Так что я выкручиваю костлявую руку Зебу за спину и заставляю на полусогнутых промаршировать прочь из моего офиса. Слишком поздно мой субтильный друг соображает, что к чему, и кричит через плечо:
– Ничего не говори! Он просто п…
Остаток слова на «п» отсекает хлопок двери и щелчок замка офиса. Как я понимаю, слово на «п» – вовсе не «приятель» или «принц».
Кармин стоит в углу, сжав кулаки и выпятив грудь.
– Какого черта тут творится? Я только хочу свои деньги.
Усевшись в кресло, я начинаю небрежно извлекать патроны из своего револьвера.
– Вот сделка, Кармин. Зеб любит все затягивать. Мурыжить до упора. Доводит меня до чертовой мигрени всем этим фуфлом. Сейчас у меня на это времени нет. – Оставив в барабане один патрон, я защелкиваю его движением кисти и несколько раз прокручиваю. – Так что сейчас мы поиграем в небольшую игру, которую я подцепил в Наме.
Кармин пытается оскалиться, но его трясущиеся усы его выдают.
– Такого места, как «Нам», нету.
Ну конечно, он это не всерьез. Впрочем, кое-кто думает, будто Нам изобрели для кино – что страна ненастоящая и войны никакой не было. На самом деле опросы показывают, что в Нарнию верит больше людей в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти, чем во Вьетнам.
– Оно есть на самом деле, будь спок. И это на самом деле. – Я нацеливаю револьвер на него. – Я пьян и плаксив, так что выкладывай, что тут к чему.
Ему нужно с полсекунды, чтобы подумать: «Да пошел Зеб в жопу!», а затем он выкладывает все как на духу в такой спешке, что слова наскакивают одно на другое.
– Я не Кармин. Я хожу на актерские курсы вместе с Зебом; когда он узнал про звонок в «девять-один-один», то попросил меня изобразить этого парня. Просто дождаться за дверью этой сучки, когда покажется дамочка-коп, а потом сыграть свою роль.
Я чувствую себя полным лохом. Да как я мог поверить в такую удобную материализацию Кармина? Шансы на то, что настоящий муж Софии заявится спустя двадцать лет как раз в тот момент, когда его брошенную жену вот-вот уволокут в тюрьму, просто неизмеримо мизерны. И все же я проглотил этот клубок лжи, даже не пискнув.
– А как же весь кусок насчет тюрьмы?
– Это все правда, – признается не-Кармин. – Секрет актерского мастерства в том, чтобы придерживаться правды как можно ближе.
– Значит, ты трубил в Техасе?
– Ага. И опускали. Моя мучительная и унизительная честность подкупила легавую. Я обнажился перед ней – в метафорическом смысле.
Я испускаю стон. Что за треклятая страна! Станиславского читают все, кто ни попадя.
– Значит, Зеб предлагает тебе…
– Кусок.
– Кусок за то, чтобы ты сыграл мужа Софии?
– Именно, чел. Я помухлевал со своей справкой об освобождении и изобразил этого муженька мало не покажется.
И вправду. Я купился, да и Ронни тоже.
– А как София?
Не-Кармин гордо улыбается, и будь я неладен, если у него в глазу не блестит слеза.
– Скушала и не поморщилась. Только вообразите. Аль Пачино, да он просто в жопе. Его «Оскар» должны отдать мне.
Мне не следует так сильно ненавидеть этого дурака, но я ненавижу. Наверное, он стал для меня олицетворением Кармина, и мне трудно воспринимать его как-либо иначе.
– Итак? Что ты сделал? Попользовался Софией? Так, знаток системы?
– Никем я не пользовался, – заявляет недомерок, но его крысиные глазки сверкают вверх-вниз, будто он ищет, куда бы забиться, и я понимаю, что он чего-то недоговаривает.
– Ты когда-нибудь смотрел «Охотника на оленей»[81]? Держу пари, что смотрел. Знаток системы вроде тебя должен хавать такое говно.
– Ага, видел, – говорит не-Кармин, и по лбу у него стекают ручейки пота.
Я взвожу револьвер.
– Тогда должен знать, что дальше.
Это сработало.
– Я пытался загнать ей болт. Она очень ничего для старушки, но всё звала меня Дэном.
По моему разумению, такой подонок уж потерпел бы, что его зовут Дэном, если б это помогло лечь с Софией.
– И?..
– И она сказала, что моя штучка меньше, чем она помнит. Оно у меня и застряло в голове. Подорвало мою веру во все представление. А еще я помнил, как Зеб сказал, что вы мне все руки-ноги поотрываете, если я попутаюсь со старушкой, и у меня все опустилось.
Старушка? Софии еще и сорока нет. У меня всегда есть толика безумия наготове, так что я даю ему проблеснуть из моих глаз.
– Значит, ты бросил ее? Снова.
– Эй, эй, минутку, чел! Я не Кармин! Я никогда не покидал эту леди прежде.
Я думаю, не нажать ли на спуск пару-тройку раз, чтобы преподать этому типу урок, но чего это ради? Он только-то и сделал, что уберег Софию от тюрьмы. Так что я провожаю его к пожарному выходу и ботинком придаю ускорение в переулок.
– Эй, чё за дела?! – возражает он, и я понимаю, что вступил на зыбкую почву, но он посягал на Софию, и я не могу заставить себя дать ему всю тысячу, так что швыряю ему триста восемьдесят – все, что нашлось у меня в бумажнике. Остальное пусть выбивает из Зеба. Я бы с радостью посмотрел, как система поможет ему выудить из бумажника Кронски шесть сотен с копейками.
Жуть как не хочется, но я все же говорю:
– Пожалуй, я должен тебя поблагодарить. Твое представление было настолько реалистичным, столь фундаментальным, что я не могу отделаться от мысли, как тебя ненавижу и желаю тебе смерти.
Не-Кармин смотрит с таким видом, будто вот-вот расплачется.
– Спасибо, чел. Вот это комплимент!
Но на комплиментах далеко не уедешь.
– Так где же остаток моего гонорара?
– Поговори с Зебом, – советую я ему. – С ним и разрулишь.
Не знаю, устраивает этого типа предложение или нет, потому что захлопываю дверь у него перед носом.
Теперь надо впустить Зеба обратно, и он будет полон гордыней по уши, требовать извинений и канонизировать себя за эту дружескую услугу. Ненавижу Зеба в его режиме самодовольства. Если вдуматься, я вовсе не падаю с ног от спешки якшаться с Зебулоном Кронски в одном из его настроений последнего времени.
Надо бы подыскать амиго классом повыше.
* * *
Я отпираю дверь кабинета, – и вот он, малахольный ублюдок, сплошь скрещенные руки и брови домиком, дожидается своих извинений.
– У тебя есть что мне сказать, Дэн?
Чего уж там, могу и подыграть.
– Лады. Извини, хорошо?
– В самом деле? И за что же ты извиняешься?
Он как еврейский католический священник, решивший пролонгировать акт моего раскаяния.
– Я извиняюсь за рукоприкладство к твоей священной персоне, когда ты всего лишь заботился о Софии.
Зеб считывает язык моего тела, правильно интерпретируя подергивания плеч как сдерживаемую агрессию.
– Я принимаю твои извинения. – Он занимает место поближе к спиртному. – Как я понимаю, Рейфа ты вышвырнул?
Рейф? Ни хера себе.
Кивнув, я прикладываюсь к одному из коктейлей Зеба.
– И заплатил ему, правда?
– Конечно. Тысячу по пятьдесят. Деньги потрачены не напрасно.
Зеб подозрительно щурится, но я отвлекаю его тем, что похищаю еще один из его бокалов.
– Эй, руки прочь, Дэниел. Возьми себе сам. Просто позвони Марко и вели ему прислать поднос.
Я снова меняю тему, отодвигая Зеба уже на две позиции от платежной ведомости Рейфа.
– А откуда ты узнал о «девять-один-один»?
– Издеваешься? Я колол обеих телефонисток и троих патрульных. У меня уши по всему департаменту.
Эту информацию я Ронел не передам. Всегда хорошо иметь внутренний ресурс на Полис-плаза.
– А ты не мог просто сказать мне?
Зеб горестно усмехается – дескать, как же плохо я его знаю.
– Только прямиком, вот как действует Зебман!
В этом предложении как минимум три вещи вызывают у меня желание врезать Зебману в его улыбающуюся физиономию.
Музыка снаружи подскакивает на несколько делений, и я понимаю, что должен пересмотреть вопрос с жильем. Рано или поздно это «бум-бум-бум» меня достанет. Куда подевалась мелодия? Или певцы, не поминающие собственного имени каждые четыре такта?
Вваливается Джейсон – лицо раскраснелось, левая рука лупит воздух в такт музыке.
Зеб целит в него из своих пальцев-пистолетов.
– Кто здесь, к черту, сказочный гений? – вопрошает он.
Джейсон направляет оба указательных пальца на собственную голову.
– Вот этот парень, прямо туточки.
Надо воздать ему должное.
– Ты сделал это, Джей. Здесь все так и гудит.
– И ты не злишься?
Я напускаю на себя вид многоопытного, видавшего виды человека.
– Не. С чего бы мне злиться?
– Тамочки уйма геев. И не просто геев, а супергеев.
– Это нишевый рынок, – талдычу я лекцию Зеба. – Золотая жила, если на него пробиться.
Джейсон бросается вокруг стола, чтобы обнять меня.
– Я знал, что ты примешь это дело спокойно, партнер. Некоторые шарахаются, но не ты. Дэнни. Мой человек.
– Я совершенно спокоен, – сообщаю я, чувствую, как бицепс Джейсона расплющивает мне правое ухо. – Но эти парни знают, что я гетеро, правда ведь?
