Среди этого живописного бедлама особенно трогательно выглядела молоденькая девушка, почти подросток. С растерянным видом она сидела на единственном кресле, задрапированном потертым пестрым пледом. Ангельская мордашка, короткие золотистые кудряшки, персиковая кожа и торчащие в вороте мужской рубашки ключицы придавали ей ни с чем не сравнимую хрупкость и угловатое изящество.
– Ксюха! – скомандовал Чернышов.
Девушка торопливо пересела на кровать.
– Садитесь, – сухо сказал Чернышов.
– Спасибо, – Мамедов приземлился в кресло и величаво закинул ногу на ногу.
– Что вас интересует? – более оживленно произнес парень.
– Сколько вы хотите вон за тот портрет? – Мамедов показал на висевший на стене холст без рамы, на котором была запечатлена длинноволосая шатенка на синем фоне. Портрет был выполнен в авангардной манере: в формах сквозила угловатость, голова девушки была повернута вправо, видимый глаз – обозначен грубым черным мазком.
– Сто баксов, – выпалил Чернышов.
– Я подумаю…
– Может, хотите посмотреть что-нибудь еще?
– Может быть. Но сначала я бы хотел кое-что узнать у вас.
– Что именно? – насторожился юнец.
– У вас есть ружье?
– Ружье? – недоуменно за вращал глазами Чернышов.
– Угу, – кивнул головой Мамедов. – Винтовка с оптическим прицелом.
– Что-то вы мне не нравитесь, – произнес Чернышов и посмотрел на подружку, словно искал у нее поддержки.
– Я не девушка, чтобы нравиться или не нравиться, – Алискер поднялся с кресла и начал прохаживаться по комнате, краем глаза наблюдая за художником. – Мне нужно с вами поговорить о Юлии Козловой.
Введенный в легкое замешательство вопросом о ружье, Чернышов через некоторое время снова обрел тот гонор, с каким он встретил Мамедова.
– Собственно, кто вы такой, чтобы задавать мне вопросы?
Вместо ответа Мамедов посмотрел на притихшую девушку-подростка.
– Дорогуша, сколько тебе лет?
– Девятнадцать, – робко улыбнулась она.
– Нехорошо старших обманывать, – погрозил ей пальцем Мамедов, – ты себе прибавила года четыре, правильно? – он не сводил с нее своих черных глаз.
– Вам-то какое дело?! – вмешался возмущенный художник.
– Мне не будет до этого никакого дела, если ты уделишь мне несколько минут твоего драгоценного времени и честно ответишь на мои вопросы, идет? Я не из милиции, просто частный детектив, а интересуют меня твои отношения с Козловой, потому что ее убили сегодня днем, понятно?
– Юльку убили? – Чернышов обхватил рукой шею.
– Так есть у тебя ружье или нет? – не давая ему опомниться, напирал Алискер.
– Не-е-т, – озадаченно протянул художник, потирая шею ладонью.
– А у друзей?
– Тоже нет.
– У тебя есть алиби на время убийства? – Алискер испытующе глядел на побледневшего Чернышова.
– Так я же не знаю, когда ее…
– Где ты был сегодня в четырнадцать тридцать?
– Полтретьего? – он почесал затылок и повернулся к подружке, – Ксюха, ты не помнишь? Кажется, в «Магнолии» кофе пили, да?
Ксюха пожала плечами, выпятив розовые губки.
– Не знаю, наверное.
– Вы там были одни?
– С Гасаном. Да нас и тетя Тая знает, буфетчица, можете у нее спросить.
– Конечно, спрошу, – Алискер помолчал немного, переводя взгляд с Ксюхи на Александра, – почему вы расстались с Козловой?
– Ну, у нее ведь муж… – промямлил смущенный Чернышов.
– Это не объяснение, Саша. Муж у нее был давно, и это не мешало вашим отношениям. Что же послужило причиной разлада? Только не ври! – пришпилил его взором Алискер.
– Она перестала давать мне деньги, – с разоблачающим цинизмом ответил Чернышов.
– Вы еще какое-то время преследовали ее?
– Пытался, – он все-таки опустил глаза к грязному полу. – Кому охота терять источник дохода?
– Почему Юля отказалась снабжать вас деньгами?
– Ну, узнала, что я не только с ней… Сцену закатила, я и вылепил ей всю правду, что нужны мне только ее бабки. Потом пытался все восстановить, и так и эдак подкатывал, все бестолку. Пришлось поставить на ней крест.
– Ладно, с тобой все ясно, если не соврал, – Мамедов пристально посмотрел на него. – Может быть, больше мы с тобой не встретимся. Хотя, не исключено, что портрет я у тебя все-таки куплю. А ты, девушка, – он обернулся и взглянул на Ксюху, – подумай, с кем имеешь дело.
* * *
Ольга Минькова заведовала терапевтическим отделением частной зубоврачебной клиники «Эко-Дента», где самая дешевая пломба, как выяснил ознакомившийся в регистратуре с прейскурантом Толкушкин, стоила десять условных единиц.
Произведя несложные арифметические подсчеты, Валера понял, что вместе с лечением один зуб обойдется клиенту минимум в триста-четыреста рублей.
Договорившись о встрече по телефону, он прибыл немного раньше назначенного времени. И вот, устроившись в удобном кресле, он хладнокровно перелистывал журнал, изредка поглядывая на немногочисленных клиентов элитного салона, которые пришли сюда, влекомые мечтой о голливудской улыбке.
Что касается Толкушкина, то в отношении зубоврачебной практики он был неисправимым скептиком. Его скептицизм выражался в безотчетной тревоге, а порой и страхе перед мощными сверлами волгоградских бормашин. Запуганный ими с детства, он никак не мог поверить, что существует техника, позволяющая чистить дупла совершенно без боли.
Ровно в пять тридцать матовая дверь одного из кабинетов приоткрылась, выпуская полноватую невысокую женщину лет сорока в небесно-голубой робе и свободных брюках, напоминавших пижамные.
– Вы Толкушкин? – она воззрилась на похолодевшего от разочарования Валеру, ожидавшего увидеть Орнеллу Мутти, или на худой конец Белинду Карлайл.
Толкушкин кивнул и, как агнец на заклание, поплелся в кабинет за этой очкастой пампушкой. Ко всему прочему его мутило от неистребимого ментолово-прохладного запаха лекарств и антисептиков.
* * *
Сегодня в местном театре оперы и балета давали «Аиду». Как было известно Антонову, Симонов, певший в театральном хоре, приходил туда к шести. Николай не стал заезжать к Леониду домой, где тот жил с мамой в однокомнатной квартире, а решил дождаться его у служебного входа.
Без пяти минут шесть в зеркале заднего обзора своей «шестерки» Антонов заметил высокую сутуловатую фигуру Симонова. У него было интеллигентное лицо, густые светлые волосы, торопливая походка и растерянный взгляд. «Конечно, – подумал Антонов, – трудно сохранить спокойствие, когда на глазах у тебя замертво падает любовница. Да и общение с милицией – занятие не из приятных».
Антонов быстро открыл дверцу, пружинистой походкой обошел машину и встал на тротуаре, поджидая хориста.
– Господин Симонов, – окликнул он его, – можно вас на минуточку.
– А? Что? В чем дело? – Симонов как бы вернулся на землю после ста часов проведенных в невесомости.
– Да не пугайтесь вы, ради Бога, – Антонов снисходительно улыбнулся, – мне просто нужно с вами поговорить.
* * *
«Вскоре позвонил Алискер.
– Слушаю, – сказала я в трубку.
– Я только что от нашего художника, по всей видимости, он ни при чем. У него якобы даже алиби имеется, но его, правда, еще нужно проверить.
– Что за алиби?
– В момент убийства он сидел со своей юной подружкой в кафе «Магнолия». Я сейчас как раз туда направляюсь. Какие будут распоряжения?
– Алискер, после того, как побываешь в «Магнолии», отправляйся домой. Завтра в девять проведем совещание. Да, – спохватилась я, – как там дела на стройке?
– Как я и думал, – все затоптано. Если бы ребята догадались заглянуть туда сразу же после выстрела…
– Они же не могли предположить, Алискер, что нам поручат это расследование. Так что не придирайся к ним.
– Они бы могли даже увидеть убийцу…
– Нечего сожалеть об упущенных возможностях, надо работать, – может быть, несколько резковато ответила я.
– Окей. Тогда до свидания.
– До завтра. Смотри, много не пей и с девушками не заигрывай, – пошутила я.
Надо сказать, что Алискер пил очень редко, да и то по серьезному поводу. А вот насчет девушек… Ну да ладно, с девушками он сам разберется, не маленький уже.
День выдался не слишком напряженный, поэтому я не могла понять, откуда вдруг такая усталость? А мне ведь еще предстояло готовить ужин, проверять уроки у Максима. Честно говоря, Максим был довольно самостоятельным подростком для его двенадцати лет и не слишком-то нуждался в моей опеке.
Я уже ехала домой, когда в моей машине зазвонил телефон.
– Узнай кто это, – попросила я сидящего за баранкой Болдырева, – если ничего срочного, то меня нет.
