Его радовало главное: нить поисков пока не выпущена из рук.
Во втором дворе того же дома он увидел сгорбленного, бедно одетого старика. От нечего делать дед ковырял суковатой палкой в снегу, посматривая по сторонам. Ему явно не хватало собеседника. При виде Грачева он повернулся к нему, однако напускная суровость на лице незнакомца помещала старику вступить в разговор первым.
Петр Прокофьович решил сам начать беседу.
- Отдыхаем, папаша?
- Отдыхаем, сынок, отдыхаем. Мы уже свое отработали, такое наше дело стариковское. Ходи - отдыхай, сиди - отдыхал, лежи - отдыхай, О-хо-хо, грехи наши тяжкие...
- Я думаю, вы свои грехи замолили в церкви. Чего вам бояться? А молодые у вас богатеют, вот на машинах домой Приезжают, - закинул-удочку Грачев.
- Во, во. Я и говорю, богатеют, - подхватил старик. - А машина - это к Женьта Крестику дружки приезжают.
Сам Женька, - дед перешел на шепот, - первостатейный жулик и пооратимов по себе подбирает: мазурик на мазурике...
- Папаша, я из уголовного розыска. Мне бы с вамя переговорить в помещении, наедине, - перешел на официальный тон Грачев. И тут чего-то не учел инспектор.
Старика слЪвно подменили.
- А-а... Что ж со мной говорить, - начал он, заикаясь. - Я ить ничего не знаю, я т-так, ради слова...
- В какай квартире живет Крестик?
- Фатера вторая, на том дворе, - пятясь от Грачева, закончил старик.
- Ладно, иди. Да держи язык за зубами, - тихо предупредил инспектор.
Деда как ветром сдуло.
На какую-то долю секунды Грачев взял под сомнение честность старика, но затем подумал, что вряд ли тот будет выходить из дому в течение сегодняшнего вечера...
Для обсуждения дальнейших действии группа собралась в тесной парадной соседнего дома. Пока принимали решение, шофер Андреевский вызвался узнать, на кикой лестнице и каком этаже расположена -вторая квартира.
- Давай жми. Да смотри в оба, - напутствовал его Грачев.
Андреевский уже зашел под арку, когда в темноте скрипнула дверь. Обычно в старых домах из подворотни двери ведут в дворницкую. Шофер повернул лицо вправо, па звук захлопнувшейся двери, и остановился как вкопанный: прямо перед ним стояли два человека, внешность которых всю дорогу описывал инспектор Грачев. Один из них был в длинной шинели, высокого роста, с усиками.
Другой - низенький, одетый во все черное. Шофер попятился к свету. Люди шли на него вплотную. Оказавшись па тротуаре, он увидел, что из парадной, где остались работники уголовного розыска, кто-то вышел. Андреевский узнал долговязую, немного сутулую фигуру Красавина и призывно махнул левой рукой, а правую опустил в карман за наганом.
- Руки вверх! - закричал Андреевский, рассчитывая не выпустить двух бандитов со двора. Но он опоздал. Haган как назло зацепился курком и мушкой за мягкую материю кармана. А высокий бандит был перед ним. Он выбросил вперед руку с маузером. Из черного дула вырвался ослепительно желтый сноп огня. Выстрела шофер уже не услышал. Кто-то невидимый сжал грудь гигантским прессом. Ноги подогнулись. Дом начал быстро переворачиваться вниз крышей, заплясали деревья в сквере.
Разинутым ртом Андреевский пытался захватить побольше воздуха, но его не было. Умирая, он схватился за грудь и молча, боком повалился на мостовую.
Когда Грачев выскочил на улицу, впереди уже мелькала спина Красавина, а еще дальше - две убегающие фигуры. Перед аркой, запрокинув голову, лежал мертвый Андреевский. Ветер шевелил белокурую прядь волос, лицо было спокойное, неподвижное.
- Останься возле него! - приказал Петр Прокофьевич Клементьеву, а сам, сжимая в руке увесистый кольт, бросился за Красавиным. Бандит в черном метнулся через дорогу. Второй, в шинели, приостановился, выбросил через левое плечо руку с пистолетом и дважды выстрелил в преследователей. Красавин убавил шаги, начал на ходу целиться. Вот он дал первый ответный выстрел. Грачев перегнал его, вырвался вперед на добрых десять метров и тоже выстрелил, но бандит бежал с прежней скоростью.
И все-таки расстояние между работниками уголовного розыска и налетчиком заметно сокращалось. Почувствовав это, Одессит остановился и три. раза подряд выстрелил в преследовавших. Пуля чиркнула по меховой шапке над правым ухом Грачева. Запахло жженой шерстью.
- Стой! - кричал Красавин, не поспевавший за Грачевым.
Одессит прислонился спиной к стене дома и из-за водосточной трубы продолжал стрелять. На каждый выстрел ему отвечали двумя. Одна пуля попала в левую руку бандита. Он вскрикнул. В его маузере оставалось два патрона. С простреленной левой рукой перезарядить пистолет Одессит не мог. И все же оп не думал сдаваться - выстрелил в Грачева метров с десяти. Промахнулся. Почти одновременно Прозвучали два ответных выстрела.
Об обледенелую панель глухо стукнулся выпавший из руки Одессита тяжелый вороненый маузер. Бандит привалился к стене дома и, вытирая спиной темную отставшую штукатурку, начал медленно оседать. Полы шипели коснулись тротуара, и тяжелое тело скользнуло по обледеневшей наклонной поверхности его. Он не кричал, только успел откинуть в сторону правую руку, будто она ему мешала умереть. Фуражка покатилась по мостовой и застряла в луже. Когда работники уголовного розыска подошли к Заблоцкому, он был мертв.
На помощь Грачеву подоспела оперативная группа, безуспешно просидевшая целый день в засаде на Гороховой улице.
В квартире Римуса находился подозрительный человек.
Его арестовали, начали проверять. Назвался Кольтером.
Заявил, что зашел к Римусу случайно, несколько минут назад. По поводу налета на банк ничего не знает. Там же при обыске обнаружили три мешка с деньгами.
Продавец газет на углу Надеждинской и улицы Жуковркого видел, как после раздавшихся выстрелов сообщник убитого бандита, выскочивший с ним из дома, скрылся на территории больницы. Из управления вызвали проводника с собакой. Высокая, крепко сложенная овчарка уверенно взяла след. Проводник и сотрудник уголовного розыска едва поспевали за ней. Вскоре они очутились в узком тупике больничного двора. Ни души! КруУом тишина и спокойствие. Кучи снега, окна на высоте не менее трех метров от земли, ни одной двери. Сотрудник и проводник недоуменно переглянулись. Неужели ошиблись собака?
- След, Алмаз, след! - приказывает проводник.
Алмаз фыркнул, закрутился на месте. Затем приостановился, навострил уши и с разбега сунул нос в снежную кучу. Быстро заработал лапами, разгребая в снегу отверстие. От предчувствия схватки на загривке у него поднялась шерсть. Он зло зарычал, оскалил зубы и вонзил клыки в какую-то черную тряпку.
- Режут! Кар-раул, спасите! - раздался из-под снега истерический вопль.
Пока проводник оттаскивал рассвирепевшую собаку, работник угрозыска сунул руку в снег и вытащил оттуда за воротник человека. Это был Римус.
- Оружие?!
- Т-там, - указал на свое логово Женька, со страхом поглядывая на разъяренного Алмаза.
Действительно, в снегу обнаружили наган.
На следующий день на Боровой улице был арестован шофер Чохов. Под сиденьем его машины работники милиции обнаружили пятьдесят тысяч рублей Червонцами. Это была далеко не полная доля шофера.
Самым скользким оказался Мишка Швед. Его ловили около двух недель. Взяли на Зверинской улице у скупщика краденого Абдуллы Хамзанова. Квартира, где отсиживался бандит, находилась на втором этаже. Саша Клементьев, изучая подходы к последнему убежищу Шведа, отметил любопытные детали. Окно кухни выходило в глухой двор. Прямо под окном, впритык к стене, - крыша дровяного сарая. Дальше находилась низкая конюшня.
Крыши этих строений были соединены широкой толстой доской.
"Эге, да это настоящий мост", - понял Клементьев, когда увидел, что крыша конюшни выходит в соседний двор.
Докладывая старшему группы обстановку, он поделился с ним своими соображениями.
- Ну вот что, дорогой, - распорядился старший, - раз ты первооткрыватель этого пути, то и наблюдение за ним поручаю тебе. Действуй.
Саша Клементьев поступил серьезно и обдуманно.
Проще было убрать доску. Но тогда преступник, увидев подвох, на ходу мог бы изменить маршрут, и кто знает, чем бы это кончилось. Саша попросил у дворника лесенку, снял доску, подпилил ее снизу и устанбйил на прежнем месте.
Как только в квартиру позвонили, Швед, не задумываясь, выскочил в окно и направился по приготовленному маршруту. Это и решило исход операции. Он легко пробежал несколько метров по крыше и уверенно, ступил на доску... Упал. А встать ему помогал уже Климентьев.
На снисхождение мог рассчитывать лишь шофер Чохов. Его роль в совершении этого преступления была, безусловно, самой маленькой: он не врывался в банк, не размахивал пистолетом, не отстреливался и никого не убивал.
- Я - шофер. Меня попросили, уплатили за труд, и я сделал. Никакой я не бандит и не налетчик - твердил Чохов в первые дни пребывания под арестом.
