... Путин отвинтил колпачок и вместо него к ниппелю присоединил дозиметр. Установил репер на цифре двенадцать. Именно столько метров занимает ванная комната, которая находится рядом с комнатой отдыха, находящейся за стеной кабинета.
Взяв баллончик, он вошел с ним в дверь, ведущую в смежное помещение и, постояв возле полки с книгами, направился в ванную. Там все блестело кафелем и никелем. Пахло каким-то дезодорантом и это, подумал он, может помешать ему идентифицировать "Бергамот" с яблочным запахом. Но это теперь и не имело значения...
Положив баллончик на полку, он вышел и вернулся со стулом, на который и уселся. Затем дотянулся до баллончика и перенес его на колени. И так с ним сидел несколько минут. И когда его рука уже обхватила "звездочку" вентиля, и готова была повернуть его против часовой стрелки, в голову стукнула мысль: "Это же мальчишество... Что я делаю? Загнусь здесь и никто до утра не найдет... Надо хотя бы предупредить Тишкова..." И он снова вышел из ванной, прошел в кабинет и взял со стола мобильный телефон. Набрал номер помощника: "Лев Евгеньевич, вы еще не спите? Хорошо...У меня к вам просьба - через десять минут зайдите, пожалуйста, ко мне и, если я буду спать, разбудите... А если не буду просыпаться, полейте на лицо водой..."
После этих слов, он вернулся в ванную и плотно притворил за собой дверь. Уселся с баллончиком на стул и, откинувшись к его спинке, замер, словно перед прыжком в бездну. "Что ты этим хочешь доказать? - спросил он себя. - Что ты благороднее всех, выше и сильнее всех смертных? Но такого не бывает. Над "самым самым" всегда есть другой "самый самый"... Нет, не в этом дело, все гораздо проще: если пострадают люди в ДК, а тем более, если многие умрут из-за этой хреновины, вся моя жизнь лишится смысла. Меня таким родила мама и я не могу... Но с другой стороны, командир, посылая солдата на смерть, должен быть уверен, что его смерть окупается неизмеримо большим числом сбереженных жизней... Матросов, закрыв собой амбразуру дота, спас взвод... И это был взвод, который в тот день освободил поселок и без которого не было бы одной победы... Из малых побед складываются большие и в этой цепи нет ни одного лишнего звена. Может, я боюсь смерти? Ее все боятся. Но есть что-то еще, что отодвигает страх смерти на второе место. А что это? В моем случае это мой долг...И я его должен выполнить, но не жертвуя ни собой, ни другими. Задачка, конечно, не из простых, но сегодня я ее должен решить..."
Путин обхватил пальцами желтую звездочку вентиля и легонько крутанул его против часовой стрелки. Он подался легко и президент не услышал ни шипенья, ни каких-то других звуков... Газ выходил из трубки бесшумно, и вскоре Путин ощутил отчетливый запах спелых яблок...А еще через несколько мгновений его охватило непреоборимое желание смежить глаза. Но где-то, в запредельной дали его сознания, он отчетливо услышал голос: "Держись, сосредоточься на том, что тебе более всего дорого...близко и не выпускай из виду." И из разрастающего разноцветного мельтешения под свинцово-тяжелыми веками он выделил образ - это, безусловно, был Андрей Алексеевич Шторм, стоявший на высокой скале, напротив восходящего солнца. Оттого и лицо его было отчетливо различимым до мельчайших морщинок. "Я выдержу, - как бы отвечая наставнику, сказал себе президент. - Я уже сконцентрировался, вижу все окружающее так явственно, что никаких усилий не требуется." И вслед за этим самоутверждением ему привиделась карта, с нанесенными на ней городами, которая очень напоминала карту, которой пользуются метеорологи, рассказывающие по телевизору о погоде. Перед взором проплывала бесконечно пространственная, неохватная часть земли, имя которой Россия. Это было видение-копия той воображаемой картины, которая представилось ему, когда он поднимался по веревочной лестнице на утес во время операции в Гнилой яме. И так же, как и тогда, он ощутил непередаваемо отрадное чувство, восторг перед увиденным, но вместе с тем и осознание, что перед ним обман, иллюзия, какая-то неестественность, навязанная дурманом... "Приди в себя и объяви вслух, что ты перед собой видишь..." И огромным усилием воли он размежил веки и первое, что увидел, был баллончик, лежащий на коленях. А его желтый вентилек напоминал ромашку и президент вслух (а может, это только ему казалось) произнес: "Я вижу баллончик, который у меня на коленях, значит, я вышел...вернее, я не ушел...спасибо тебе Андрей Алексеевич..."
Но когда он попытался встать, ноги отказали. Стараясь не упустить утончающееся сознание, он оперся рукой о край ванны и все-таки поднялся. В его руке ненужной сутью болтался баллончик.
Путин сделал шаг в сторону двери, но что-то его держало и он, пошатнувшись, начал оседать обратно на стул. "Не выйдет, - сказало его сознание и начало было снова угасать, но именно в эти мгновения перед ним возникло лицо Людмилы Александровны, которая шла навстречу...А за ней светлыми лучиками светились глаза Кати, она была в своей голубой курточке и красном берете, который так подходил к ее юному лицу... - Я уже встал, черт возьми, и теперь никто меня не стреножит..." И действительно, он вновь обрел равновесие, при этом называя вслух те предметы, которые фиксировал его взгляд: "Ванна, полка, зеркало, краны, кафель, дверь, ручка...сейчас я за нее возьмусь и выйду отсюда... Я контролирую, значит, я в порядке..."
Но когда он уже ощутил пальцами холодок бронзы, дверь вдруг отворилась и в ее проеме обрисовалась плотная фигура Тишкова. И каждый из них поразился, увидев лицо друг друга. Тишков представился Путину напуганным и растерянным, Путин Тишкову - смертельно бледным, с потухшим взглядом и прикушенной нижней губой.
- Владимир Владимирович, что с вами? Я вызову врача, - и Тишков протянул руку, чтобы помочь президенту.
- Не надо, я сам... А вам сюда нельзя, - Путин загараживающе поднял руку. - У вас астма, это может плохо кончится... - и он падающим шагом ступил за порог, оттесняя от дверей помощника. Он хотел закрыть дверь, но рука была непослушной и не подчинилась команде. - Захлопните дверь, прошептал президент, - туда вам нельзя... я сам дойду...
Тишков почувствовал яблочные ароматы и в горле у него тотчас же начал нарастать комок, мешающий глотать. Это была аллергическая реакция на остатки "Бергамота"...
- Не беспокойтесь, я уже закрыл, - и когда Тишков это делал, увидел лежащий на стуле баллончик. А до того, как войти в ванную, на столе, в кабинете президента его внимание привлекла Инструкция по пользованию "Бергамота". Опытному помощнику такое совпадение рассказало о многом.
Тишкова охватил приступ кашля и он, словно ковбой, наловчившийся выхватывать из кобуры револьвер, быстрым неуловимым движением извлек из кармана "Берлотекс", противоастматический ингалятор, и, задержав дыхание, вспрыснул в рот две дозы препарата.
Путин, когда оказался в комнате отдыха, подошел к барчику и достал оттуда бутылку минеральной воды.
- Откройте, - попросил он Тишкова, уже начавшего ощущать действие "Берлотекса".
- Владимир Владимирович, попробуйте мое средство, оно противоаллергическое... уверяю вас, хуже не будет, - и помощник протянул президенту свой ингалятор.
Путин взял мундштук в руки.
- А как им пользоваться? - спросил он.
- Задержите дыхание и нажмите вот сюда... Отрывисто, дважды...
Приторно-сладковатая аэрозоль выплеснулась на небо и гортань. Буквально через несколько секунд он почувствовал, что дышать стало легче и из груди уходит какая-то мутящая спертость.
Тишков, налив полфужера минеральной воды, протянул его президенту. Но тот пить воду сразу не стал...Сначала налил в ладонь и смочил лицо. Проделал это несколько раз.
- Может, все же вызвать врача? - Тишков сел рядом с президентом. Взял его руку, стал нащупывать пульс. Это была тоненька ниточка, по которой бежала президентская жизнь. - Я не врач, но когда такое бывает со мной, я выпиваю пятьдесят грамм...
- Вы меня сегодня, залечите, - попытался шутить президент. - Впрочем, возьмите в барчике "московскую" и прихватите рюмки...
Но когда Тишков исполнил просьбу президента и тот сделал так, как советует "народ" - выпил граммов сто, из кабинета послышались телефонные звонки.
- Я схожу, - сказал Тишков и отправился в кабинет.
Путин после самолечения почувствовал себя значительно лучше. Его перестало поташнивать, в груди пропало чувство муторной напряженности и он даже поймал себя на мысли, что хочет есть. И не просто кабы чего, а конкретно - горячего, наваристого украинского борща, который так великолепно готовит Людмила Александровна.
Возвратившийся Тишков сказал, что звонил Патрушев.
- Кстати, он уже сюда звонил и я шел вам об этом сообщить.
- Как там дела? - спросил Путин, ему казалось, что его не было в жизни целую вечность, хотя еще не прошло и пятнадцати минут после начала "эксперимента"...
- Судя по голосу Патрушева, напряженность нарастает.
... А, между тем, события вокруг ДК развивались со стремительностью селевого потока. Когда переговорщик (уже четвертый по счету) завел речь о сохранности жизней заложников и призвал террористов сдаться, их главарь заявил: "Мы это сделаем сразу же, как только последний солдат покинет Ичкерию... И сделано это должно быть не позднее завтрашнего утра... Если этого не случится, мы пойдем на крайние меры." Переговорщик на это возразил, что, мол, невозможно за столь короткое время вывести войска и технику. Нереально, а потому в переговорах эта тема бесперспективна... Но и этот аргумент был отвергнут Мовсаром Гараевым: "Если их завести было так просто, то вывести - что за проблема? Это зависит от вашего правительства. Если оно согласно, то мы можем уехать уже завтра, если оно ничего не сделает, то нам придется..." Главаря дополнила одна из женщин, находящихся рядом с ним: "Мы ни перед чем не остановимся..." И ей вторил тот, которого потом назовут арабом: "Мы ни перед кем не остановимся. Мы на пути Аллаха. Если мы умрем здесь, это не все, нас много, это будет продолжаться..." "Вы молодые, вы должны жить, - тянул время переговорщик, - умереть каждый может, а вот жить по человеческим законам..." "Ты брось свою агитацию, - снова вошел в разговор Гараев, - если до пяти утра вы не начнется вывод войск под международным контролем, мы начинаем стрелять...А если ваш спецназ захочет вмешаться, взорвем все, что у нас имеется..."
