— Да, вас. Но — все-таки какая-то проверка требуется. Я не уверен на сто процентов. Человек мне передал, но слова — это слова…
Огонечек зажегся в глазах Димы, сделавшихся задумчивыми:
— Я… умею проверить.
— И что сделаете?
— Уволю его без выходного пособия.
— Без шуток?
— Назовите мне, Борис Михайлович. Вы должны понять, как это важно. За такую информацию я вам обязан по гроб жизни — я Дима, надежный как скала!
— Дайте слово, что никаких физических воздействий, увечий, избиений, смерти — не последует. Действительно, увольте его, отставьте от себя, и этим ограничьтесь. Даете слово?
— Хорошо. У меня нет выбора. А то бы я — на мой вкус, и по всеобщему правилу!..
— Я понимаю. Но это варварство?
— Нет, это не варварство, а необходимая мера безопасности и защиты многих людей. Включая семьи — очень многих. От продажной шкуры, которую купили…
— Боже мой, — вздохнул Борис. — Все как в большом государстве. Множество маленьких государств — с теми же приемами, законами, предрассудками!..
— Жизнь — борьба. Конкуренция. Хотелось бы, чтобы шло по-человечески, по разуму… В будущем утрясется. Но никогда волк не станет овечкой, а овечке не быть волком!..
Простившись с Димой, Борис вернулся к себе. Его жена, преодолев первое потрясение, потчевала залетного гостя, вникая в подробности его существования, интересы, жизненные цели и ориентиры.
Оказалось, он убежал от пьяницы-матери из далекого Красноярска и от ее перемежающихся пьяниц-сожителей, некоторые из них проявили себя настоящими садистами.
Он подлинно зарабатывал носильщиком на Казанском вокзале, и называл приличные деньги за вечер и за ночь — но половину должен был отдать вокзальному авторитету, дозволяющему пристроиться на определенном участке.
Людмила размякла от сострадания к нему, глаза у нее сделались на мокром месте.
Витя, в свою очередь, с каждой выпитой чашкой крепкого чая, проглатывая подаваемые без ограничения бутерброды и шоколадное печенье, — все больше оттаивал, проникался доверием к обстановке и гостеприимной хозяйке. Глаза его из настороже иных, затаенных просветлели до спокойных, почти радостных. Возможно, ему припомнилось что-то приятное из первых школьных лет, когда он приходил в класс и у него были книжки с цветными картинками и кормили его обедом и учительница ласковое слово обращала к нему.
Людмила пересказала Борису о человеке на чердаке.
— Ты утверждаешь, что сможешь его опознать?
— Опознать не могу, а узнаю за ради Бога. Я его видел.
— Где?
— Не один раз приходил к пахану на Казанский вокзал.
— Вон оно что. Но ты, Витя, соображаешь, что о своем открытии ты не имеешь права ни полслова никому? Иначе тебя пришьют. Никому!..
— Спрашиваешь… Миллион давай, и я могила.
— Насчет миллиона сложнее.
— В газете про меня пропечатают?
— Да ты что? Я же тебе только что объяснил: никому нельзя знать, что ты его там видел. Дойдет до этого киллера — он такого свидетеля, как ты, в живых не оставит. Убьет.
— А сколько заплатишь?
— Сейчас решим. Я познакомлю тебя с женщиной, которая твоей проблемой занимается. Может, тебя устроит ее предложение? Пойти в школу, в интернат… стать человеком.
— Я курю.
— Ну, все курят.
— Я и таблетки ем.
— Ах, вот что. М-да… Я тебя сведу — она во всем поможет. А пока где тебя найти? По секрету, конечно.
— На вокзале ночью. Я там каждый раз бываю. Поезда приходят — на перроне…
— Запомни, Витя. Молчи про то, что видел. Никому!..
— Жребий брошен! — выдал напоследок Витя.
Людмила чуть позже, оставшись вдвоем, обняла мужа за шею:
— За тобой охотился?
— Не знаю. Не доказано.
— А я знаю!.. Боря, что делать?
— Ничего не делать. Жить. Работать. Интересно, Валерий устроил мне опоздание и все прочее?.. Маг и волшебник. Замечательная тема для меня в будущем — когда покончу с мафией.
— Дай Бог, чтобы они с тобой не покончили! Боря, мне страшно… Мне страшно, понимаешь?
— Живи весело. Я с тобой. Не должно быть никаких страхов. Людонька, солнышко мое, все хорошо. Погоди, сегодня и завтра какие еще начнутся пертурбации в Думе, в Прокуратуре, в Правительстве!.. Нет, киллер пришел не на меня. Он не осмелится. Значит, в нашем здании кто-то другой кому-то насолил. 0-го-го-го! Людонька… Я все- таки сделал это! — Обнимая ее, закружил по комнате. — Мы здесь — а муравейник уже зашевелился… Пойдем с фотографом на вокзал, и Витя нам покажет его, и мы его заснимем.
— Ночью?
— Да, ночью! А что?.. И снимки проверим в картотеке в МУРе. Круг надежных друзей «Московской газеты» ширится и множится… Нас много в поле воинов. И милиционеров, и банкиров, и промышленников все больше появляется нормальных! Скоро мафиози придавятся в мизерное меньшинство…
Катя Паншина, строчительница детективов, отворила дверь и, увидев объятия, попятилась из комнаты:
— О-о… извините. Я не знала…
— Входите, входите, Катя. Чем могу быть полезен?
— Ваш замурзанный беспризорник требует миллион за рассказ о подосланном убийце. О вас целую повесть сочинил на манер былинных великанов. — Борис заметил, что Катя смотрит в лицо ему не отрываясь, как смотрят на близкого человека, прощаясь с ним. — Плетет небылицы, выдумка у пацана что надо. Первый сорт. Но в мозгах полная неразбериха. Что с ним делать?
— Экий дурачок: пропадет… Неразбериха от травки и таблеток. Если б удалось вырвать его из этой среды — если не поздно… Пойду к Ролану, пусть выделит тысяч двести: он вроде как сотрудничает с нами.
— Подвиги ваши, как подвиги Ильи Муромца. Давно вас знает?
— В течение последнего часа мы с ним общались минут пятнадцать… на посторонние темы.
— Ну, дает пацан!.. Гигант!.. Не возражаете? я его вставлю в мою книгу. Ши-икарный персонаж…
— Валяйте. Желаю успеха.
Утром Харетунов увидел статью Лагутина в «Московской газете» и пришел в бешенство.
Мысль, какой вал подлостей и придирок поднимется в парламенте, сколько денег он потеряет на то, чтобы отбиться от наступления прокуратуры и милиции, и сколько будет потеряно из-за сворачивания, приостановки некоторых структур и направлений «хозяйства», — унизительная мысль, что журналист омерзительный осмелился, и откуда у него совершенно секретные факты? — привела его в неистовое, истерическое бешенство; и заболели все суставы, и голова наполнилась желеобразной белесой мутью. Ему привиделось, что он расстается с жизнью, погибельный мрак застил зрение.
Он приказал секретарше найти Злобина, и когда мрачная бульдожья физиономия закачалась в его кабинете, криком отдал приказ немедленно, не медля ни одной минуты, — покончить с журналистом.
— Отправить лучших людей!.. Подключить разведку!.. Достаньте его, достаньте!.. Доложишь мне, я сижу и жду! Ты понял!..
Злобин поспешил выполнять приказ — с глаз долой. Тем более, что не представлял себе, под каким соусом сообщить о провале прошедшей ночи в больнице Склифосовского — неверно спланировали, недооценили сложности ситуации — ответственность была на нем, Злобине. Двух человек предстояло хоронить — с пышным ритуалом, с постановкой неординарного по дороговизне и размерам памятника: так было заведено, работало и на престиж руководства, и на поднятие общего морального духа в коллективе.
Убийство двух милиционеров также сулило дурные последствия.
Злобин, пользуясь тем, что возглавляет штаб оперативного руководства, назначил в обход Хозяина общий сбор участникам группы мозговой атаки в полдень в фирме недвижимости. Он превысил свои полномочия, рискуя должностью и головой, но ситуация возникла настолько острая, и для него почти безвыходная, что терять ему было нечего; при общем обсуждении появлялась надежда отклонить кирпич со своей на чью-нибудь другую голову, или как- нибудь безвреднее вырваться над разверзающейся бездною.
Но теперь необходимо было оповестить Хозяина.
Злобин поднял телефонную трубку и условился с Головкиным, главным стратегом «хозяйства», о немедленной встрече.
Прошагал тяжелой поступью в его кабинет, попросил закрыться на замок, чтобы никто не помешал, и все ему рассказал.
— Я знаю — Жирный живой, — сказал Головкин. — И двое наших легли там… и два милиционера? — Злобин кивнул с мрачным видом. — Да-а, братцы — напортачили… Но как бы ни было, журналиста так впрямую нельзя сейчас ни в коем случае! Это тогда нам такую осаду устроят!.. Все дела забудем — только успевай расхлебывать!.. Ты отправил бойцов?
— Да — приказ от него…
— При-каз… при-каз… А ты знаешь — разведка установила, что на него самого вчистую лихоборский Руль вышел? После смерти Кассира не стало заслона, он открытый. А у них тоже разведка и радиоперехват не хуже нашего.
