается иногда от весенних дождей, от внезапных ослепительных летних гроз и затопляет берега наводнением.
Часто – очень часто, по мнению Эдриен, – то, что кажется невинным и безобидным, может оказаться смертельным.
– Я тебя должна попросить сохранить в тайне то, что я тебе скажу.
– Окей.
– Знаю, что ты сдержишь слово. Во-первых, я тебя видела уже три раза после того, как Майя мне сказала, что она беременна. Я знаю, что она сказала тебе и вашей маме до меня, но ты ни разу об этом не упомянул.
– Она просила пока не говорить.
– Вот именно. Я не хочу волновать деда. Тиша на последних неделях беременности, и ей тоже лишний стресс не нужен. Все равно они ничего не могут сделать, только переживать будут.
– Что там было в почтовом ящике, Эдриен?
– Сейчас покажу.
Обмотав поводок вокруг талии, она полезла в сумку, нашла конверт.
– Ты его не вскрыла.
– Но я знаю, что там, потому что получаю эти письма с семнадцати лет. Аккуратная печать, без обратного адреса. Штамп… Детройт. Редко из одного и того же места дважды. Я так понимаю, у тебя перочинного ножика нет.
– Есть, конечно. Кто же без перочинного ножа ходит?
– Я. И я хочу открыть этот конверт аккуратно.
Райлан покопался в кармане и подал ей маленький складной нож. Вопреки обстоятельствам, она не смогла сдержать улыбку:
– Нож Человека-паука.
– Я его выиграл на карнавале в детстве. Отлично работает.
– Ты не теряешь предметы, – заметила она и осторожно вскрыла верх конверта.
У следующего каменного моста они посторонились, пропуская группу бегунов. Пустив собак беспорядочно носиться по траве, Эдриен вынула из конверта одинокий лист бумаги. Райлан прочел у нее из-за плеча:
Новый сезон – новый резон,
Что сдохнуть нужно тебе.
Осень задует, можешь подумать,
О горькой своей судьбе.
За лесом и садом,
