снег с бокового окна и, держа фонарь обратным хватом, посветил в салон. На переднем пассажирском – дорожная карта штата Мичиган и мятная гигиеническая помада.
Отправив плевок на расстояние шести футов, он зашагал по дороге, мимо покинутых домов. Закусочная напоминала забегаловки из его детства, он даже разобрал надпись: «ДОМАШНЯЯ ЕДА. ЗАВТРАК ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ. СИГ, ЗАЖАРЕННЫЙ ДО ЗОЛОТИСТОЙ КОРОЧКИ». В двухстах ярдах высилась церковь – темная, пустая.
Внезапно Адриан остановился, мгновение светил на Говарда, затем уважительно опустил фонарь.
Они молча пошли обратно.
Говард грыз большое зеленое яблоко. Швырнув огрызок в подлесок, достал из кармана рабочей куртки сэндвич с арахисовой пастой. Ели в тишине: один – сушеные бананы, другой – сэндвич. Молчание не было натянутым, каждый думал о своем, готовился к чему-то.
Адриан поглядывал на Говарда. Те же пристальные светло-голубые глаза – таким бывает небо на рассвете ясного зимнего дня где-нибудь над Северо-Западными территориями. Долговязый, но не нескладный. Молчун, но не чудаковатый. Никогда у него не было таких длинных волос, в Небраске они едва прикрывали уши. Еще он был бледен, без бронзового загара. Стал больше времени проводить в темноте?
Но это были далеко не все изменения.
А вот о чем думал Говард, он не знал и вряд ли осмелился бы спросить, даже если бы гарантированно получил ответ.
Скомкав упаковку в кулаке, Адриан сунул ее в карман жилета, к латексным перчаткам, поднял крышку багажника и посветил фонарем внутрь.
– Он уже сутки не приходил в сознание. Закинулся тремя таблетками снотворного перед тем, как я вмазал ему. Я не знал об этом. Смотри, – он хмыкнул, – когда из Кайфолома выйдет вся дурь, не исключено, что он захочет снова упороться. Не подпускай его к аптечке.
– Я намерен держать его без сознания.
Адриан отошел от машины и сунул в рот первую за день сигарету. Он терпеть не мог запах дыма, оседающий на кожаных сиденьях. Затянувшись до хруста бумаги, посветил на темный фасад «Хорслейк Инн».
– Ну и дыра! – Дым расползался в воздухе, искал себе место среди ветвей. – Где ты остановился?
– В доме у озера.
– Интересно, кому все это принадлежит?
– Мне.
– Ты купил город-призрак? – Адриан щурился сквозь дым, держа сигарету между указательным и средним пальцами. – Я был на Верхнем полуострове год назад, в Сидарвилле, мог заглянуть на огонек… Ты пропал.
– Я был занят.
– Митчеллом?
Говард смотрел в багажник. Он и не думал отвечать.
– Верно. Извини. Просто любопытно. Я был на его выставке в октябре. Мне нравится его мазня, я ее понимаю… Чей это автомобиль? На нем приехала женщина.
Вновь молчание в ответ.
Но теперь Адриан кое-что понял. Если здесь брат Митчелла, сам Митчелл, то почему не может быть и миссис Митчелл? Что, если «Хонда» принадлежит жене художника? Он вспомнил ее имя.
Вивиан.
У него уже пробегало несколько липких мыслей о ней. Он был бы не прочь, чтобы его миссис посидела у него на коленках. Разглядел в ней женщину, с которой мог бы хорошо провести время.
Зачем Говарду лисьи крики, если одна лиса уже была у него в руках?
Фильтр обжег губы. Ни с того ни с сего его стукнуло догадкой, будто мяч, брошенный в Шизотрона Шермана одним из игроков школьной команды под одобрительный гомон. У Говарда Холта появилась подружка! И не просто подружка – он положил глаз на жену художника. А если ты положил глаз на замужнюю девчонку, рано или поздно придется что-то делать с ее муженьком.
Вернувшись к «Шевроле», он похлопал Захарию по бедру.
– Ты убьешь его, – сказал Адриан, выдыхая дым в сторону, и потер пальцами швы на брюках. – А ее? Что ты сделаешь с ней?
Говард промолчал. Но это и был ответ.
Щелчком отбросив сигарету, Адриан вытащил брата художника из багажника и не слишком бережно бросил в снег.
– Неплохо было в Небраске, – заметил он, захлопнул крышку, расстегнул внутренний карман на жилете и достал флешку.
– Я у тебя в долгу, – сказал Говард, пряча флешку в карман джинсов.
Адриан задержал взгляд на бледном лице.
– Увидимся. И желаю удачи.
– И тебе.
Говард легко поднял и взвалил Захарию на плечи. Адриан смотрел, как тот идет по Главной улице, удерживая брата художника за ноги и руку.
Потом выключил фонарь.
Говард изменился. С ним что-то произошло. В Небраске, два с половиной года назад, он был сильным, как прилив, как ветер в полях, а сейчас стал слабее. И дело не в том, что, вероятно, у него возник романтический интерес. Дело не в женщине. Не только в ней.
Ярость всегда вырастает из личного, а личное – из страха. Говарда ослабил страх, потому что у него появился недруг. Подружки приходят и уходят, а недруги остаются. Само слово «недруг» очень личное: назвать кого-то недругом все равно что признаться в любви. Конечно, с любовью это имеет мало общего. К тому же любовь слабее смерти.
Чем Митчелл напугал Говарда Холта?
Адриан обошел машину, ввинтился за руль и включил зажигание.
Говард упомянул дом у озера… Возможно, он вернется на Верхний полуостров, скажем, в начале марта. Кто знает, что он найдет, пройдя по дороге чуть дальше. Но сперва убедится, что вторгся в частные владения, когда хозяин отсутствует. Ведь не исключено, что, пройдя чуть дальше, он уже не сможет остановиться, пока не дойдет до конца.
– Дэн, у тебя сильный жар. Ты весь горишь.
Голова раскалывалась, а в основание шеи будто всыпали кучу красного угля, подернутого пеплом. Грудь тоже была подернута пеплом, под которым при малейшем движении воздуха вспыхивала боль. Прикосновения Вивиан дарили облегчение, но на короткое время – пока мой лоб не нагревал ее ладонь.
Прикосновения Вивиан. Боже, какая фантастика!
– Он не оставил тайленол на прикроватном столике? Вот ублюдок. Я сейчас позвоню на стойку регистрации. Виви, захвати Perrier из мини-бара и подоткни мне одеяло.
Она сменила нагревшуюся ладонь на прохладную, и у меня тут же застучали зубы. Ее голос был тихим и испуганным:
– Дэн, кто он?
– Психопат.
– Как его зовут?
Скажи ей.
– Говард Холт.
Она долго молчала. Я почти убедил себя, что остался один, и уже хотел звать ее.
– Вы были знакомы?
– Нет, – ответил я.
Ложь.
– Почему он делает это?
– Не знаю.
Снова ложь.
– Я видела портрет.
Мои мысли смешались с мыльной водой: их набирают на кисть, стряхивают на холст, набирают и стряхивают… Сколько ни тряси, одна капелька все равно попадет на трусы.
Значит, он показал ей Питера. Что
