голове, и тот сразу же упал на спину, подставляя полковнику брюхо.
– Как же это ты, Станислав, про него забыл? – спросил Лев Иванович, усмехаясь. – Небось утром только и вспомнил? Потому так рано и на службу примчался.
– А ты сам-то, Лев Иванович, чего там, в пакетике-то, принес? Чую, котлетками пахнет. На завтрак тебе, что ли, Маша дала котлетки-то? – съехидничал в ответ Крячко, указав на бумажный сверток, который Гуров держал в руке.
– Ты, давай-ка, выводи вещественное доказательство прогуляться, а я его потом накормлю, – ответив на ехидство широкой улыбкой, отозвался Гуров. – А твою курицу, – он показал на сумку Крячко, – мы ему на обед скормим.
Оба полковника весело рассмеялись, а дежурный, глядя на них, только головой покачал и отправился к своему столу, на котором заливался соловьем телефон.
Крячко был не против прогуляться с Опером. Тем более что он и вправду вспомнил о нем только под утро, часа в четыре, когда проснулся, мучимый жаждой, и отправился на кухню выпить воды. В кухне он посмотрел на холодильник, подумал о еде, и как ассоциация, у него в голове возник образ голодного Опера. Тогда-то Станислав и решил приехать на работу пораньше, чтобы покормить щенка.
Гуров же про Опера рассказал вечером Маше, и та сама подняла мужа с утра пораньше, сунула в руки сверток с холодными котлетами и остатками жаркого, отправила кормить щенка.
– Нечего издеваться над животиной и морить его голодом у себя в кабинете, – наставительно сказала она. – Этот ваш Опер не виноват, что стал жертвой мошенничества. Да и выгуливать его, наверное, у вас там некому. Поэтому давай-ка, Лева, поезжай и займись потерпевшим.
– Какой же он потерпевший? – удивился Лев Иванович. – Он вещественное доказательство. А потерпевший – декан Козырьков.
– Декан не потерпевший, а лох, – безапелляционно заявила Мария. – А вот пес на самом деле пострадал от действия человека.
– Так ведь мошенники хотели как лучше, – пытался оправдаться Гуров. – Они бездомного щенка пытались пристроить в хорошие руки.
– Гуров, – Мария закатила глаза. – Где ты видел хорошие руки у тех, кто платит за животных такие бешеные деньги? Ты сам подумай. Ну а в чем заслуга тех, кто продает за большие деньги щенков дорогих пород? Они их разве вывели, эти породы? Они же только держат собак и их случкой-вязкой занимаются. А все остальное – дело природы. Именно так и появляются на свет и породистые, и непородистые собаки – по воле природы. Человек лишь пользуется ее дарами. Одни жулики щенков продают, а другие жулики покупают.
– Вот видишь, – улыбнулся жене Гуров. – У тебя получается, что не только Опер пострадал, но и все те породистые щенки, которых настоящие заводчики продают за деньги.
– Конечно! – согласилась Мария. – Именно это я и хочу сказать, что все собаки – это жертвы или людской жадности, или людского равнодушия.
Вспоминая утренний разговор с женой, Гуров, улыбаясь, поднялся к себе в кабинет и выложил в тарелку Опера все вкусности, приготовленные Машей. Пакет же Крячко, который тот принес для собаки, сунул в небольшой старенький холодильник, который стоял в самом дальнем углу кабинета.
Крячко вернулся с Опером минут через двадцать. Он не стал привязывать его к батарее, а наоборот, снял с ошейника поводок и отпустил довольного прогулкой щенка в свободный «полет». Пес сразу же с жадностью набросился на еду и воду, а Станислав задумчиво смотрел на то, как он ест. Потом повернулся к Гурову и, кивнув на собаку, спросил:
– А куда мы его на все воскресенье денем?
Лев Иванович пожал плечами:
– Придется дежурным и тем, кто будет в воскресенье работать, с нашим Опером повозиться. Давай-ка скинемся ему на еду. Я скоро в кондитерский магазин поеду, а на обратной дороге куда-нибудь еще заскочу и возьму какого-нибудь собачьего пропитания. Не все ж его домашней кухней баловать. Гляди, он и так уже толстый.
– Ничего и не толстый, – возразил Крячко, протягивая Гурову деньги. – Это он просто наелся.
– Ладно, Станислав, давай работать, а не собакой любоваться. Я вчера вечером немного поразмышлял и пришел к выводу, что нужно нам разослать ориентировки на наших аферистов не только во все районные отделения Москвы, но и в города Подмосковья. Пусть и там театры проверят.
– Думаешь, у нас работают заезжие гастролеры?
– Не знаю. Но все может быть. В конце концов, нужно мыслить масштабно. На всякий случай. Чтобы потом не пришлось двойную работу делать. Вдруг окажется, что в Москве вся театральная братия чиста, как юная дева до брака, и тогда все равно придется выходить за пределы города. Лучше уж сразу подстраховаться.
– Согласен, Лев Иванович. Только вот хватит ли у нас резервов, чтобы быстро даже в одной только Москве все театры проверить? Дело хлопотное, а у каждого оперативника и своих забот полон рот, чтобы еще и нашим следствием заниматься.
– Как уж получится… – задумался Гуров. – Как получится… Но попробовать надо. У каждого оперативника ведь есть свой участок. И если у кого-то на участке мало-мальский завалящий театр находится, так почему бы ему полчаса-час времени не выделить, не сходить к театральному начальству и не показать тому фоторобот наших подозреваемых. Уж кто-кто, а начальство – как их там в театре называют – худруки? Ну, так они всех своих работников в лицо обязаны знать – будь то актер, гример или осветитель.
– Так-то оно так, но сделать это раньше понедельника не получится, – возразил Крячко. – Многие опера на выходных, а кто и в отпусках. Ведь лето, пора отпусков! Да и нам, если все воскресенье звонить с отчетами будут, никакая рыбалка и никакие посиделки не светят. Только тем и будем заниматься, что принимать депеши и анализировать их.
– Кстати, вот тебе обещанная леска. Хорошо, что напомнил, а то бы так и носил весь день в кармане, – Гуров достал моток новенькой лески и протянул другу. – Поеду-ка я по холодку, встречусь с парой своих человечков да организую их на поиски. Может, они где-то что-то узнают или услышат про нашу артистичную парочку. А потом сразу и в «сладкий» магазинчик на Тверской отправлюсь.
– Тоже дело, – согласился Крячко. – Ну а я, пока моя свидетельница не пришла, еще раз просмотрю дела по всем четырем аферам и подумаю. Может, мы что-то упустили…
Гуров вышел, а Крячко разложил перед собой папки с делами и стал просматривать отчеты, свидетельские показания и описания личностей преступников.
Магазин кондитерских изделий, где на днях Мария покупала разные сладости к чаю, находился неподалеку от антикварной лавки. Маша просто обожала мармелад и могла есть его коробками, повторяя, что он полезен, потому как делается из натуральных природных компонентов. Гуров же был к сладкому не то что равнодушен, но, как говорят, – меру знал. Лев Иванович вошел в кондитерскую. Обилие маршмеллоу, мармелада, тянучек, шоколада и драже самых разных видов и сортов навело его на мысль о счастливом детстве. В его детстве такого изобилия сладостей не было, а тут…
Он подошел к одной из двух кассиров, которая, по описанию Маши, больше напоминала ту девушку, что рассказывала историю о благотворителях, и спросил:
– Здравствуйте, Наташа! – Имя он прочитал на бейджике для сотрудников, который был приколот к униформе кассира. – Простите, что отрываю от работы…
Светленькая симпатичная девушка улыбнулась ему и сказала:
– Да нет, не отрываете. Посетителей пока нет, так что спрашивайте. Вы что-то на подарок хотели подобрать?
– Нет, я по другому вопросу. Я из уголовного розыска. Вот, – Гуров
