— Теперь, небось, сами жалеете, что так непочтительно с ним обошлись?
— Зря смеетесь, Джерри, этот дьявол ненавидит меня не меньше, чем судью. Когда мы пытались его скрутить, еще до суда, я ободрал о него все руки. Уж этого Мясника точно не забыть!
— Не берите в голову — к утру он снова будет за решеткой.
— Надеюсь! — с чувством отозвался полицейский. — Во всяком случае, не усну спокойно, пока он не вернется в Грейстоун.
— Но как же, черт возьми, ему удалось смыться?
— Вот это мы и попытаемся выяснить.
Мы очень быстро миновали город. Прин гнал, не выключая сирены. А когда машина вылетела на автостраду, он до предела выжал газ. Вскоре перед нами выросла мрачная громада лечебницы, все ее окна ярко светились. Мощные прожекторы, установленные на крышах, шарили в темноте, заливая светом окрестные поля.
Лаудербек наклонился ко мне.
— Если они таким образом ищут Мэджи, то сбрендили почище его!
— Наверняка, таковы предписания. А вообще, когда ставили эти прожекторы, явно не обошлось без подмазки.
Перед распахнутыми воротами лечебницы стояла вооруженная охрана. Все время, пока мы ехали к главному корпусу, луч прожектора бил в глаза.
Лаудербек кипел от ярости.
— Ну, дают! — скрежетал он. — Три вооруженных бездельника — чтобы охранять открытые ворота! Какого черта они не закроют решетку и не пошлют этих болванов искать Мэджи? Да еще этот придурок на крыше лепит своей штуковиной прямо в глаза! Ничего не понимаю!
— Я тоже.
— Похоже, в этой больничке врачи — такие же чокнутые, как и их пациенты! Чего удивляться, что Мэджи удрал? Ей-богу, сейчас я выложу Уилксу все, что думаю о его заведении! И черт с ним, если это будет стоить мне места!
— Скорее всего, так и выйдет, старина!
Впервые я побывал в психиатрической лечебнице Грейстоун пять лет назад, еще при жизни отца, когда еще только начинал работать в «Гэзет». Меня отправили на торжественное открытие новых корпусов. Тогда сюда съехалась вся мидлендская знать, прибыл даже губернатор штата. Многочисленные речи завершило выступление доктора Уилкса, текст которого был вручен мне потом в специальной «корочке». На обложке аршинными буквами значилось: печатать без сокращений.
Когда я принес этот «шедевр» отцу, он долго хохотал. Вот уже десять лет наша газета беспрестанно сетовала на отвратительное состояние лечебницы. У отца скопилась неплохая подборка документов, причем хватило бы публикации и одного из них, чтобы привлечь нас за клевету, не сумей мы доказать подлинности каждого факта. Отец умело использовал это оружие и начал яростную кампанию, которая завершилась строительством новых больничных корпусов. И вот теперь доктор Уилкс состряпал витиеватую статью, пытаясь приписать все заслуги себе одному.
Отец брезгливо швырнул творение Уилкса в корзину. Потом взял мой отчет о церемонии и сократил все, что касалось доктора Уилкса, до двух-трех строк.
С тех пор Грейстоун совершенно перестал интересовать нашу газету — он больше не давал повода к нападкам на политику Робинсонов.
Оказавшись в холле главного корпуса, я подумал: а не сдуть ли пыль с той, прежней истории? Муниципальные выборы — на носу, из Грейстоуна сбежал опасный преступник, и у меня были законные основания обвинить администрацию в халатности. Я просто ничего не знал о докторе Уилксе — только что на этот пост его назначил муниципалитет, то есть клан Робинсонов. Несомненно, наши противники попытаются выйти сухими из воды, свалив вину на какую-нибудь мелкую сошку, но в любом случае выступление газеты не пройдет незамеченным.
Я вдруг вспомнил, как, прощаясь, Эллен прошептала мне на ухо: «Следите за доктором Уилксом!» и как странно она повела себя на кухне и на лестнице, услышав грейстоунскую сирену. Знать бы, что скрывает Эллен!
На пороге лечебницы Лаудербек приколол к лацкану пиджака полицейский жетон.
— От этих ослов жди чего угодно! Кто-нибудь из них вполне может вообразить, что прожектора мало, да и пальнуть сдуру.
Я расхохотался. Меня ужасно забавляла эта внезапная вспышка гнева обычно спокойного и мягкого по характеру Лаудербека. Похоже, он счел побег Мясника Мэджи личным оскорблением.
Капитан спросил у одного из вооруженных охранников, слонявшихся по холлу, где кабинет Уилкса. Тот указал на закрытую дверь.
— Только он занят.
— А я, по-вашему, развлекаюсь? — прорычал Лаудербек и решительно направился к кабинету.
Он вошел без стука. Мы — следом.
Доктор Уилкс сидел за рабочим столом и беседовал с двумя не знакомыми мне мужчинами. При нашем появлении он на мгновение поднял глаза и тут же вернулся к прерванному разговору. Судя по всему, оба его собеседника были здешними врачами. Речь шла о каком-то раненом. Доктор настаивал на срочной операции. Он изъяснялся сухо и лаконично, при этом нервное подергивание тонких губ то и дело обнажало мелкие и очень белые зубы. Поскольку Эллен просила следить за Уилксом, я внимательно присматривался к нему. «Ты не просто человек, — думал я, — но и трамплин для Робинсонов в предвыборной борьбе».
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Уилкс проводил обоих врачей и, наконец, повернулся к нам.
— Что вам угодно? — обратился он к Лаудербеку, сообразив, что это старший по званию.
Капитан представился, а мы с Прином старались держаться у него за спиной. Уилкс видел меня всего один раз, и я надеялся, что вполне сойду за полицейского детектива.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о том, что здесь произошло.
— Я и сам не прочь разобраться. Побег буйнопомешанного — сам по себе крайне неприятен, и я просто в отчаянии оттого, что он стал причиной гибели судьи Робинсона.
— Так как же все-таки маньяку удалось бежать?
Доктор Уилкс, вскинув брови, посмотрел на часы.
— Мы обнаружили исчезновение Мэджи в пять минут первого. Сейчас — двенадцать двадцать пять. Неужели вы думаете, мы могли успеть провести серьезное расследование?
Саркастический тон врача задел Лаудербека.
— Что ж, за дело возьмемся мы, я за этим и приехал.
— Сначала я расскажу вам все, что знаю, — примирительно произнес Уилкс, — а потом действуйте по своему усмотрению. Однако, мне кажется, куда важнее поймать беглеца, чем выяснять, как он сбежал.
— Все необходимое уже сделано. Еще до того, как ваша сирена умолкла, вся полиция была на ногах. Мэджи убил судью Робинсона между девятью пятнадцатью и десятью, значит, сбежал он до…
— Побег произошел чуть позже девяти.
Лаудербек оторопел.
— Вы это точно знаете?
— Разумеется.
— И запустили сирену только в полночь?
— Капитан, мы обнаружили побег только в полночь, — с преувеличенным спокойствием проговорил врач. — Если позволите, я все же расскажу вам, что произошло. В девять часов охранник Кеннеди вошел в шестнадцатый блок, где содержался Мэджи. Это на первом этаже правого крыла. По инструкции, охрана должна совершать обход блока днем — с шести до шести — ежечасно, а ночью — каждые три часа. В шесть часов Кеннеди принес Мэджи ужин, а в девять пошел на обычный обход.
— И Мэджи еще сидел в камере?
Уилкс кивнул.
— Кеннеди это подтверждает?
— Нет. Кеннеди ничего не подтверждает — он с девяти часов в коме, а сейчас — на операционном столе, и два хирурга пытаются спасти ему жизнь.
Лаудербек привстал, но Уилкс жестом вернул его на место.
— Вам станет понятнее, капитан, когда вы дослушаете меня. Тогда, может, и спрашивать не придется. Итак, Кеннеди начал обход в девять. Он должен был проверить камеры и погасить свет. На этом его дежурство заканчивалось, а с полуночи заступал другой охранник — Корниш. В полночь Корниш вошел в шестнадцатый блок и стал осматривать камеры при свете электрического фонарика. В этом блоке, который охрана окрестила «Клеткой», всего трое заключенных, хотя камер шесть — они расположены в ряд, по левой стороне коридора. Чтобы проникнуть в блок, охраннику нужно открыть две стальные двери. Пока все ясно?
— Да.
— К расположению камер мы еще вернемся. Это специальный блок для буйнопомешанных — считая Мэджи, таких было трое. Их невозможно держать вместе с остальными, поэтому приходится запирать в клетки. В конце коридора есть еще одна стальная дверь, она ведет во двор, куда заключенные по очереди выходят на прогулку.
Но вернемся к полуночному обходу Корниша. Он открыл первую стальную дверь, вошел и запер ее за собой, потом отворил вторую и также запер на ключ. Строго по инструкции.
Охранник двигался вдоль правой стены, освещая фонарем занятые камеры: первую, третью и пятую. Мэджи сидел в пятой. Обитатели первой и третьей спали. Корниш подумал было, что и Мэджи тоже спит, но, посветив фонариком, заметил на полу темное пятно — это оказалась кровь. Человек, лежавший на койке лицом к стене, был одет в серую грубошерстную одежду заключенного, но Кеннеди не так крепок телом, как Мэджи, да еще эта лужа крови… Вот Корниш сразу и сообразил, что к чему.
