запоминается кошмар. Отец коснулся замков, когда его подхватили и оттащили от гроба, а он упал в проходе между скамьями, издавая звук, который Вивиан будет помнить до конца своей жизни. В этом звуке было столько страдания, что он просто не мог принадлежать человеку. Скорее, раненому и умирающему животному. Кто-то отвел ее в сторонку. Это должен был быть отец, но он был полностью сосредоточен на собственном горе.
Они никогда не говорили о том дне. Даже когда Вивиан повзрослела. Рана не перестает болеть, просто боль со временем становится тише, и ты учишься с ней жить – столько, сколько сможешь.
* * *
Она легла рядом.
Они смотрели друг на друга сквозь дюймы тьмы.
Все начиналось с тревоги и трепета, а осталась лишь темнота.
– Я не помню тот вечер… двадцатого сентября… Что я наделал?
Вопрос мог бы быть риторическим, если бы не мольба в его голосе.
– Виви, ты должна рассказать мне.
С чего начать? Стоит ли?
– Ладно. Что ты помнишь?
– Я… разозлился, что ты уходишь. Хотел заставить тебя забрать Гилберта… По крайней мере, так мне казалось… Но он укусил меня за пальцы. Тогда я взял собачью миску – ту, тяжелую, металлическую. – Дэн замолчал. – Полагаю, я хотел разбить тебе голову, но свалился в кусты… Жаль, шею не сломал.
– А что было до этого?
– Я не помню.
Пламя разгоралось все ярче, и в его багряных отсветах Вивиан вновь увидела сентябрьский вечер, четыре месяца назад…
– Ты шел ко мне босиком, в одних тренировочных штанах, с бутылкой в руке. Сперва я подумала, что твои руки в крови. Но это была краска. Ты хотел, чтобы я поехала в Шардон, купила тебе виски. Я сказала, что никуда не поеду. Не удержавшись на ногах, ты упал. Бутылка разбилась. Попытался собрать осколки. Порезался. Смотрел на свои руки, и что-то выстраивалось в твоей голове. – Голос Вивиан был тихим, будто снег, падающий в сумерках. – Тогда ты поднял голову, взглянул на меня и сказал, сказал очень спокойно, что собираешься проехаться в Шардон за повседневными закупками. Повседневные закупки – так ты их называл. Но сперва позаботишься обо мне: бросишь меня, дрянь эгоистичную, в подвал.
Я попробовала обойти тебя, но ты схватил меня за волосы. Гилберт вцепился зубами в твою штанину. Ты отшатнулся, наступил на осколок. Я сразу побежала. Ты догнал меня на верху лестницы и ударил кулаком, один-единственный раз, по лицу. Затем опустился на пол. Сидел и смотрел, как я собираю вещи. Не пытался остановить меня, когда я прошла мимо тебя с дорожной сумкой. Но затем выскочил на крыльцо, с миской в руке, заливая все своей кровью.
– Вивиан… Господи… – Он плакал. – Это был не я. Почему ты приехала?
– Он звучал убедительно.
– Ты поверила ему.
– Я поверила тебе, Дэн.
* * *
– Эй, детка, помнишь, как мы познакомились?
– Дэн, сейчас не самое подходящее…
– А по-моему, лучшего времени не придумать. Представь, что дом обесточен, мы лежим под одеялом, нам тепло, уютно. И я прошу свою жену напомнить мне, как я впервые увидел ее – и потерял голову.
Вивиан легонько стукнула меня локтем в бок.
– Ну так что, миссис Митчелл, расскажете о том прекрасном дне?
– Обычно я брала кофе навынос в другой кофейне, но в тот день…
– Ты зашла в кофейню кампуса, где варили лучший кофе.
– Не лучший, но определенно хороший.
– А дальше?
– Ты подошел ко мне, когда я стояла в очереди, и заявил, что я должна немедленно сказать тебе свое имя.
– Иначе я от тебя не отвяжусь.
В ее словах прозвучала улыбка – тихая, слабая.
– Иначе ты от меня не отвяжешься.
Я перебирал ее волосы.
– Вивиан, ты собиралась вернуться?
– Не знаю. – Она коснулась моей щеки. – Извини.
* * *
– Виви? – Круговыми движениями большого пальца он гладил ее левую ладонь. – Где они?
– На прикроватном столике.
– Давно ты сняла их?
– В тот же день.
– Ты смотрела на них, когда засыпала и просыпалась?
Вдруг он сжал ее руку и поднес к своей груди. Вивиан вспомнила, как скользила подушечками пальцев по его рубцам, осыпала поцелуями его шею, лежала на его коленях, щекой прижимаясь к шраму, наложенному, словно жгут, над его правым коленом. Для того чтобы видеть каждый стежок, каждую неровность, можно не открывать глаз, не включать света… Она ощутила жар и струпья крови, когда он пальцем нарисовал крест над своим сердцем.
– Чувствуешь? Я покрестил сердце. Он не получит тебя.
– Дэн…
– И я смогу забрать тебя себе. – Поняв, что улыбается один, он замолчал. – Прости, это было не смешно.
Вивиан пришло в голову, что во фразе «он не получит тебя» не хватало одного слова. На самом деле она подумала, что это должно было прозвучать следующим образом: он не получит тебя живой.
Голова Вивиан лежала на моей руке, когда звук, разбудивший меня, повторился.
Открылась дверь, Говард переступил порог комнаты. Яркий свет обжег глаза.
Когда зрение вновь вернулось ко мне, я различил, что Холт, с фонарем в левой руке, смотрит на нас с Вивиан. И готов был поклясться, что ему не нравится то, что он видит. За время, проведенное в его обществе, я научился видеть в его лице больше, чем на нем отображалось, словно на картинах Герхарда Рихтера, молчаливых и безупречных.
– НЕТ! – закричал я и бросился на него.
Грохнул выстрел, оглушительный в замкнутом пространстве.
Голос Холта был на пределе слышимости, и в нем сквозил чистый гнев, точно холодный западный ветер на картине Уайета.
– Хочешь, чтобы я застрелил тебя у нее на глазах? Чтобы она запачкалась твоими мозгами? Это ты припас для нее?
Чья-то рука тянула меня назад.
Вивиан.
– Дэн, пожалуйста, не надо! Не делай этого!
Кажется, она кричала. В ушах звенело. Я опустил взгляд. Дуло пистолета смотрело мне в лицо. Если дернусь, он застрелит меня. Проще простого. Проще всего остального.
– Бери мою душу, но ее не трогай.
– Ты сделал свой выбор. Или ты забыл?
Вивиан прошла мимо меня. Я схватил ее за руку.
– Не иди!
– Не могу. Разве ты не видишь? – Она мягко высвободила свою руку из моей. – Я люблю тебя.
Я смотрел на Холта.
– Я убью тебя. – Из моих глаз покатились бессильные слезы. – Я убью тебя!
Говард перевел взгляд на Вивиан, последовал за ней и закрыл за собой дверь.
Щелчок замка.
Все почернело, закачалось.
Щелчок повторился – снова, и снова, и снова. Теперь он колотился о стенки черепа, гремел в
