— Я даже не догадываюсь, — сказал Злобин, — кто нам перебежал в больнице. Может, эти самые, Лихоборские… Жирный им продался.
— Будем выяснять. Про фирму недвижимости, скорей всего, информация от Жирного. Но… Ты статью читал?..
— Нет, не люблю читать.
Головкин покосился, пряча усмешку.
— Но про водочные заводы, про Шмеля и Прибоя и якобы убийство Кассира — от кого?..
— Гляди ты, сколько всего. Одно на другое.
— Такая полоса. Завелась гниль, — сказал Головкин. — Надо с журналистом срочно переиграть!..
— А как ему сейчас скажешь?
— Ну, что ж — здоровье «хозяйства» превыше всего. Идем?
— Идем, — кисло повторил Злобин.
— Смелее! Авось дважды не умрем… Уж кому-кому, а тебе твои обязанности велят со смертью на ты быть. Не так ли?
Злобин не ответил.
— Леонид Игнатьевич… — Выражение на лице у Головкина передавало легкое и открытое настроение, приветливое, внушающее доверие; Злобин вошел к Хозяину следом за ним тяжело ступая, намеренно отстав на несколько шагов. — Леонид Игнатьевич, велите голову рубить — выслушайте!
— Ну, чего? — буркнул Харетунов, раздраженно глядя вбок.
— С журналистом, с омерзительным журналистом надлежит покончить другим способом и в другое время. Не сегодня. Потерпите два-три дня. Сегодня… Леонид Игнатьевич, было бы более чем неразумно. Напротив — сегодня мы должны, пожалуй, охранить его, чтобы кто-нибудь шустрый не нагадил нам по-крупному, разделавшись с ним. Если бы у какого-нибудь нашего врага имелось минимальное стратегическое мышление — он бы именно так поступил. Лично я немедленно подал бы такой совет — это как дважды два ясно.
Гнев, уныние, потеря разумной адекватной реакции свойственны каждому из нас, но чаще и сильнее затмевают рассудок таким, как Харетунов, у кого расстройство физических органов пагубно сказывается на психике. Будучи в основном умным, хорошо практически соображающим дельцом, он нуждался лишь, чтобы реальный довод пробился сквозь ограду невменяемости и достиг сознания: дальше вся мозговая машина принималась обращаться в правильную сторону.
— Что ты предлагаешь?
— Приказать Злобину — быстро отменить мероприятие. Если Бог за нас — еще не поздно.
— Еще что?
— Учитывая наезд на нашу фирму лихоборских, очень требовательный наезд… — Харетунов поморщился, так как несколько дней назад начались какие-то чудеса с Лихоборскими, угрожающими ему лично, и странным образом успокоился, тихо приник к столу; Головкин продолжил: — и новые события… скажем прямо, по-серьезному неприятные для будущего… Собрать группу мозговой атаки сегодня днем… Но сюда не привлекать внимания — съехаться у Кадомцева.
Злобин пошел красными пятнами и замер в ожидании, какое решение объявит Хозяин.
Долгую минуту тот ничего не говорил. Потом стукнул в гневе кулаком по столу:
— Не убрали тогда, когда я хотел! Пожалели мерзавца!.. Когда вся логика была за то, что это работа лихоборских. Теперь ты прав — мы сразу становимся под подозрение. Не можем! сидим и не чирикаем… — Он произнес с сожалением: — Вот делай людям добро. Помиловали — а он смотри, чего натворил… Хорошо, собирай всех, — сказал он Злобину. — И не стой истуканом! Беги, отменяй! Не позднее той недели исполнишь! По-хитрому…
Тяжело побежал Злобин, когда поворачивался, бросил благодарный взгляд на Головкина из-под насупленных бровей.
— Вызывайте Лобкова Леонид Игнатьевич. Как помощник депутата, пусть едет в Думу, — сказал Головкин, — переговорит со всеми союзниками. Предложит им по максимуму — чтобы активно сдували пену. Вам лучше сегодня не появляться… Обсудим, придумаем…
— Скажи-ка, ты, часом, не помнишь, кто ратовал за сохранность мавра?.. Не крути, говори прямо — кто?
— Прямо?.. Я. Но только все, что было дальше, было не по плану: не дочь, а жену взяли; через сутки выпустили. — Головкин не стал озвучивать, кто именно разрушил план. — Разве так держат мужика за… одно место?
— Ну, что ж. Все верно. Дело и чувство — две вещи несовместные. Жалостлив я… в последний раз в жизни — клянусь! Но, с другой стороны, предлагаю тебе продумать новую концепцию стратегии. Мы должны больше действовать через дипломатию Лобкова, а не через бойцов Злобина. Подкуп, подставка, компромат, разорение — вместо пули, ножа, удавки. Времена меняются. Сожжение журналиста — один из последних и вынужденных эпизодов такого рода. Когда вынужденно — будем делать, никуда не денешься. Но надо стараться отходить. Справишься?
— Почему же нет? Сплетем любую сеть. Придумаем.
— У нас достаточно денег. Я хочу упрочить наше положение покупкой солидных заведений. Тебе и Лобкову — следующий правительственный аукцион должен стать нашим. Ищите подходы, людей — сконцентрируйтесь сейчас только на этом. Уже трижды нас оттолкнули.
— Очень хорошо.
— А ты как думал? Основное наше правило какое?.. На одном теряем — тут же на другом удваиваем… Теперь скажи. На сто процентов факты в газете могли быть получены не иначе как от человека изнутри. Кто-то предает? Ты кого-нибудь подозреваешь?
— Никого.
— Разведка за несколько месяцев не выдала результата. Не может найти. Что это?..
— Не знаю.
— Кто-то предает… рядом с нами… Понимаешь?
— Еще бы. Завелась гниль… Не исключено также, что у Лихоборских отлично работает радиоперехват…
— Они? Нет — есть вещи, которые вообще не произносились вслух, а тем более по телефону… Тебе верю. Поведешь, вместо меня, группу на встречу с Лихоборскими. Они хотят дележки, дискуссии — они получат сполна. Поломайся, а потом согласись на встречу на выбранной ими площадке… Ими самими выбранной.
— Зачем? Сумеют подготовить заранее…
— Ну, нет. Я похож на дурака? От них придет от десяти до пятнадцати человек. От нас пошлем — с тобой во главе — двадцать пять человек. За сутки! Сядете и будете ждать. Тихо, терпеливо, себя не обнаруживать!.. А дня за три-четыре побывает разведка. Проверит, что и как.
— Акт запугивания? — спросил Головкин.
Хозяин покачал отрицательно головой, сдвинув брови и глядя ему в глаза.
— Все до одного должны лечь на месте.
Головкин с восхищением и с испугом, словно загипнотизированный, смотрел на него.
— Вы только что… предложили… действовать дипломатией, а не пулей?..
— Лихоборская банда прекращает свое существование. Очень вознамерился ихний пахан… стать большим бизнесменом… Руку простер от Бугров до юга Москвы. Хватает помещения, лезет к нам, несмотря на предостережение, мешается в наши дела. Перехват у них действительно… Поименно знает всех наших руководителей: тебя, оперативный штаб, внешние сношения… Вознамерился обескровить основное ядро. Способы у него как у мясника. Пора положить конец.
— В таком случае злобинские командиры буквально сегодня обязаны начать тренировку бригады для этой операции.
— Конечно. За городом есть дом и поле за плотным забором. Там будут жить и репетировать. Если надо — стройте бутафорские корпуса, беседки, веранды… ну, все как на реальной площадке, где вы встречаетесь. Пятнадцать человек — злобинские, и десять я дам со стороны, у нас о них не знают. Ребята стальные. Для поддержки, для контроля… Ты не спрашиваешь, почему я выбрал тебя?
— Я рад. Все подготовлю и сделаю. В лучшем виде.
— Молодец. Дело в том, что на эти сутки ты должен стать Хозяином. Больше никто не подходит на эту роль. Не Злобин, не Лобков красавчик… — Головкин позволил себе улыбнуться. — Да, один ты. Избегаю крайних мер. Но если надо — надо! Либо мы — либо нас. Мы должны победить.
— Никакого нет сомнения!..
— Молодец, — повторил Харетунов, — что отговорил меня… вовремя… от этого… ну, дрянь этот журналист! Сегодня совсем ни к чему…
Он еще не знает о сбое ночью в больнице Склифосовского, подумал направляясь к двери Головкин. На самом деле — черт его знает, впервые такая сильная атака за все годы. В верхах почти все люди наши заменены новыми. Нужно время, чтобы их привлечь… и удастся ли этих людей привлечь?..
И еще подумал — ни пышными похоронами Кассира ближайшего сподвижника, ни роскошным памятником — Бога не обманешь…
ГЛАВА 24. ПРИЕМ В СПОРТЗАЛЕ
Митя так и не узнал, что жизнью обязан тому же самому лицу, которое изготовилось уничтожить отца его любимой жены — Бориса Лагутина, знаменитого журналиста.
В Госдуме образовали специальную комиссию по расследованию выдвинутых в статье обвинений против депутата. Последнему грозило лишение депутатских полномочий и статуса депутатской неприкосновенности в случае доказательства хотя бы одного из преступных деяний. Генпрокуратура начала следствие по фактам, опубликованным газетой.
Депутат подал в суд на журналиста и редакцию.
