факту подозрение в мутации.
На полминуты ячейка погрузилась в тишину.
— Значит, меня тоже могли…
— Конечно, — спокойно ответил Михаил. — Если бы продолжил дурить, то да.
Они вновь замолчали. Проводник в это время достал из мешка очередную бутылку с алкоголем, открыл ее и сделал несколько глотков. На этот раз Андрей был настолько погружен в мысли, что даже не заметил этого.
— Ты мне сказал там, что не всё то человек, что с руками, и не всё то монстр, что с щупальцами, — вспомнил Андрей. — Что ты имел ввиду?
— То и имел, — собеседник пожал плечами. — Что не надо стрелять во всех подряд бездумно.
— Странно, — произнес Андрей.
— Что странно? — заинтересовался Михаил.
— То, что ты сказал — странно.
— Почему это? — он отпил из бутылки.
— С одной стороны, ты говоришь не стрелять сразу в тех, кто не выглядит как человек. С другой, равнодушно относишься к судьбе мутантов, которых задержали в общежитие.
— Нет в этом никак странности, — тут же ответил мужчина и тут же добавил. — Но мне лень тебе это объяснять. Я устал.
После нескольких минут молчания Андрей вновь нарушил тишину своими вопросами.
— Когда мы придем к Содружеству, — начал он, — как мы туда попадем? Пройдем охрану и вообще? Думаешь, они поймут, что мы — не мутанты?
— Я думаю, проблем не будет. — коротко ответил проводник.
— Почему?
Михаил громко вздохнул и приложился к бутылке. Андрей только в тот момент заметил, что его собеседник вновь налегает на серебрянку и понял, что дальнейший разговор вряд ли будет складываться нормально.
— Потому что они мутанты, а мы — люди. Главное руки подальше от оружия держать.
— Думаешь, легко там будет найти Колю?
— Не знаю, — он безразлично пожал плечами. — Может быть.
Его поведение и взгляд становились замедленными, поэтому Андрей, так и не приняв концентрата, вновь лег на кровать, думая о сыне. Ему на грудь упала таблетка, которую кинул проводник.
— На-вот, прими. Чтобы уснуть быстрее. Завтра встаем в шесть. Снова идем весь день.
На душе было тяжело от мыслей о мутантах и сыне, которого могли утилизировать, будто тот был отработанным материалом. К своему неприятному удивлению, Андрей вдруг стал понимать логику Михаила и ликвидаторов, какой бы бесчеловечной на первый взгляд она не была. Оправдание приходило на ум само собой, но он пытался отмахиваться от него как от канализационных мушек.
Следующие сутки вновь прошли в бесконечных лабиринтах гигахруща. Шли они молча и даже когда останавливались, ни о чем не разговаривали. Михаил лишь делал свое дело, а Андрей был полностью занят мыслями о том, что им предстоит. Чувство радости от скорой встречи с сыном могло тут же уступить место безысходности. Та в свою очередь сменялась надеждой, которую вскоре замещала тянущая тоска. Темные глубины гигахруща отзывались своими привычными криками, стонами, стуком и шелестом. Михаил профессионально огибал опасные места. За день ходьбы они дважды уклонились от самосбора, чувствуя едкий запах и замечая розовую пыль вдали на конце луча фонаря.
Уже под вечер случилось то, что путники и ликвидаторы запоминают на всю оставшуюся жизнь. Быстро шагая по очередному коридору, они оба почувствовали легкую вибрацию и странный гул вдали.
— Что это? — пренебрегая правилами, спросил Андрей.
Михаил сначала не ответил. Они дошли до ближайшей лестницы, где проводник прислушался к тому, что происходило на других этажах.
— Кажись, там наверху железнодорожная ветка.
— Поезд?! — удивленно уточнил мужчина.
— Хотя мы вроде должны быть еще далеко от нее.
Вибрация и гул вскоре пропали и путники шли в полной тишине. Очень скоро Андрей вдруг поймал себя на мысли, что и гигахрущ погрузился в небывалую тишину. Не было слышно ничего, что обычно тревожило людей.
В какой-то момент Михаил, видимо, тоже это понял и остановился. Они оба, чувствуя напряжение, пытались определить хоть малейшие признаки жизни вокруг, но совершенно ничего не было слышно. Они словно попали в какой-то пузырь. Ни говоря ни слова, Михаил пошел дальше, но уже медленнее и осторожнее. Следуя примеру проводника, Андрей, упер приклад автомата в плечо и периодически оглядывался. Они ощутили странный едкий запах. Он совсем не был похож на самосборный, но, попадая в нос, заставлял их морщиться. Один за другим они одели противогазы.
Андрей не сразу обратил внимание на то, что заметил Михаил. Лучи фонарей, рассекающие тьму, вдруг стали в ней таять и становится все короче и короче. Андрей вздрогнул, осознав это, но не решился ничего спрашивать у более опытного проводника. Аккуратно переставляя ноги, они старались не издавать ни единого звука. Коридор обрывался тьмой, в которой ничего не было видно. Метров за двадцать до конца, они оба заметили рваный бетон с торчащей оттуда арматурой. Вдали, во тьме что-то блеснуло. Чем ближе к краю они приближались, тем все более напряженно они шли. Михаил повернулся и несколько секунд рассматривал пространство за ними. Затем опустил автомат и, оперевшись на стену, прошел последние три метра. Через несколько секунд так же поступил Андрей, который чувствовал, как у него перехватывает дыхание.
Стоя у самого края, они освещали пустое пространство светом, казалось бы, мощных фонарей, которых здесь явно не хватало. Перед ними пролегал идущий по диагонали огромный тоннель, стены которого пестрили внутренностями жилых ячеек, коридоров, лестниц, трубных стояков и шахт вентиляции. Они разглядывали оборванные конструкции из бетона и металла. Андрей впервые видел гигахрущ вот так, со стороны, будто препарированное животное на хирургическом столе. Таким видом гигахрущ угнетал своим величием и размахом. Света фонаря едва хватало, чтобы увидеть противоположную сторону тоннеля, а то, что лежало справа и слева, тонуло в непроглядной тьме. Было слышно, как Михаил сухо сглотнул, рассматривая внутренности гигахруща. На смену всеобъемлющей завороженности постепенно стал приходить ужас от мыслей о том, кто или что могло проделать такую громадную дыру.
Будто услышав знакомую эмоцию, из глубины гигахруща нечто издало то ли рык, то ли стон. Шедший из самых черных далей, он звучал сначала будто жалобно или недовольно, но быстро становился громче и громче. Жалобности и недовольства совсем скоро не осталось. Все, что можно было описать человеческими эмоциями исчезло. Его и ором то было нельзя назвать, ни криком, ни стоном. Это просто был мощный гул, которым Нечто давало о себе знать всему гигахрущу. Этот звук был насколько сильным, что с оборванных панелей бетона посыпались камни и пыль. Путники чувствовали, как их накрывает леденящим ужасом от этого звука, ноги стали ватными. Непроизвольно, они сделали несколько шагов назад.
Внезапно стало тихо. Гигахрущ вновь погрузился в молчание. Но страшный гул еще
