проинформировал не для угрозы, помилуй Бог, если ты так подумаешь, а для того, чтобы ты знала, в какой игре
участвуешь и чем рискуешь.
— Ты знаешь, что мы с матерью живем вдвоем. Теперь жить мне в своей квартире, как я поняла, нельзя, а
если и буду, то матери на свою пенсию меня не прокормить. Ума не приложу, куда мне теперь деваться?
— Нашла о чем думать, — успокоил ее Душман. — Станешь на время хозяйкой нашей хазы, но помни: ты не
чернильница и не позволяй моим парням макать в нее свои «перья».
— Бережешь для себя, — повеселев, съехидничала Жанна, вновь обретя уверенность в себе.
— Не исключено! — обнадеживающе, небрежно бросил он ей.
Заехав к себе в ресторан, Душман оттуда позвонил по телефону домой Арбату, который сообщил, что дома у
Степаненко его группой была обнаружена и изъята скульптура Будды.
— Как прошла операция? — спросил Душман.
— В общем, ничтяк, если не считать небольшой заминки.
— Что произошло? — забеспокоился Душман.
— Ты знаешь, какая современная молодежь, с гонором. Так и Степаненко встретил нас агрессивно, между
прочим, неплохо умеет своими клешнями ставить штампы под глазами, сильно зашиб Клопа. Ребята обиделись и
от души его обработали, сделали со зла «голубым». Короче, укротили и утихомирили, дали понять, что имеет
дело не с дилетантами и не с ментами и ловить ему у нас нечего. Сам выдал нам Будду. Между прочим, могли ее
и не найти, в дымоходе хранил, гад.
— Утром привезешь ко мне, — потребовал Душман. — Что еще скажешь?
— Степаненко сказал нам, что у него на Будду наклюнулся клиент из Японии, который согласен за нее
отвалить зелененькими семьдесят пять косых, но Степаненко устраивал только стольник.
— Выходит, не сошлись в цене? — удовлетворенно заметил Душман.
— Да! — весело подтвердил Арбат.
— Тем лучше для нас, меньше хлопот, — пояснил Душман.
— Что теперь будем делать? — поинтересовался Арбат.
— Трубку не клади, я сейчас подумаю, — ответил ему Душман. После минутного раздумья он сообщил: —
Вот что, Игорек, не будем ждать утра, я сейчас беру картины, заезжаю к тебе, беру Будду и весь этот антиквариат
отвожу домой к Церлюкевичу.
— Зачем так спешить? — удивился Арбат.
— Когда я заеду к тебе, то объясню, — заканчивая телефонный разговор, сказал Душман.
Выслушав Душмана, Арбат, довольно потерев ладони рук, мечтательно произнес:
— Если бы все так разыгрывалось, было бы ничтяк.
— Конечно! — согласился Душман, поспешно с ним прощаясь.
По телефону-автомату Душман связался с Церлюкевичем, до которого едва дозвонился.
— Кто звонит, какого черта надо? — наконец услышал долгожданный голос Церлюкевича Душман.
Душман сообщил ему о наличии у себя части его коллекции и о своем желании встретиться с ним и отдать ее
ему.
Разговор происходил в начале четвертого часа утра. Душману, как и Церлюкевичу, тоже хотелось спать, но
при решении задания ему было не до такой мелочи.
Когда Душман привез домой Церлюкевичу часть его картин и Будду, то оханьям и аханьям последнего не
было конца.
Церлюкевичем было столько сказано хвалебных од, прославляющих способности частного детектива Тараса
Харитоновича, что их хватило бы на несколько страниц настоящего романа.
Во время этих оханий Душман поинтересовался у Церлюкевича:
— Я тебе хоть половину похищенного вернул?
— Конечно! — возбужденно пропел Церлюкевич, опешив после сказанных слов, так как после ответа понял, почему и с какой целью был задан такой каверзный вопрос. Подходило время рассчитываться за порученную
работу.
Душман заметил смятение Церлюкевича, но не подал вида, так как не пришло время подводить итог.
— Другая половина твоих полотен сейчас находится у американцев Петера Стивенсона и Алана Штока, проживающих в гостинице «Пульман», которые не нынче, так завтра мотанут с твоими картинами домой.
— Теперь они их не увезут, — вдохновенно выпалил Церлюкевич. — Я пойду в милицию и потребую в
номерах американцев произвести обыск и изъять мои картины.
— Только у своих сограждан милиция может позволить себе такую вольность, а для обыска иностранцев
нужны доказательства, которых у нас нет.
— А что тогда делать? — вновь увядая, растерянно спросил Церлюкевич.
Душман предложил ему свой вариант, потребовав от Церлюкевича приступить к немедленному претворению
его в жизнь.
— Возьми свой паспорт и шуруй в МУР. Я тебя туда даже подвезу, ну а там ты уж сам постарайся решить
свою проблему.
Выслушав наставления Душмана, Церлюкевич, одевшись, поспешил из дома вместе с Душманом.
По дороге в МУР Церлюкевич спросил у Душмана:
— Так мне в МУРе говорить, что в получении информации и картин я обязан дяде с бородой?
— Только так, — поддержал его Душман.
— После ментовки ты позвонишь мне, а может быть, приедешь и сообщишь о результатах своего визита в
это заведение. — Кивнув головой на учреждение, Душман пояснил: — Возможно, мы тоже сможем тебе в чем-то
помочь. Ты теперь убедился, что незаконный сыск тоже кое-что умеет.
Глава 64
Вызванный дежурным МУРа на работу по настоятельной просьбе Церлюкевича, полковник Туянов сразу
оценил важность визита Церлюкевича, к которому в связи с возвращением «наемниками» части ценностей
имелось множество вопросов, но среди них первыми были те, которые нельзя было откладывать на потом.
Туянов у себя в кабинете в присутствии Церлюкевича стал звонить в разные инстанции для получения
интересующей его информации. Прислушиваясь к телефонному разговору, Церлюкевич понял, что
интересующие его лица еще находятся в гостинице, но сегодня оба вылетают из международного аэропорта
«Шереметьево-2» на Вашингтон бизнес-классом.
Посмотрев на часы, Церлюкевич с замиранием сердца констатировал, что до отправления самолета осталось
несколько часов.
— Вы поняли, до чего я договорился? — обращаясь к Церлюкевичу, не скрывая волнения, спросил Туянов.
— Конечно! — поднимаясь со стула и подходя к столу, сказал Церлюкевич.
— Мне надо срочно выехать на аэродром, подготовиться к проводам господ.
— Меня возьмите с собой, — настоятельно попросил его Церлюкевич.
— А мешать не будете?
— Я не уличная девка, понимаю щекотливость операции, а поэтому своим вмешательством вредить тебе не
собираюсь.
— Убедил и считай, что мы с тобой договорились.
Вместе с ними в аэропорт поехал один сотрудник из шестого управления КГБ, за которым они туда заехали
на машине Туянова.
Им оказался симпатичный высокий блондин с тонкими ухоженными усиками. Ему было лет тридцать пять.
Знакомясь с Церлюкевичем, он назвался Виталием Ивановичем. Когда они приехали в аэропорт, то Туянов, усадив Церлюкевича в зале, сказал, чтобы он их подождал, и удалился вместе с Виталием Ивановичем.
Церлюкевич заметил, что, отойдя от него, Туянов остановился с Виталием Ивановичем, они о чем-то
оживленно стали разговаривать, а потом разошлись в разные стороны.
В таможне аэропорта Туянов сообщил начальнику имеющиеся у него оперативные данные на Петера
Стивенсона и Алана Штока.
Вызвав в свой кабинет таможенника, который будет проверять пассажиров, отправляющихся рейсом Москва
—Вашингтон, начальник таможни и Туянов его проинструктировали и отпустили, потребовав, чтобы к
интересующим их лицам он отнесся с вниманием, сообщили, что он должен у них искать.
Потом Туянов спустился в зал, где вместе с Виталием Ивановичем ему пришлось еще прождать минут
пятнадцать, прежде чем началась долгожданная посадка пассажиров интересующего их рейса.
При тщательном досмотре вещей Алана Штока в служебном помещении работником таможни в его
присутствии и в присутствии представителей двух учреждений у американца в багаже полотен Церлюкевича не
оказалось.
Работник таможни, извинившись перед американцем за затянувшуюся формальность, разрешил ему идти на
посадку в самолет.
Выйдя в зал, Туянов с удивлением констатировал, что посадка пассажиров на рейс Москва—Вашингтон
закончена. Поинтересовавшись у работника таможни, который без них проводил досмотр пассажиров в зале, Туянов от него узнал, что Петер Стивенсон досмотр не проходил.
Дождавшись отправки самолета по маршруту, Туянов убедился: Петер Стивенсон не полетел. В кассе
аэропорта он узнал, что Петер Стивенсон свой билет не сдавал.
«Неужели он нас обнаружил, пустив Алана Штока приманкой? Боясь быть задержанным у кассы, он не стал
даже сдавать билет», — запоздало подумал Туянов.
