раздражали.
– Если вдруг захотите прерваться на кофе или перекур, дайте знать.
– Избегаю кофе, – отозвался Эдвин, а про перекур он словно бы и вовсе не услышал.
«Интересно, парень действительно такой простачок или только прикидывается? – Кэтрин, надеявшаяся при помощи этой уловки вызнать у Эдвина, курит тот или нет, озадаченно на него посмотрела. – То ли он из меня дуру делает, то ли просто не хочет вспоминать про свою вредную привычку».
Однако, снова задав тот же самый вопрос, Дэнс непременно выдала бы свои намерения, поэтому она промолчала, – повторять грубые ошибки Мэдигана совсем не хотелось.
Следующей репликой Шарп удивил ее еще больше.
– Агент Дэнс, как долго вы уже стоите на страже порядка? – развязно спросил он.
«Да никак он сам вознамерился меня допрашивать?»
– Достаточно долго. Зовите меня Кэтрин. Так зачем мы здесь встретились?
Шарп понимающе улыбнулся, будто ожидал этого уклончивого ответа.
– Достаточно долго! – умиленно повторил Эдвин и воскликнул: – А вы стреляный воробей, Кэтрин! Ну что же, тем лучше. Да, вы тоже можете звать меня просто Эдвин.
– Хорошо, Эдвин.
– Как вам Фресно? Нравится здесь?
– Да.
– Монтерей все-таки другой, правда?
Дэнс и глазом не моргнула. Она предполагала, что Эдвин проведет собственное расследование и попытается узнать о ее жизни как можно больше. Мучил только один вопрос: как далеко он зашел в своих изысканиях?
– Довольно мило там, конечно, – продолжал Шарп, – но вот лично я терпеть не могу туман. Ваш дом ведь стоит невдалеке от берега?
– Эдвин, скажите, чем я могу быть полезна?
– Да, понимаю, хлопот у вас полон рот, поэтому давайте сразу перейдем к сути дела. Так, помнится, говаривала моя покойная маман: «Хлопот полон рот». В детстве я все гадал, при чем тут слоновьи хоботы? «Хобот полон рот» – слышалось мне каждый раз, представляете? Любила моя маман пощеголять всякими мудреными выраженьицами! В общем, мировая была женщина! – сказал Эдвин и вгляделся Кэтрин в лицо, после чего перевел взгляд на ее грудь, затем на живот – никакой похоти в этом взгляде не читалось, собеседник просто изучал ее. Затем он снова посмотрел женщине в глаза. – Я хотел поговорить именно с вами, потому что вы здесь самая толковая.
– Толковая?
– Да, ситуация сложилась непростая, и разобраться в ней под силу лишь вам.
– Тут полным-полно профессионалов, – возразила Кэтрин и повела вокруг рукой, желая убедиться, проследит Эдвин взглядом или нет. Даже не подумал: как пытливо смотрел на нее в упор, так и смотрит, не упуская ни единой детали.
«Господи, эта улыбочка доведет меня до белого каления!» – в сердцах подумала Дэнс.
– Ни один из этих профессионалов и рядом с вами не стоял. А еще вы сторона незаинтересованная. – Эдвин поморщился и пуще прежнего нахмурил брови. – «Незаинтересованная сторона»! Это ж надо так сказануть! Ненавижу этот канцелярит! А вы? «Поставить в известность…», «вести борьбу» – лично меня аж передергивает, когда я такое слышу! Позвольте мне сформулировать иначе. Я хочу говорить именно с вами, потому что истина для вас превыше всего. Слава Кейли не туманит вам голову, как некоторым тут…
Дэнс в очередной раз отметила про себя, как Эдвин избирателен в выражениях. Первый раз это бросилось ей в глаза, когда она перечитывала письма, направленные Кейли. Да, эротоманы отличаются незаурядным интеллектом, но Эдвин, похоже, был самым талантливым из всех.
«Если убийства – его рук дело, то он не просто умен, а исключительно умен, – размышляла Кэтрин. – Хотя это ничуть не мешает ему воспринимать окружающий мир до абсурдности искаженно. Разве человеку в здравом рассудке придет в голову мысль убить мачеху или пирата, крадущего песни, чтобы заслужить расположение возлюбленной?»
– Да никто из местных сотрудников, кроме вас одной, и слушать меня не станет. И ничего тут не попишешь.
– Я с радостью выслушаю вас, Эдвин.
– Спасибо, Кэтрин. Рассказывать, правда, особо нечего. Я лишь хотел сознаться… что не убивал Бобби Прескотта. И этого второго, как его там, тоже… Пиратство я не поддерживаю, но убивать человека? Увольте! И на Шери Таун тоже не я напал.
«Хм, говорит так, будто знает не больше, чем о том писали в газетах, – подумала Кэтрин. – А ведь зачастую преступники сами себя выдают, выкладывая чересчур много подробностей. Если бы Шарп вдруг начал распинаться, будто ему жаль, что на меня и на Шери напали, тогда его песенка была бы спета – в газетах обо мне ни слова».
– Эдвин, поймите меня правильно: на допросах все как один неизменно клянутся, что они ни в чем не виновны, даже когда их взяли за жабры…
– О! Еще одно выраженьице из арсенала моей маман!
– Я знакома с вами недостаточно хорошо, чтобы верить на слово. Откуда мне знать, опасны вы или нет? Может, расскажете немного о себе?
И снова этот жуткий проницательный взгляд, как будто он ждал этого вопроса. Эдвин уважил просьбу Кэтрин и в течение пяти минут увлеченно излагал ей факты из своей жизни, которые она уже знала. Дэнс из первых уст услышала про несчастливое, но отнюдь не мученическое детство Шарпа. Про его нетерпимость к школьной программе. Про то, как он откровенно скучал за партой, потому что учителя постоянно талдычили истины, к тому времени ставшие для него прописными, – этим хорошо объяснялись его вечные проблемы в школе. Поведал он и про свои трудовые будни в Сиэтле. Обширными компьютерными знаниями не хвастал, но и не отрицал их. Про своих бывших возлюбленных даже и не вспомнил, но Кэтрин, задав наводящий вопрос, направила беседу в нужное русло:
– А девушка у вас есть?
Эдвин как будто даже удивился этому вопросу, посчитав, видимо, что ответ очевиден: «Конечно, Кейли Таун». Однако сказал:
– Встречался в прошлом году с одной девушкой из Сиэтла. Салли ее звали. Даже некоторое время жили вместе. Но с ней каши не сваришь. На концерт не вытащишь. Пришлось с ней порвать. До сих пор скверно себя чувствую, потому что у Салли были на меня большие планы. Замуж хотела, и все такое… но я знал, что у нас ничего не срастется. Не мог же я требовать от нее, чтобы она изменилась и вдруг стала веселой, компанейской и находилась на одной волне со мной?
«И в самом деле – это было бы чересчур», – отметила про себя Кэтрин, но вслух лишь поинтересовалась:
– А давно вы расстались?
– На Рождество.
– Понятно. Тяжело, наверное, дался разрыв?
– Не то слово! Ненавижу причинять людям боль. Салли такого не заслужила, но сердцу, как говорится, не прикажешь. И у вас, Кэтрин, наверное, бывало такое: видишь человека, и внутри словно
