Она слушала его, не перебивая. И ничто не дрогнуло в ее лице.
– Кстати, все остальные ваши мужья также погибли не без чьего-то участия. Это не могло не сказаться на вашей психике. Если все совершилось по вашей воле, то вы – гениальная и страшная женщина. Беспощадная богиня Анаит. Почти безумная, стремящаяся к всевластию. Вы подчинили себе даже этих трех стариков, которые также, несомненно, являются пациентами доктора Романова. Один из них, между прочим, крайне опасен. Более того, вы обладаете такой сильной волей, что подавили даже самого Романова. Переиграли психиатра. Заставили его вести вашу партию. Но зачем вам нужен я? Одного этого не могу понять. У меня ничего нет и никогда не было.
– Вы себя недооцениваете, – ответила она. – У вас есть самое главное – ум. Разве вы до сих пор не поняли, что деньги в нашем мире уже практически утратили свое значение. Зачем мне деньги? У меня их достаточно, чтобы купить десять Романовых. И даже посадить одного из них на какой-нибудь престол. Но мне нужен Сивере, с его мыслями, сознанием, нравственным миром, с его мозгом, сердцем, внутренней свободой, с его душой.
– Вроде реликтового зверька редкой породы, которого можно посадить в клетку, а потом изучать? Заняться опытами над ним?
– Примерно так, но вы еще слишком неуправляемы. И неизвестно – удастся ли вас вообще переделать. Преобразовать в нового человека. Какой мне нужен. И, поверьте, будет нужен всему человечеству. Как прообраз его будущего.
– Значит, вы согласны с тем, что я только что сказал?
– Вы много нафантазировали, – коротко ответила Анна. Он все еще продолжал держать ее за локоть, но сейчас она освободилась, словно давала понять, что разговор окончен.
– Куда же вы? – спросил Александр Юрьевич. – Кто еще из постояльцев гостиницы является пациентом доктора Романова?
– Вы же любите тайны? – улыбнулась Анна. – Вот и разгадывайте.
Сивере остался один, со своими мыслями, догадками и предположениями, но ненадолго. Почти тотчас же к нему подошел Прозоров, все это время незаметно наблюдавший за ними.
– О чем вы беседовали? – резко спросил он.
– О погоде! – таким же тоном отозвался историк. – Тебе какое дело? Ты куда исчез вчера ночью?
– Пошел по малой нужде.
– Рассказывай! Наверное, испугался, что и тебя в статую закатают?
– Стану я бояться какой-то девчонки! Не таким ноги вокруг шеи завязывали. А насчет Анны Горенштейн я тебя уже не раз предупреждал. У нее много лиц и она бесподобная актриса. Обманет даже Станиславского. А уж такого дурака, как ты, – мимоходом.
– Я-то ей зачем нужен?
– Не волнуйся, у нее каждый человечек задействован в общем плане. По моей информации, эта авантюристка затеяла крупную операцию. Международного характера.
– Что за информация, откуда?
– Узнаешь в свое время, – отрезал Прозоров.
Александр Юрьевич внимательно посмотрел на него. А не является ли и его приятель пациентом доктора Романова? Или он тоже блуждает в каких-то своих фантазиях?
– Слушай, Герман, – произнес Сивере. – Насколько я помню, у тебя шрам был всегда на правой щеке, а теперь на левой. Как это могло выйти?
– Ишь ты, какой памятливый! – усмехнулся Прозоров. Вопрос Сиверса не огорошил его, он ничуть не смутился. Туманно ответил: – Ошибка в пластической операции.
– А пояснее нельзя?
– Можно. Попал я в одну переделку, пришлось обращаться к хирургам. Они мне морду подправили, не отличишь от прежней, но поскольку я должен был выглядеть, как раньше, – сделали шрам. Только щеки перепутали. У нас в органах тоже много дураков работает. Как и везде.
– А я думал, что это уж не ты, а клон какой-нибудь, – недоверчиво произнес Сивере.
– Клоны тоже скоро появятся, – ответил Прозоров. – Не за горами. Род людской себя уже исчерпал.
…Сивере решил непременно разыскать князя Романова, чтобы поговорить с ним начистоту. И об Анне Горенштейн, и о стариках, и о других пациентах, которых он, возможно, привез с собой в «Монастырский приют». Если, конечно, это вообще так, а не иначе. Он рассчитывал найти его там, где тот любил отдыхать в утренние часы, – на верхней галерее, в шезлонге. Прозоров увязался за ним.
– По-моему, этот доктор Романов сам сумасшедший, – сказал он. – Поговаривают, что он безумно влюблен в Анну Горенштейн.
– Ничего удивительного, – отозвался Сивере. – Эта женщина стоит того. Но не хотел бы я оказаться ее мужем. Она – как Синяя Борода, только – женщина.
Они поднялись по лестнице на третий ярус, выбрались в открытую галерею. Там стояло несколько шезлонгов, один из них был занят. Князь Романов отдыхал, накрывшись с головой верблюжьим одеялом. На коленях у него лежала самшитовая трость.
– Алексей Николаевич! – позвал Сивере. Тот не откликнулся.
– Спит, – произнес Прозоров. – Не стоит его будить.
– Притворяется, – сказал Александр Юрьевич. Ему показалось, что князь как-то уменьшился в росте. Усох, что ли, от любовных переживаний? И вообще, выглядел он подозрительно неподвижно, как скульптура.
Они подошли ближе, Прозоров постучал костяшками пальцев по спинке шезлонга.
– Алло, можно войти?
В ответ – молчание, князь явно пренебрегал ими. Ботинок Сиверса попал во что-то липкое.
– Кровь, – недоуменно произнес он, нагнувшись.
Прозоров осторожно сдвинул одеяло с головы князя. Ее, собственно, и не было на положенном месте. Алексей Николаевич Романов был обезглавлен.
Достав коробочку с сигарами, Прозоров угостил Сиверса, закурил сам. Зачем-то заглянул под шезлонг, очевидно, рассчитывая найти там упавшую голову князя. Но это не шляпа, сама не скатится. Так Александр Юрьевич и выразился, хотя ему было слегка дурно. Бедный Романов! Впрочем, очень часто психиатры именно так и кончают. Награда от пациентов.
– Одно могу сказать совершенно определенно, – произнес Герман. – Это не похоже на самоубийство.
– А уж тем более на дурной розыгрыш, – добавил Сивере. – Ты что-то говорил однажды о тамбовском маньяке, который отрезал своим жертвам головы?
– Не отрезал, а откусывал громадными клещами, которые таскал с собой, – поправил Прозоров. Он еще раз посмотрел на обезглавленное тело, потом накинул на него верблюжье одеяло. – Думаешь, один из этих стариков-картежников? Очень напоминает историю с Берлиозом.
– Скорее, с ритуальным убийством Николая II, к которому наш князь столь старательно набивался в родственники. Но голову того заспиртовали и привезли вождю мирового пролетариата, а эта где? – Сивере вздрогнул, ему вдруг вспомнилась рукопись Комамберова, где также было упоминание об отрезанной голове одного из постояльцев в горном отеле. Старый графоман оказался довольно зорким провидцем. Еще он писал, что эту голову найдут на блюде. Довольно туманно, но ориентир есть. Комамберов, безусловно, был фантазером, по некоторые его пророчества странным образом сбывались.
– Я, кажется, знаю, куда унесли его голову, – сказал Сивере.
Они спустились по лестнице вниз, в холле встретили комиссара Куруладзе, продолжавшего безуспешно искать следы своего помощника. В версию Прозорова он явно не верил.
– Не тратьте зря силы, – посоветовал ему Герман. – Лучше займитесь новым убийством. Только что мы обнаружили наверху труп князя Романова.
– Плевал я на него, я сам князь, – грубо бросил комиссар. Потом все же заинтересовался: – Натурально?
– Натуральнее не придумаешь, – подтвердил Сивере. – А сейчас мы идем в бильярдную.
– Зачем? – устремился за ними Куруладзе. Ему не ответили. Прозоров и сам не знал, а Сивере только догадывался.
В бильярдной находился один Багрянородский, шлифуя свое мастерство хлесткими ударами по шарам.
– Вы давно здесь? – спросил Александр Юрьевич.
– Только что пришел. Составите компанию?
И он также не получил ответ, поскольку Сивере быстро прошел в следующую комнату, там обычно играли в карты. Все остальные поторопились за историком. Здесь никого не было, но им предстала жутковатая картина. Набитый поролоном медведь, стоя на задних лапах, держал в передних блюдо, на котором лежала посиневшая голова князя Романова. При этом она совсем недружелюбно скалилась, а один глаз был открыт и выражал смертельную тоску.
– Поразительно! Прямо голова профессора Доуэля, совершенно как живая, – пробормотал Багрянородский. – А я тут… рядом… шары гоняю. Жуть!
– Нет, всадник без головы, – усмехнулся горский князь Куруладзе.
– Точнее уж, голова без всадника, – поправил Прозоров.
– Будет вам! – остановил их литературные аллюзии Сивере.
На столе валялись брошенные карты. Грифельная доска была исписана цифрами. На полу отсутствовали следы крови.
