— Их будет трое, — сообщил стоявший в стороне на каменном полу Ринат. В непротопленном помещении было прохладно и он пожалел, что снял пальто. Но не снять — означало проявить неуважение к хозяину.
— А нас четверо. Мы дадим им сделать основную работу, а потом вмешаемся и заберем все.
От Итальянца пахло дорогим одеколоном, Атаманов поморщился — то ли от приторного запаха, то ли от прямолинейной стратегии подчиненного.
— У тебя точная информация, что их трое? — недовольно спросил он.
— Стопроцентная! — Итальянец улыбнулся и тем вызвал ещё большее раздражение шефа.
— Справитесь? Наш друг в одиночку уже обламывал рога вам троим…
Черные глаза недобро блеснули.
— Тогда он был нужен живым и невредимым! А сейчас… Что он сможет сделать после выстрела из засады?
— Ну-ну… — с неопределенной интонацией произнес Атаманов. — А кто остальные двое?
— Старая рухлядь — отставники. Говорить не о чем.
— Ну-ну, — с прежней интонацией повторил Атаманов. — Смотри, не ошибись. Где будет проходить операция?
Теперь уже Итальянец испытывал сильнейшее раздражение. Шеф явно считал его холуем и даже не пытался это скрыть. Он явно давал понять, что толстая и мягкая медвежья шкура не для него, не для него умиротворяющий жар камина, да и бриллианты на фантастическую сумму тоже не для него. Единственное, в чем ему не отказывают — в праве рисковать своей задницей и таскать каштаны из огня…
— Есть основания считать, что Евсеев где-то на французской Ривьере. Макар уже ищет его в Монако. А наш друг летит в Лондон. Мои люди его сопроводят. Я до последнего буду тут, постараюсь точно разузнать, что к чему…
Обгорая, поленья меняли форму и аккуратно сложенная пирамида начинала разваливаться. Хозяин подхватил щипцы и, придвинувшись поближе, стал восстанавливать костер.
— Кто полетит в Лондон?
— Крышевой и Гайдан. Они сообразительней других.
— Да уж… Завтра их ко мне на инструктаж. Одного в десять, другого в одиннадцать.
— Понял, — Ринат кивнул. Он понимал, что это за «инструктаж» по часу на каждого. Шеф наобещает золотые горы и настрополит их следить за ним и друг за другом. И попугает, конечно. Кнут и пряник. Чтобы не убежали с добычей.
— А как эти…
Одно полено никак не поддавалось и Атаманов наклонился вперед, сосредоточенно работая щипцами и кочергой одновременно.
— Кто? — Ринат подумал, что шеф сейчас вывалится из кресла и злорадно ждал этого момента.
— Те быки, которые бабу… Ты их должен был проучить…
— Не вышло! Татарин сам помер, а Маза и Лобана кто-то пришил…
— И третьего?! — вскинулся Атаманов и выпрямился. — Откуда же он узнал?
Теперь шеф сидел устойчиво и упасть не мог, но тем не менее вдруг нырнул головой вниз, выронил кочергу и растянулся на шкуре. Ринат бросился помочь, но шеф не пытался встать, не двигался и вообще не подавал признаков жизни. Итальянец пощупал шейную артерию. Пульса не ощущалось. Илья Атаманов был мертв.
Доставая сотовый телефон, Итальянец понял, что судьба передала бриллианты в его руки.
* * *
Поздним вечером в квартире Фокина зазвонил телефон. Подполковник только вышел из ванны и собирался ложиться спать.
— Да, — грубо сказал он в трубку.
— Добрый вечер, Сергей Юрьевич, — раздался властный, привыкший командовать голос. Фокин подумал, что звонит сам Арцыбашов.
— Это Локтионов.
Что ж, он не очень сильно ошибся. Локтионов ещё более крупная фигура, потому что обладает властью, деньгами и широкими возможностями сам по себе, независимо от должности, которой можно в любой момент лишиться.
— Мне нужно поговорить с вами. Сейчас. Наедине. Вы слушаете?
— Да.
— Моя машина стоит недалеко от вашего дома, у парикмахерской. Обычная черная «волга» с включенными противотуманными фарами.
Локтионов положил трубку.
«Откуда он знает, где я живу? — пришла глупая мысль. — И зачем я ему понадобился около двенадцати ночи?»
Он быстро оделся, сунул «ПММ» в правый карман куртки и вышел на улицу. Распаренное тело остро ощущало проникающий в складки одежды холод. Зябко. Неуютно. И в душе тоже холод и пустота. Если это засада — хер с ним! Постреляем напоследок…
На темной улице возле парикмахерской действительно стояла черная «волга» с желтыми огоньками включенных «противотуманок». Зловеще отблескивали зазеркаленные окна. Большой палец привычно выключил предохранитель. Когда-то он специально тренировался стрелять через карман…
Левой рукой Фокин резко распахнул правую переднюю дверь, не наклоняясь, присел и, топорща карман, оглядел салон. За рулем сидел Локтионов, больше в машине никого не было.
— Прикройте дверцу, на улице прохладно. Я один.
Подполковник все-таки заглянул за спинку сиденья — не прячется ли кто на полу. Нет, все чисто. Он сел рядом с водителем.
— Неужели вы совсем без охраны?
— Первый раз за много лет, — усмехнулся замминистра. — У меня, правда, есть пистолет, но вряд ли я сумею управиться с ним так же ловко, как вы со своим.
Он взял с приборной доски кожаный портсигар, достал тонкую коричневую сигарку.
— Закурите?
— Нет.
Локтионов прикурил от зажигалки. По салону распространился аромат дорогого листового табака.
— Я ведь не случайно тогда сказал, что вы — не эпикуреец. И в «Семь звезд» вы приехали вовсе не за теми земными радостями, которыми вас соблазнял Атаманов. Кстати, вы знаете, что он умер?
— Да неужели? — вяло удивился Фокин. — Такой крепкий мужик!
— Ваши чувства отчетливо проступали у вас на лице. Да и поведение было достаточно наглядным. Если бы Атаманов был лучшим аналитиком, возможно, он был бы жив сейчас.
— Это вряд ли! — уверенно сказал подполковник. И через несколько секунд пояснил:
— Болезнь на ум не смотрит!
— А знаете, почему он вас пригласил? — не обращая внимания на подтекст последней фразы, продолжал Локтионов. Он очень целеустремленно вел разговор, не позволяя сбить его с выбранной темы.
— Не знаю. Совершенно честно — не знаю!
— Я его попросил об этом. Хотел посмотреть на ваше лицо, заглянуть в глаза, оценить поведение.
— Ну и…
— Ну и вот результат! — Локтионов перегнулся через спинку, взял с заднего сиденья пластиковую папку, положил её Фокину на колени.
— Что это? — спросил подполковник.
— Документы о хищении кредитов Международного валютного фонда. Банки, проводки, счета… Вы ведь хотите торпедировать «Консорциум»? Грамотный специалист без труда определит, что все нити ведут к нему…
Фокин открыл папку, полистал бумаги. Локтионов включил подсветку, чтобы было лучше видно.
— Ничего себе! — воскликнул подполковник. — Это оригиналы!
— Конечно. Материалы страшной разрушительной силы. Мина под фундамент концерна!
Фокин ещё несколько минут шелестел бумагами, затем закрыл папку.
— Вы же знаете, что меня поймали на крючок и заставили свернуть следствие? Как же я использую эти документы?
Локтионов пожал плечами.
— Я понял, что вы их ненавидите и не остановитесь на полпути. Вы будете бросаться на «Консорциум» даже с голыми руками. И в основе этого не финансовый интерес, а потому с вами нельзя решить вопрос деньгами. Другого такого человека я не знаю. Потому отдал их вам. С такой миной вы сможете сделать больше, чем с пустыми ладонями.
— А конкретно?
— Если эти документы попадут в любой солидный европейский банк, или к кому-либо из аппарата Международного валютного фонда, все счета «Консорциума» немедленно блокируют. И перестанут вести дела. Эти господа не любят, когда их обворовывают! Тогда концерну конец. Он не протянет и двух месяцев.
— А почему бы вам самому не передать бумаги? У вас контакты в тех кругах пообширней!
Замминистра усмехнулся.
— Я могу тайно приехать темной ночью в Кузьминки и, проверив телефонную линию и окрестности, отдать документы вам. В Цюрихе, Лионе или Дюссельдорфе незаметно с влиятельным банкиром не встретишься и инкогнито не сохранишь. А если меня раскроют, я не протяну и недели. Даже особый режим охраны не поможет!
* * *
Утром Фокин позвонил Максу и назначил срочную встречу.
— Что случилось? — удивился Карданов, садясь к нему в машину.
— Я не знаю, что у тебя за дела в Лондоне, — без предисловий сказал подполковник. — И знать не хочу. Но ты спас мне жизнь и мы вроде, как братья. У тебя счеты с «Консорциумом» и я дам тебе такие документы, которые подведут под него хорошую мину!
— Что за документы? — без интереса спросил Макс. Вылет назначен на завтра и он поглощен совершенно другими мыслями и заботами.
— Хищения кредитов Международного валютного фонда.
Карданов чуть не подскочил на сиденьи. И компьютерное моделирование, и многочасовые игровые диалоги с психологами показали, что несмотря на чувство благодарности Джонсона к Томпсонам и жалость к их сыну, стопроцентная гарантия положительного решения не достигается. Эмоциональная сторона личности Линсея вступает в противоречие с рациональной, на чашу весов необходимо бросить объективный аргумент, подтверждающий чувственный порыв души. И эти бумаги могут стать как раз таким аргументом!
