круглой стене башни обнажился арочный проем со смутной тенью винтовой лестницы.
А вот и кухня: большой обеденный стол с двумя стульями, на походной плите – котелок, рядом – банка кофе, кофемолка, термокружка, несколько банок с супами (клэм-чаудер, биск, куриный суп с лапшой) и большая синяя коробка «Фростед Флейкс», неряшливо надорванная. «ОНИ ПРОБУДЯТ В ВАС ТИГРА! ХОРОШИ ЛИ ОНИ? ОНИ ПРЕКР-Р-РАСНЫ!» – говорит старина Тони голосом Терла Рейвенскрофта.
Кто сидел на втором стуле?
Особняк был старше домов на Главной улице, старше Хорслейка. Кому он принадлежал? Кто перестелил полы, заколотил досками окна?
Плиточный пол душевой потрескивал под ботинками. На раковине – автономный светильник и мыло, на полу – ее перебранный рюкзак и куртка. Поставив фонарь возле рюкзака, Вивиан расстегнула короткую «молнию» на воротнике-стойке флисовой толстовки, сняла ботинки, брюки, футболку. Мгновение стояла в нижнем белье, потом сняла и его, завернула в флиску и сложила все под раковиной.
Отметив, что в смешанном свете ламп на фоне бело-голубых плиток ее кожа кажется загорелой, Вивиан взяла брусок мыла и приблизилась к одному из кранов. Перед тем как открыть воду, прижала руку к шее, коснулась кольца. Страха не было – его она отложила вместе с грязной одеждой.
Она ожидала, что вентиль провернется с трудом, поэтому приложила усилия. Зря! Трубы коротко протрубили, и струи воды ударили о пол с такой силой, что брызги разлетелись во все стороны. Вивиан разучилась дышать.
С осени она каждые несколько дней снижала температуру на термостате: начинала со ста градусов, к зиме дошла до пятидесяти и остановилась на этой цифре, боясь двинуться ниже. Но если пятидесятиградусная вода была просто чертовски прохладной, то эта оказалась ледяным огнем.
Холодная вода обладает силой, которая сперва пугает, а потом притягивает – холод становится тише, больше не обжигает. Когда Вивиан наконец перекрыла вентиль, по телу уже разливался жар. Смыть с себя грязь было облегчением. Теперь от нее пахло кристальной чистотой вымороженного постельного белья, которое занесли в дом. Это был его запах, раскрывшийся тише, мягче на ее коже.
Так, синие носки с Коржиком, спортивный топ, джинсы, бесшовная кофта для бега. Она выжала волосы, застегнула зеленую флиску, вытрусила землю из ботинок, накинула куртку. Затем почистила зубы, поработала зубной нитью, прополоскала рот, коснулась языком верхней и нижней дуг, каждого замочка. Все выглядело стабильно. Стабильно ужасно – Вивиан убедилась в этом при помощи маленького зеркальца. На щеках появились ямочки, уголки губ дрогнули, а затем медленно опустились.
* * *
В большом очаге трещал огонь, в воздух выстреливали искры. Этот камин был в два раза больше того, который остался в комнате с чучелом головы лося. Над каминной полкой, среди силуэтов елей – буквы «ДХ».
Пересекши гостиную, пройдя под крюком для люстры, точно под рождественской омелой, под которой принято дарить и получать поцелуи, Вивиан коснулась букв – как раз на уровне ее глаз. Затем сняла капюшон, позволяя теплу добраться до волос, опустилась на доски, выложенные английской «елкой» – кропотливая работа столяра-краснодеревщика. И обратила безучастный взгляд в камин.
Когда пряди у лица высохли и пошли крупными локонами, рядом с ней остановились большие черные ботинки, над которыми топорщились черные джинсы. Поставив туристический котелок на пол, Говард накинул на нее спасательное одеяло и, согнув длинные ноги в коленях, опустился на половицы.
Неловкие движения его высокой фигуры вызвали легкую улыбку, которая на этот раз не померкла. Это был только повод. Что-то поднималось в груди Вивиан. Она улыбнулась шире, плевать хотев на всепобеждающее очарование металлических брекетов, начала смеяться и, наконец, расхохоталась, да так, что на глазах выступили слезы.
Конечно, она пыталась подавить смех, но все попытки лишь усиливали его. Нет смеха более непреодолимого, чем тот, что нападает не вовремя и в неподобающих обстоятельствах. Дэн, Хорслейк, особняк… Можно было бы поплакать, но и это сойдет. Кроме того, по ее щекам и так текли слезы.
Говард сидел рядом и смотрел на нее. О чем он думал? О чем думает дикий зверь?
Всхлипнув, Вивиан вытерла лицо рукавом куртки, спасательное одеяло отозвалось шорохом. Из отверстий для слива воды на крышке струился пар, огненный в отсвете камина, точь-в-точь водопад Хорстейл на закате… Второе октября, их с Дэном первое свидание, отовсюду звенит музыка, они стоят в тени чертова колеса, чье алое свечение напоминает зарево пожара – столь плотное, что его почти можно коснуться, намотать на палец, как сладкую вату… Или пар над туристическим котелком, пять лет спустя, сотни миль на север, в покинутом особняке среди глухого леса.
– Какая твоя любимая книга? – спросил Говард.
В котелке был куриный суп с лапшой – тот самый, из детства, вернее, из банки. Поставив котелок перед собой, Вивиан привычным движением перекинула волосы на спину, убрала их за уши и взяла ложку.
– «Старик и море».
– Почему?
– Ее мне читал дедушка перед сном.
– Ты любишь рыбалку.
Это не был вопрос, но она все равно ответила:
– Вовсе нет.
– Тогда зачем тебе такие часы?
– Это часы моего отца.
Он посмотрел на свои часы (потертый ремешок, серебристо-белый циферблат, стрелки и деления – тонкие иглы). Просто посмотрел – не для того, чтобы узнать время или поторопить ее.
Вивиан тайком наблюдала за ним.
– Думаешь, рыбе больно? – Его голос прозвучал задумчиво. Вдруг он повернул голову и встретил ее взгляд холодно и невозмутимо. – Гораздо больше страдания рыбе причиняет не рана от крючка, а страх.
Что-то блеснуло в его глазах. Вивиан почему-то подумала о леске, вспыхивающей в озерной воде. Он отвел взгляд, и когда вновь посмотрел на нее, в нем уже ничего не было.
Так они и сидели, он смотрел в камин, а она ела. Пламя струилось и вспыхивало, крюк поблескивал под потолком – не то омела, не то ведьмина метла, не то грачиное гнездо. Дрова давали много жара; в ближайшие часы они превратятся в газ, воду и уголь. Вивиан подумала, что все это чертовски дико, но почему-то естественно и от этого еще более жутко.
* * *
Он отвел ее обратно в подвал – в комнату с дверью, обитой металлом, с ее спальником, брошенном на матрас. Тут-то Вивиан и вспомнила: невидимки остались в земляном полу, под выступом с зазубриной в форме бородки ключа.
– Ты заглядывала в колодец, – шепнула она. – Ты что-то придумаешь.
Поставив фонарь рядом с матрасом, она забралась в спальник, а куртку бросила сверху. Шесть режимов яркости, одна оранжевая кнопка. Индикатор уровня заряда показывал две лампочки из четырех. Много это или мало?
