— Не швырнешь тебя, говоришь? Ну-ну…
Фокин подождал, когда он зашевелится. Потом сел на спину, продел руки у него под мышками, сцепил на затылке двойным нельсоном. Лоб уткнулся в кафель.
— Неужели ты думал, что я прощу тебе Наташку?
Две секунды для уверенности, что смысл сказанного дошел до оглушенного болью человека. Потом резкий рывок вниз и на себя. Утробный вскрик. Последний. Позвоночный столб с хрустом разошелся, на месте разрыва под кожей осталось углубление. Фокин расцепил руки. Углубление исчезло, но все мышцы потеряли упругость и размякли, как разваренная лапша.
Майор встал, ногой перевернул безжизненное тело, потом нагнулся, рывком вскинул его в воздух и зашвырнул в бассейн.
— Точно так же, — констатировал он. — Потому что ты такая же блядь…
На этот раз вода плеснулась не так весело, как в предыдущие. Труп камнем ушел на дно. Медленно расплывалось розовое пятно…
Фокин потряс головой. Атаманов сидел на своем месте живой и здоровый и по-прежнему белозубо улыбался.
— Да нет, от спарринга я отказываюсь. Давно не тренировался, да и весовые категории разные…
— Пойдем, лучше освежимся…
Илья Сергеевич прыгнул в воду. Фокин последовал за ним. Снова фонтаны брызг, девичьи крики, гладкая кожа, податливые гибкие тела… Плавки съехали — то ли сами по себе, то ли с чьей-то помощью. Хищно и целеустремленно, как пираньи, девушки ныряли под воду, но пускали в ход не зубы, а руки, губы и языки…
Потом все внезапно оказались в комфортабельной комнате отдыха, Вика и Илона повалились на широкую, покрытую красным одеялом из верблюжьей шерсти, кровать и привычно занялись лесбийской любовью, Атаманов хлопал в ладоши и подбадривал их одобрительными выкриками. Сзади к нему приклеилась Валя. Лена потащила Фокина к дивану. Сейчас она не походила ни на принцессу, ни на гимнастку — красивая самочка, максимально приспособленная для плотских утех. Как ни странно, это очень возбуждало…
Фокин расслабился и откинулся на мягкие подушки. Он перестал управлять ситуацией и поплыл по мутным волнам удовольствия. Кто-то тронул за плечо. Улыбающийся Илья протягивал яркий квадратик. Верный друг!
— Дай мне, я сама надену! — Лена выхватила квадратик, привычно разорвала фольгу и неожиданно отправила кружок из тонкого латекса прямо в ярко накрашенный рот. В затуманенном сознании Фокина мелькнула мысль, что она хочет выдуть его в пузырь. Но девушка наклонилась и он почувствовал, что она надевает на него средство безопасного секса не прибегая к помощи рук.
— Ну ты даешь! — только и сказал он.
Лена оказалась виртуозом и во всем остальном. Как, впрочем и её подружки. Оргия продолжалась больше часа: девушки сменяли друг друга, наседали на безвольно распластавшегося Фокина сразу втроем, а то и вчетвером, Илона же с удовольствием подставлялась и ему и Атаманову одновременно.
Когда все закончилось, девушки незаметно исчезли, мужчины по очереди приняли душ и оделись. Фокин достал из своего сейфа удостоверение, деньги и пистолет, открыв коробочку из-под скрепок, надел на палец перстень. Краем глаза он видел, что Атаманов тоже вставил в поясную кобуру оружие, потом направился к бару.
— Выпьем?
— Давай.
— Виски?
— Пусть будет виски.
Подобное времяпрепровождение сближает мужчин и создает между ними особо доверительные отношения. Как между следователем и подозреваемым, которого он только что угостил сигаретой. Только сильнее.
— Все нормально? — спросил Атаманов. — Жаль льда нет.
— Нормально, — ответил Фокин. — А без льда как-нибудь обойдемся…
— Ты отличный парень, — Атаманов протянул ему стакан. — Я рад, что ты теперь на нашей стороне. Давай за это и выпьем. По-русски, до дна!
— Давай.
Вкус виски не ощущался совсем, только крепость.
— Не думай, что ты потерпел поражение, — Атаманов вытряхнул из пачки сигарету и налил по второй. — Просто есть определенная логика жизни. Сейчас она такова, что сильные и умные люди должны оказаться в одном лагере… Бороться с ними бесполезно, а значит неразумно. И даже глупо!
Он поискал зажигалку, не нашел, направился к висящему на вешалке пиджаку. Фокин протянул руку. Нужный завиток не попадался под большой палец, он надавил на всю поверхность перстня. Небольшая капля упала в стакан и бесследно растворилась в дорогом изысканном напитке. Рука майора продолжила движение до сигаретной пачки.
— Не возражаешь? — спросил он.
— Ради бога! — Атаманов щелкнул зажигалкой, протянул огонек, но Фокин отрицательно помотал головой.
— Чуть позже.
— Как хочешь… — Атаманов закурил, придвинул стакан, привычно поболтал, посмотрел на свет торшера сквозь светло-желтую маслянистую жидкость и вернулся к прерванной мысли.
— Ты думаешь, правда там, а здесь кривда? Ты бился за правду, а тебя сломали через колено и завлекли в лагерь негодяев? Нет! Раньше наша группа наживалась на кредитах, потом человек, который держал в руках все концы: счета, каналы реализации, — он переметнулся в другую команду, под арцыбашовскую «крышу»… А его новые покровители решили наехать на нас и использовали тебя в качестве тарана. Вот и все! Кривда против кривды! Конкуренты бьются за деньги, влияние, возможности… А никакой правдой тут и не пахнет!
Атаманов поднес стакан ко рту, но тут же отставил обратно.
— Поэтому не думай, что тебя ломают об колено. Я сам работал в Конторе, но времена изменились. Другие ценности, другие приоритеты. Будь ты сто раз честным парнем, ты не добьешься ровно ничего!
Он протянул стакан.
— Давай за Контору… Хотя нет, она этого не стоит! За бывшую Контору… Тоже нет — какой смысл пить за несуществующее… Вот! За «Консорциум»! Наша фирма уже сейчас государство в государстве. А ещё немного — и она сама превратится в большое государство… Словом… Я что-то разболтался. По-русски, до дна!
Атаманов залпом выпил. Фокин следил за ним остекленевшим взглядом: глаза, цвет кожи, губы, морщинки на лбу… Ничего не менялось. Зато в себе он изменения ощутил: навалилась страшная усталость, опустошенность и апатия. И все выпитое за вечер как будто только сейчас всосалось в желудок и ударило в голову.
— Что ты так смотришь?
Он встряхнул головой.
— За Контору! — как и раньше, не ощущая вкуса, Фокин выпил обжигающую жидкость.
— Да нет, ты все перепутал… Мы же пили за другое, за настоящее… Ну да ладно… Все равно ты мне нравишься! И…
— Дай прикурить! Теперь я хочу закурить! И имею полное моральное право!
— Конечно. Закуривай, — Атаманов поднес маленький желтый огонек, кончик сигареты почернел, но тут же налился красным. Дым прошел в легкие, никотин всосался в кровь, голова закружилась ещё сильнее.
— И я тебе скажу одну вещь! — Атаманов наклонился поближе и понизил голос. — О таких вещах никогда не рассказывают, но тебе я расскажу. И ты оценишь степень моего доверия…
— Конечно оценю, — Фокин кивнул головой, но она просто упала на грудь и не хотела подниматься.
— Чтобы между нами ничего не стояло… Это касается твоей жены…
Словно мокрая губка прошлась по залитому алкоголем мозгу. Он поднял голову и впился взглядом в шевелящиеся губы.
— Куракин отдал приказ. Куракин. И только попугать. А эти скоты… Когда Ершинский мне рассказал, я чуть с ума не сошел! Бандиты! Грязные твари…
Влажные полные губы напоминали гусениц. Может оттого, что совсем недавно целовали промежность Илоны, а может потому, что изрекали ложь. Мертвые не отдают приказов. И накануне взрыва Куракину было не до того, он искал Макса Карданова… Впрочем, какое это имеет значение? Куракин мертв. И Атаманов мертв, хотя сам ещё не знает об этом: шевелится, пьет, доверительно кладет руку на плечо, говорит — горячечно и вроде бы искренне…
— Я отдам их тебе, да! Я прикажу — и этих скотов привезут в багажнике, ты можешь порезать их на куски… Мы вместе порежем их на куски! Вместе! Да… Хотя я слышал… Один умер от инсульта, а одного убили… Сломали шею! Так ему и надо!
— Так им и надо! — кивнул Фокин. Он вновь нырнул в волны опьянения и погружался все глубже и глубже. — Я слышал — и третьего убили. И тебя убили — тоже слышал… Может брешут?
Атаманов потер себе уши.
— Тебя развезло. И меня развезло. Сколько же мы выпили?
— Много. Пора по домам.
— Но ты оценил мою откровенность? Ты понял, что я твой друг?
— Оценил. Понял. А ты все понял?
— И я понял, что мы друзья. Давай поцелуемся…
— Давай.
Фокин уклонился от влажных, напоминающих гусеницы губ и поцеловал убитого им человека в щеку.
* * *
В гранитном зале атамановской дачи горел камин, желтые всполохи огня переливались в полированной меди жароотражающего экрана, горячий воздух приятно согревал озябшие руки. Хозяин сидел в кресле на медвежьей шкуре и длинной кочергой ворошил потрескивающие поленья.
