— Понимаю, — сказал хирург. — Вопрос стоит так: что я делал от пол-одиннадцатого до, скажем, полдвенадцатого.
— Совершенно верно.
— Вы, наверное, удивитесь… — Он запнулся, потом тихо рассмеялся. — Хотя вряд ли вас удивишь. Мы шли в больницу.
— Вы оба?
— Да.
— Одни?
— Одни.
— Каким путем?
— Через парк.
— Значит, через парк. И вдоль пруда. И мимо мельницы.
— Да, — подтвердил Гаусер. — Потом наверх, на площадь…
— Напрямик?
— Да ну? Вы и этот путь знаете? — удивился Гаусер. — Нет, не напрямик. По улице.
— Мостовая там — булыжная.
— Да, по улице, — подтвердил Гаусер. — И простились прежде, чем вышли на площадь. Ольга пошла…
— Минутку. Это барышня скажет мне сама. А вы?
— Прямо через площадь в больницу.
— Куда вы явились около половины двенадцатого.
— Да, около того. Я машинально взглянул на часы в проходной, но они неточны.
— Благодарю вас, пан доктор, — сказал капитан Экснер. — А теперь вы, барышня. Вы простились с доктором и вернулись в замок. Или нет?
— Вернулась. Боковой улочкой. Той, короткой, что идет от угла площади. Я пошла прямо домой. Отперла ворота…
— Где вы носите двухфунтовый ключ?
Она засмеялась:
— В руке.
— Хорошо. Стало быть, вы открыли ворота…
— И пошла прямо к себе, спать.
— А что скатерть?
— Не знаю. Нет. Врать не стану… Я не посмотрела на балюстраду. А у пана Рамбоусека еще горел свет.
— Это не показалось вам странным?
— Вовсе нет. Я решила, что он вернулся из «Лесовны». Он ходил туда почти каждую субботу.
— Если я вас не задерживаю, — сказал капитан Экснер удовлетворенно, — мы повторим еще разок… Послушайте, пан доктор!
— Да?
— Вы не угостите меня сигаретой?
— Само собой. Только идите сюда. У меня тут пепельница. Вообще-то здесь курить нельзя.
102На стене за спиной Гаусера блестело венецианское зеркало. Ольга Домкаржова, закутавшись в простыню, спустила босые ноги с постели и присоединилась к курильщикам. Княгиня Беатриче, особа весьма чопорная, помешалась бы, увидав их.
— Значит, так, — начал капитан Экснер о присущей ему педантичностью. — Попробуйте еще раз все вспомнить. Вы спустились из внутреннего двора в парк по лестнице, Идя к лестнице, вы ничего не заметили?
Оба ответили отрицательно.
— По какому крылу лестницы вы шли?
— По левому, — сказала она, — западному.
— Почему вы избрали именно этот путь? Почему именно по западному?
— Это естественно, — ответила Ольга. — Ведь мы шли к выходу из парка.
— А когда спускались по лестнице, ничего не заметили? Скажем, какие-нибудь звуки? Людей? Вы никого не встретили? Ведь через парк возвращаются из «Лесовны».
— Так поздно мало кто ходит, — ответила она. — Чаще идут на станцию, чтоб успеть на вечерний дизель до Подгорья. Впрочем, кое-кто порой ходит. Рамбоусек ходил. Но в тот вечер я ничего не слышала.
— А вы? — спросил Экснер доктора Гаусера.
— Тоже ничего. Мы никого не видели. Всю дорогу.
— Возвращаясь к замку, я встретила пьяного пана Штрунца. Он по субботам всегда пьян. И не только по субботам. И еще какого-то мужчину с девушкой. Я их не очень рассматривала. Они, видимо, шли из кабачка.
— Пока вы шли парком, вы время от времени останавливались…
— Не очень часто, — сказал Гаусер. — Если прикинуть…
— Знаю, — кивнул Экснер. — Выходит, как раз. Точно так же у меня выходит, что именно тогда, когда вы были в парке, именно в ту минуту… — Он замолчал.
— Что? — опасливо спросила Ольга. — Что в ту минуту?
— Именно то, — заметил он сухо, — о чем вы думаете.
103— Иисусе, — прошептала она, и огонек ее сигареты заколебался.
Доктор Гаусер тщательно раздавил в пепельнице окурок. Твердой рукой, как и подобает хирургу.
— У нас нет алиби, — сказал он. — Мы были там. И все же вы, кажется, не подозреваете нас.
— Ошибаетесь, — ответил капитан Экснер. — К сожалению, я не могу не подозревать вас.
— А вы смелый, — заметил Гаусер.
— Почему? — удивился Экснер.
— Прийти сюда, к нам…
— Вы должны принять во внимание, пан доктор, — возразил Экснер приветливо, — когда я шел к вам, я знать не знал о том, куда вы ходили, и, следовательно, не предполагал, что мне надо опасаться.
— Ваша правда. Что дальше? — сухо спросил Гаусер.
— Завтра, каждый в отдельности, вы продиктуете свои показания для протокола. Вы оба под подозрением, но я не вижу необходимости арестовать вас.
— У вас удивительная манера шутить, доктор, — заметил Гаусер.
— Видите ли, к сожалению, это скорее усталость, чем юмор. Да, еще говорят, вы симпатизировали Рамбоусеку.
— Ну, я, пожалуй, любил старика, — сказал Гаусер сдержанно.
— За его живопись, за характер, за то, что он для вас сделал?
— Он ничего для меня не делал. Я починил ему руку. Два пальца. Он не мог нахвалиться, что рука в порядке, как прежде. Пытался всучить мне бутылку, я не взял. Сказал ему, что купил бы у него картинку. Он предложил зайти и выбрать. Я зашел, выбрал две и спросил, сколько за них должен. Он сказал, двести крон. За каждую по сотне. При встрече мы всегда перебрасывались парой слов. А в маленьком городе люди все замечают.
— Я, в общем, даже любила его, — сказала Ольга Домкаржова, — но никогда с ним не разговаривала, мы только здоровались. Он знал про нас. — Она замолчала.
— Продолжайте, смелее, — мягко подбодрил капитан Экснер, — запутывайтесь в свои сети.
— Он знал про нас. Как-то раз подмигнул мне и тихо спросил: «Ну что, придет пан доктор?»
— Вот-вот, — добавил Гаусер. — И если уж начистоту до конца, то однажды он мне сказал: «Да, девочка что надо». И было ясно, кто эта девочка: мы стояли на площади, а Ольга шла прямо к нам.
— Что-то не похоже на ворчливого старика.
— Да не был он ворчливым, — возразил Гаусер. — Нелюдимый немного. Рассеянный, непостоянный, беспокойный.
Капитан Экснер вздохнул.
— Час поздний. У вас впереди ночь. Расстанемся и пока не будем делать никаких выводов. В отделение завтра не ходите. Если понадобится, я вас вызову. Само собой, каждого в отдельности. — Он осторожно погасил сигарету. — Надеюсь, я не заблужусь.
— Вам не надо идти в обход. — Ольга, придержав простыню, соскользнула с постели. — Пойдемте. Вон те двери ведут прямо в лоджию. А на лестнице не заперто.
— Спасибо и извините меня. Такая служба…
Капитан Экснер вышел в теплую лунную ночь.
104В погребке он уселся к столу и положил ключ перед Эрихом.
— Благодарю. А куда делся пан доктор Медек?
— Пошел спать, — ответила Лида Муршова. — Ты его не встретил?
— Да нет. — Экснер медленно поднял рюмку. — Люди, я умираю с голоду. А здесь ничего приличного уже не дадут. У пана доктора Медека есть ключ от замка?
— Нет. Он всегда берет его утром у пани Калабовой. Ты что, так все время и будешь о чем-то спрашивать?
— Значит, он оскорбился. — Экснер почти залпом выпил вино. — Бедняга… Пан старший!
— И всегда-то ты все знаешь, — недовольно заметила Лида, — Ему не понравилось, что я понесла тебе коньяк.
— Ничего, это пройдет, — тихо засмеялся он, — если ты захочешь.
— Не захочу, — возразила она.
— Пан старший официант… Мне бы чего-нибудь поесть. Чего-нибудь… А может, и не чего-нибудь, а поосновательней, только поскорей.
— Извольте, можете выбрать из холодных закусок.
— Только не холодное.
— Тогда, если угодно, свиная отбивная с гарниром…
— И больше ничего?
— Весьма сожалею… — Старший официант был молод и смотрел дерзко. Экснеру он не понравился. — Уже поздно.
— Какой гарнир?
— Что, простите?
— Я спрашиваю, — устало сказал Экснер, — какой гарнир к отбивной.
— Обычный.
— Повар еще там?
— Он уже кончает, но отбивную…
— Скажите ему, пусть даст на гарнир печеные яблоки.
— Простите?
— Пусть подаст к отбивной печеные яблоки. Если он настоящий повар, то поймет. А ты не хочешь попробовать, Лида?
— Хочу.
— Тогда две отбивные.
Усатый «ирландец» поднес к губам саксофон. Длинноволосый парень тронул клавиши.
— Лида…
— Да?
— Немного движения перед едой не повредит. Тем более что у нас уже есть опыт.
После полуночи они вышли на площадь перед погребком. К стволу старой липы устало прислонился мужчина. Заметив их, он поднял голову. И, вытянув руку, поднял указательный палец.
— Эй!.. Эй!.. — повторял он настойчиво. — Эй!.. — Он опустил голову. — В замке привидения!
— Ну конечно, — согласился Экснер. — В этом никто не сомневается.
— Нет, вы подумайте! — Мужчина махнул рукой в сторону замка. — Я точно знаю.