Кэролайн: Я люблю мужчин. Это у меня что-то вроде пунктика.
Хоббс: Мужчины и сами погубят себя ради вас.
Кэролайн: Это-то меня и пугает.
Хоббс: Ну, еще бы, это так понятно. А я буду думать о вас.
Кэролайн: Неужели?
Хоббс: Да. Я буду вспоминать красивую молодую женщину, проявившую похвальное терпение по отношению к старому толстому мужчине, который позволил себе молоть всякий вздор, пребывая в заблуждении, что в его словах есть какой-то смысл.
Кэролайн: Вы слишком суровы к себе.
Хоббс: У меня ведь никого нет, Кэролайн. Хочу, чтобы вы это поняли. Ну разве что такое вот мгновение, как сейчас, раз в год или немного чаще, но это все, что я имею. Все остальное для меня ничто… пустота. [Две фигуры не спеша одеваются, не произнося ни слова. Она натягивает на себя платье, а он жестом предлагает застегнуть ей сзади кнопки. Он самозабвенно возится с застежкой. Слышно ее затрудненное дыхание, когда его толстые пальцы нажимают на очередную кнопку. ] Готово. [Она поворачивается к нему лицом. ] Я хотел бы увидеться с вами снова.
Кэролайн: Вряд ли.
Хоббс: По крайней мере, честно. Если захотите, позвоните в мой здешний офис, спросите мистера Кэмпбелла. [Надевает пиджак. ] Вам что-нибудь нужно? Машину?
Кэролайн: Нет, все отлично.
Хоббс: Позвольте мне, по крайней мере, вызвать машину. [Снимает телефонную трубку. ] Спрингфилд, будьте добры, машину к подъезду. Да. Хорошо. [Кладет трубку. ] Тогда все?
Кэролайн: Да.
Хоббс: Остается только быстро попрощаться.
Кэролайн: Где вы будете на следующей неделе?
Хоббс: На следующей неделе? Вероятно, в Берлине. Или нет, сначала в Лондоне, а потом в Берлине. [Он снова поднимает трубку. ] Я буду в вестибюле через пять минут. Гм-м? Да. Передайте ему это по факсу. Да. Скажите пилоту, что мы вылетаем в три тридцать. Да, примерно минут через пять. [Вешает трубку. ] Я хочу попрощаться с вами.
Кэролайн: Вы летите сегодня ночью?
Хоббс: Да, в Лондон.
Кэролайн: Счастливого пути.
Хоббс: Спасибо.
Кэролайн: Прощайте.
Хоббс: Позвоните Кэмпбеллу, если захотите.
Кэролайн: Не уверена, что захочу.
Хоббс: Тогда прощайте. [Дверь открывается и закрывается, видно, как его фигура проходит в прямоугольник света. Кэролайн Краули неподвижно сидит на кровати. Проходит минута или две. Она выглядывает из окна, затем опять поворачивается к камере. Быстро идет прямо к ней; ее лицо исчезает из кадра, она протягивает руку к камере. Изображение пропадает.]
В «Ройялтоне» Хоббс сидел в огромной выгородке. У его ног я заметил черный саквояж. Референт сидел за другим столом.
– Мистер Рен. – Хоббс величественно указал рукой на мой стул. – Пожалуйста. Я надеюсь, что на этот раз мы поговорим как джентльмены.
Теперь я относился к нему по-другому; я понимал, что он уязвим и встревожен, как любой другой человек.
– Я надеюсь, вы позволите мне подкупить вас феерическим ланчем, – сказал Хоббс.
Однако, несмотря на такую любезность, я не собирался обольщаться на его счет. «Мне нужно имя человека, который ранил моего сына и няню», – сказал я.
Хоббс уставился на меня:
– Нет.
– В таком случае нам не о чем больше говорить. – Я встал.
– Минутку. – Он кивнул своему помощнику, и тот принес сотовый телефон.
– Номер телефона и адрес.
Хоббс с минуту тихо посовещался с помощником, а закончив, молча подвинул мне лист бумаги. Фил Бьянканьелло, Бей-Ридж, и номер телефона в Бруклине.
– Вы, надеюсь, понимаете, что у меня с ним личные счеты.
Хоббс развел руками:
– Ну разумеется.
Мы сделали заказ, после чего я достал кассету с пленкой из кармана пальто и через стол передал ее Хоббсу.
Хоббс внимательно посмотрел на нее. «Выглядит вполне невинно, вы не находите?
Он сделал знак помощнику, тот открыл свой дипломат и вынул оттуда какое-то устройство величиной с портативный компьютер. В его крышку был вмонтирован крохотный экран. Хоббс вставил видеокассету в боковую прорезь.
– А где же батарейка? – спросил я.
Хоббс надвинул какие-то особые очки.
– О, она где-то внутри, размером с таблетку, кажется.
Он взглянул на экран и сердито нахмурился:
– Тут же ничего нет, сэр, только какие-то волоски и точки.
Я похолодел от страха. Потом сообразил:
– Перемотайте ее.
Он перемотал. Аппарат приветливо зажужжал, щелкнул и начал воспроизводить запись. Хоббс вставил в ухо микрофон, затем сосредоточенно склонился над аппаратом, склонился настолько низко, что никто не смог бы разглядеть то, что было на экране. Подали наш заказ в нескольких дымящихся посудинах, но Хоббс даже головы не поднял. Выражение его лица смягчилось, и я вдруг увидел такое лицо, какого прежде никогда не видел – усталое и задумчивое. Я приступил к ланчу. Хоббс не солгал: это было потрясающе. Вокруг нас позванивали и постукивали серебряные приборы; здесь собралось общество, почти каждый член которого был богат или чем-то знаменит; и все же высокая концентрация знаменитостей в зале создавала обстановку странной уединенности. Я заметил среди присутствовавших Лэрри Кинга, Уильяма Бакли и Дэна Кили. Хоббс не обращал на них внимания. Наконец он извлек микрофон из уха и полез в саквояж. Он вынул оттуда другой аппарат такого же размера, что и первая, и переставил кассету из первой во вторую. Затем что-то проверил на маленьком устройстве индикации, кивнул и снова посмотрел на меня. Он повернул ко мне это небольшое устройство, чтобы я смог прочесть надпись на дисплее. Там стояло: «ОРИГИНАЛ, НЕ КОПИЯ».
– Все в порядке, сэр.
– У меня были высокие мотивы.
– Конечно же были, и у меня тоже. А теперь мне необходимо задать вам три вопроса.
– Валяйте.
– Вам известно о каких-нибудь копиях этой пленки?
– Нет.
– Это Кэролайн Краули посылала мне пленку?
– Нет.
– Тогда кто же?
Я объяснил, кто такая миссис Сигал, не забыв упомянуть о ее невиновности во всем этом деле.
– А она просмотрела пленку?
– Это уже четвертый вопрос.
– В самом деле, кажется, у меня возникло еще несколько вопросов. Думаю, вы могли бы пойти мне в этом навстречу так же, как я позднее на этом ланче пойду навстречу вам.
– Согласен. Нет, миссис Сигал не просматривала пленку. Не знаю, видел ли эту пленку ее муж, но он показался мне малость чокнутым.
– Сколько же ему лет?
– Похоже, ему не меньше восьмидесяти.
– Тогда мне, видимо, не стоит беспокоиться.
– Я не стал бы.
– Вы показывали пленку Кэролайн Краули?
– Нет.
– Почему нет?
– Я счел, что чем скорее я от нее избавлюсь, тем быстрее смогу спать спокойно.
Хоббс кивнул.
– Ваш человек, Хоббс, ранил моего сына.
Он взял со стола вилку и продолжил трапезу.
– А теперь попробуем креветки. Итак, последний вопрос. Вы видели эту запись?
– Да.
Мы уставились друг на друга.
– А я довольно мило выгляжу на экране, как вы находите?
Я промолчал.
– Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я так хотел вернуть ее себе. Это дело сугубо личное. Уязвленное самолюбие, если хотите, и больше ничего.
Я кивнул.
– Но поскольку я все-таки джентльмен, у меня приготовлено кое-что и для вас, – сказал Хоббс. – И тоже две вещи.
Он полез в саквояж и вытащил оттуда видеокассету с наклеенной Саймоном этикеткой: «Пленка 15». Это была пленка с Феллоузом.
Я взял у него кассету.
– Можно? – спросил я, указывая на его аппарат.
Он кивнул, и я вставил кассету в прорезь. На экране, сменяя друг друга, замелькали парк Томпкинс-сквер, протестующие, полиция. Я нажал кнопку быстрой перемотки вперед, желая убедиться, что никто не вырезал главные кадры. К счастью, все было на месте. Феллоуз валился, как срубленное дерево, убийца убегал. Я остановил пленку, перемотал ее обратно, вынул кассету и убрал ее в дипломат.
Потом мы оба, Хоббс и я, воздали должное ресторанной кухне и с аппетитом поели, завершив нашу трапезу десертом с кофе.
– А теперь последнее, сэр.
– Да?
На этот раз он вынул из нагрудного кармана небольшой конверт.
– Некоторое время это хранилось у нас, но, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается, и я подумал, что эту вещь я все же должен вернуть.
Он протянул мне конверт. Внутри лежало что-то маленькое и очень твердое на ощупь. Я, не открывая конверт, положил его на стол.
– Как вы могли бы догадаться, мы сумели проникнуть в квартиру Кэролайн Краули. Разумеется, искали пленку. Не знаю, подозревала она это или нет.
– Подозревала.
– Меня это не удивляет. Женщины обычно каким-то образом узнают о таких вещах. Мы пересмотрели все ее ключи, выясняя, какой от чего – от банковского сейфа, от другой квартиры, от машины, от всего, и разобрались со всеми, кроме этого. Мне он больше не нужен, и я подумал, что его следует ей вернуть.
