— Я так не говорил, — улыбнувшись в бороду, возразил Перепелкин. — Американский толстосум нам не сват
и не брат, а поэтому на него воровской закон не распространяется. Мы можем встать в позу и возмутиться, что
всякие янки растаскивают наше национальное богатство. Он обворовывает нас или нет? — сделав сердитое
лицо, спросил он у своих собеседников.
— Конечно! — в два голоса выразили свое мнение Душман и Лесник.
— Значит, мы его должны задавить как беспредела, который вздумал взять верх и наказать вора в законе. Вы
поняли меня?
— Как козел волка, — пошутил Душман, не уяснив, к чему и куда клонит Борода.
— Батя, не тяни резину, сейчас не время, а говори по существу, — попросил Лесник Бороду.
— Мое предложение такое: картины, взятые нами у Заславского, надо немедленно вернуть Церлюкевичу, одновременно необходимо сообщить ему, где и у кого находятся недостающие. Он, безусловно, обратится за
помощью в МУР. Когда Стивенсон будет уезжать, то на таможне при целенаправленном досмотре, по наводке
Церлюкевича, картины у него будут изъяты и возвращены хозяину.
— По цепочке через американца менты и иже с ними выйдут на Заславского, а через него потом и на нас.
Стимул, чтобы нас препроводить к хозяину, солидный, — скептически заметил Душман.
— К счастью, настоящий бизнесмен так думать не может, — успокоил его Борода.
— Откуда, Илларион Константинович, ты знаешь, как он должен думать и поступать? — спросил Душман.
— Ты должен сам догадаться, но если ты не подумал над такой задачей, то отвечу я: мистер Стивенсон
отлично знает, что купил ворованные картины, запрещенные к вывозу, а поэтому он будет пытаться вывезти их из
Союза только нелегально, что является уже криминалом.
Валюту, которую он отдал за картины Заславскому, если менты с его помощью вышли бы на продавца, ему
не видать как своих ушей. Незаконная валютная операция американцем — второй криминал, сидеть ему по двум
статьям, конечно, не хочется, а поэтому подписываться на контакт с «красными шапочками» ему не резон.
— А вдруг он такой истины не поймет и брякнет? — высказал последний свой довод Душман.
— Если Стивенсон дурнее нас, в чем я сомневаюсь, то его адвокат, перед тем как клиент начнет давать
показания следователю, подробно и вразумительно объяснит, что почем.
— Ну ты, Илларион Константинович, прямо стратег, — довольный ответом, восхищенно пробасил Душман.
— Послушай, пахан, — подал голос Лесник. — Я думаю, наш мистер Стивенсон так легко и просто от своих
бабок не откажется и может попытаться распотрошить или расколоть Заславского.
— Я согласен с тобой, но если тот имеет недырявый чердак и будет от всего отказываться, то мистеру
американцу у него ловить нечего.
Если же Заславский окажется жидким на расправу, то он не жилец на этом свете и пусть нюхает корешки
ромашек из-под земли, так как мистер Стивенсон за свои кровные его угрохает. Я, Виктор, уже задумывался над
такой проблемой и вот к какому выводу пришел.
Связующим звеном между Заславским и нами является Жанна. Проблему можно решить двояко: или ее
ликвидировать, как лишнее звено в цепи, или убрать из города на неопределенный срок, скажем, до лучших
времен.
— На ее ликвидацию я не согласен. Так мы быстро лишимся всех своих лучших помощников, — твердо
выразил свое мнение Душман.
Подумав, Борода произнес:
— Пускай будет по-твоему, тогда мы должны дать ей не менее стольника кусков, чтобы она не скучала в
отдалении от столицы и могла безбедно жить. Если все же менты выйдут на нее, и ты будешь не уверен, что она
будет молчать, а она твой человек, тогда твои люди должны будут пустить ее в расход, — заметил Борода.
— Пускай будет так, — согласился Душман. — Я с ней постараюсь вразумительно поговорить насчет
конспирации и маленького язычка.
— Теперь давайте вернемся опять к картинам, которые находятся у американца, — вновь взял на себя
инициативу развития плана совместных действий Борода. — Таможня обязана вернуть их хозяину. Мистер
Стивенсон завладел полотнами, которые проверены экспертом. Они лучшие в коллекции у Церлюкевича. Мы
имеем право эти картины у Церлюкевича забрать в виде платы за работу...
— Конечно! — поддержал его Душман.
— ...Но они такие дорогие и принадлежат кисти художников с мировым именем, что фактическое владение
ими все равно, что их у нас не будет. Поэтому я предлагаю нашу сделку с Церлюкевичем оформить надлежащим
образом через нотариуса, сделать на них купчую, уплатим госпошлину. Тогда мы спокойно на них сможем
сделать бизнес, заработав раза в два больше, чем на них заработал Заславский.
Кому какая достанется картина, будем тянуть жребий, покупаем на свои имена. У нас теперь есть несколько
стольников косых отмытых бабок и отстегнуть их на такое благое дело не грех.
— Мы же Церлюкевичу ничего не будем давать наличными? — спросил Лесник.
— Конечно нет, платим только пошлину.
— Приятно слышать такое предложение, — довольно ухмыльнулся Душман. — Ну, а теперь давайте поделим
зелененькие, — предложил он.
— Как договаривались, пополам? — спросил его Борода.
— Конечно, — оживляясь, ответил Душман, предвкушая получение солидного куша.
Душман, положив свою долю в карман пиджака, удивленно констатировал:
— Более четверти миллиона долларов в кармане, а по размеру, — он пощупал рукой пачки, — как будто
получил месячную зарплату.
— Если веса не хватает, положи к ним гирю, — пошутил Лесник, потом попросил: — Ты, Тарас Харитонович, теперь должен крутиться за нас всех и, не откладывая дела в долгий ящик, приступай с Церлюкевичем к
оговоренным нами действиям, как бы не опоздать.
— Ты узнай у Жанны, как дышит американец, когда думает уматывать, соответственно будем знать, когда
подключать Церлюкевича в игру, — в свою очередь, посоветовал ему Борода.
— Теперь можно и покрутиться, когда есть вокруг чего, — вдохновенно констатировал Душман, после
некоторой паузы он добавил: — Честно признаться, я уже начал думать, что картин мы не найдем.
— Поволноваться и покрутиться нам пришлось немало, — согласился с ним Борода.
— Может быть, стоит обмыть удачное начало? — размышляя вслух, произнес Лесник.
— Сейчас не время прохлаждаться, но если по пять капель чисто символически и на коня, то можно
дерябнуть, — махнув рукой, согласился Борода.
В конечном итоге предложение Лесника было поддержано собравшимися единогласно.
Покинув Бороду, Душман поехал в гостиницу «Пульман», где застал Жанну, весело щебетавшую с двумя
смазливыми девушками, служащими гостиницы.
Увидев Душмана, она, простившись с девушками, поспешила из гостиницы за ним на улицу.
Подойдя к его машине и сев на заднее сиденье, она сообщила:
— Петер Стивенсон еще в гостинице. Его люксовский номер им оплачен до завтра, но не исключено, что
клиент гостиницы может ее покинуть, когда ему вздумается.
— Это я знаю и без тебя, — задумчиво заметил Душман.
— Ты узнала, куплен им билет на отлет домой или нет?
— Девочки не знают и по этому вопросу мне ничего вразумительного не сказали, но сообщили, что он в
гостинице оплатил стоимость услуг не только за свой номер, но и за номер, в котором проживает Алан Шток.
— Приятная новость, — обрадованно признался Душман.
Включив в салоне автомобиля свет, Душман записал в свой блокнот фамилии и имена американцев и
информацию, касающуюся того, в каких люксовских номерах они проживают.
— Что еще путевого можешь о них сказать? — который раз в течение настоящей беседы задал свой вопрос
Душман.
Жанна, с удивлением посмотрев на него, фыркнула:
— Ничего!
— Ты хорошо, хорошо поработала и тебе, Жанна, сейчас надо на некоторое время уйти на дно, чтобы твоей
ноги на улицах города и одного шага не было.
— Тарас Харитонович, вы же знаете, что я люблю общество и ресторан, и не могу без них жить.
— Ты действительно не будешь жить, если не выполнишь мое требование...
Душман объяснил ей, насколько она опасный для них свидетель и что ему предлагали с ней сделать, чтобы
отвести от себя возможную опасность.
— ...За свою работу ты у меня получишь столько бабок, что их сполна хватит на покупку хорошей тачки, но
все будет потом, когда наша операция будет завершена.
Слушая Душмана, Жанна, нервно поглаживая свои щеки ладонями, прошептала испуганно:
— Неужели ты позволил бы пустить меня в расход, ведь у нас с тобой когда-то была любовь?
— Потому-то и было в отношении тебя принято другое решение, — успокоил ее Душман. — Но я тебя
