Пожилой несколько раз покашлял и окончательно успокоился.
Пробудились они от шума голосов и шагов, донесшихся со двора.
Закрытую дверь дернули, потом решительно постучали.
Открывать пошел постоянный охранник.
Кто-то из вновь явившихся знал его — прозвучал вопрос, как дела, все ли тихо.
Первыми вошли Кардан и еще один лихоборский, за ними — Руль и Головкин, которого Руль любезно пропустил перед собой; замыкали группу кирпичнорожий Бампер и харетуновские бойцы.
Остановились около вахтерского ствола. Причем, лихоборские, несмотря на то что большинство их ступило в помещение первыми, устроились ближе к входной двери.
Харетуновские оказались за столом, чуть далее по правому крылу коридора. Рядом с комнатой тяжелой атлетики.
Так все складывалось точно по плану, придуманному Рулем и Сигналом.
Все предусмотрели, до тонкости. Включая судьбу ничего не подозревающих охранников, если бы план удался.
— Пойдем в ту дверь — сядем, будем разговаривать, — предложил Руль Головкину. — А наши ребята пусть обождут, покурят пока…
— Нет…
— Почему нет?.. — удивился Руль.
— …мой человек войдет первый — такое правило. — Головкин кивнул своему бойцу.
Руль наблюдал как будто с усмешкой и недоверчивым интересом за Головкиным, вместе с Карданом делая несколько шагов к нему.
— Пойдем? — сказал он, предлагая Головкину идти к двери в зал тяжелой атлетики и радуясь внутри, как все рассчитано до миллиметра.
Два лихоборских, в том числе Бампер, стоя напротив стола охранников, воспользовались тем, что остались вне поля внимание, — однотипным движением сунули правую руку во внутренний карман.
Пожилой охранник, сидя к ним лицом, молниеносно выдвинул ящик стола — подобно фокуснику в только что пустых руках он держал короткий пистолет-автомат.
Длинная очередь скосила двух бандитов.
Не стало Бампера.
Все дальнейшее произошло одновременно — и менее чем за полсекунды. Время рвануло на десятые доли.
Приоткрылась дверь зала, загремели выстрелы.
Из темноты лестницы, идущей на второй этаж, автоматные очереди ударили поверх всех голов — кто-то упал в двери. Его втащили вовнутрь за ноги. Шквальный огонь сверху заставил обитателей зала отступить.
Как только открылась лестничная стрельба, Руль, не сделав попытки дотянуться до оружия, бросился на пол.
Кардан единственный смог достать пистолет, и успел выстрелить на звук автоматов, ранив автоматчика в левое плечо, словно и вслепую он без промаха метил в сердце.
Молодой охранник убил его выстрелом с близкого расстояния: пуля пробила глаз и застряла в затылке.
— Сюда! — крикнул пожилой Головкину. — За мной!
Он повел его налево от входа; они укрылись под лестницей. Вместе с ними бежали молодой охранник и трое сопровождающих Головкина.
Постоянный охранник упал между столом и стеной, обхватив голову руками, не шевелился.
Руль из положения лежа единым прыжком достиг наружной двери, головой вперед вылетел из спортзала. Понесся к воротам.
Наверху со звоном разбилось окно, и трое прыгнули наружу. Один — присев на корточки — стрелял вслед Рулю; двое по дуге, чтобы не мешать, погнались за ним.
Он был проворен и ловок. Шофер открыл навстречу ему дверцу, он ввалился в машину. Врубили бешеную скорость. Буквально через три метра глухой забор закрыл их от преследователей. Умчались, растворились во мгле…
Время от времени дверь в зал легкой атлетики открывалась, оттуда вели стрельбу из автоматов.
Лихоборские хотели вырваться в коридор; однако всякий раз огонь с лестницы отбрасывал их назад. Они бы могли отворить решетку на окне и попробовать спастись. Но они не знали, где Руль, не предполагали, какое количество врагов атакует, и еще надеялись на продолжение операции по своему сценарию.
Мысли не возникло у Сигнала ослушаться Руля. Все-таки он сделал распоряжение — двоим вылезти во двор, по пожарной лестнице забраться на второй этаж и напасть на автоматчиков, отвлечь на несколько секунд. Это предоставило бы ему возможность выскочить из западни, которую он готовил другим. Если бы он мог знать, сколько этих автоматчиков на них шестерых, оставшихся в строю!
Он будто въявь ощутил могильный запах. Но, странным образом, перестал нервничать, суетиться, почувствовал глубинное спокойствие…
— Прикройте меня, — сказал под лестницей широкоплечий боец приказным тоном.
Он побежал вдоль стены, проскочил мимо двери. Остановился за ней, с той стороны, куда она открывалась. Выхватил гранату, рывком открыл дверь, швырнул в помещение и отпрыгнул назад.
Взрыв, дым, запах крови, крики и стоны. Казалось, вся округа всполошится в этот тихий ночной час.
По лестнице спустились шестнадцать человек.
— Добейте — и уходим, — приказал широкоплечий, обращаясь к своей группе. И Головкину: — Разбегаемся? Дело сделано.
— Лихо ты с гранатой… — Головкин улыбнулся почти заискивающе.
Тот глазом не повел:
— Один смылся. Самый пахан. Но у нас потерь нет. Можно считать, без проколов. А ему долго не подняться. — В зале тяжелой атлетики раздались выстрелы — и полная тишина. — Проверь, чтоб не наследили. Я ухожу.
Молодой охранник подошел к тому, что лежал между столом и стеной:
— Эй, ты живой? Хочешь не хочешь — идем наверх связывать тебя. Тебе так надо, а то ведь придюбнутся. Чем ответишь? Ну, давай, давай, поднимайся. Некогда. Бушлат скинь — как они, так и ты. У нас по-честному: и почет, и калым. А Руль — он бы нас пришил за милую душу, ясней ясного.
Деловая суета, негромкие приказы. Притушенные голоса.
— По машинам, — сказал Головкин.
Захлопнули дверь.
До утра, когда явились тренеры и первые посетители, — на своих местах оставались три трупа в коридоре около стола охранников и восемь покореженных тел в пропахшем гарью зале.
Три охранника, связанные, с кляпами во рту, валялись на полу комнат на втором этаже.
Физического вреда им не причинили, но что касается первых двух, пролежать с связанными руками и ногами, с кляпом семнадцать часов — удовольствие, надо думать, не из тех, что способствуют укреплению здоровья.
Слышать стрельбу, разрыв гранаты, запах дыма, предполагать черт знает что, и оставаться в неподвижности… нет, не верьте, когда заявляют, что работа охранника на таком малоценном объекте, как спортзал, — чего брать-то там? сидишь и сидишь, — непыльная, самая неопасная и скучная.
Бывает, что не соскучишься.
Фирма, где я работал, наверное, была очень крупная и разветвленная: с моим крестным отцом в смысле трудоустройства — Трошиным Семеном Семеновичем — не встретился за два месяца ни разу. Я обслуживал компьютеры, занимался наладкой, отлаживал программы, в общем, был на подхвате: собственно какой-либо работы с использованием компьютера — ведение базы данных, или составление каталогов, каких-то договоров — от меня не требовалось. На то имелись другие спецы.
Но все же я иногда из любопытства залезал то в одну, то в другую директорию, копался в некоторых текстах.
Особенно было интересно утром вытащить то, что накануне, в конце рабочего дня, стер человек в полной уверенности, что запись перестала существовать. Перестать-то она перестала — но при наличии нехитрого навыка можно было ее реанимировать.
Здесь я обнаружил много любопытного.
Спецы, отрабатывая схемы, делая разбивку различных данных по пунктам, выпечатывали один экземпляр, видимо, для секретного информирования начальства. И всю работу вместе с результатом убирали из памяти компьютера.
Таким образом я узнал, сколько квартир по месяцам, по кварталам и за год прошло через фирму. Какие суммы денег, за что и от кого поступили, переведены, вычтены и каков итоговый остаток. Каким спецам какие начислены оклады, премии. За какие заслуги.
Картина вырисовалась прямо-таки утопическая.
Более того. Оказалось, в нашем компьютерном цехе обрабатывались результаты не только по фирме недвижимости, но и по торговым предприятиям и таинственным производствам винно-водочных изделий. И еще под непонятными терминами ран, лик, рхо, вен — фигурировали цифры баснословные даже если представить, что они в рублях; но я-то знал: вся бухгалтерия ведется не иначе как в баксах.
Вроде бы не мое это было дело.
Однако Владимир в свое время открыл мне глаза на нашу фирму. И на тех, кто заправляет в ней. И гениальная статья моего тестя, о которой я то и дело слышал со всех сторон — понятно, никто не знал о нашем родстве, — показала, что фирма недвижимости всего лишь маленькая песчинка громадной организации; и та определила себе задачу, образно говоря, не самую прогрессивную.
