— Котяра ты мой любимый, — прошептала Дебора, усаживаясь за компьютер. За окном позади нее по-прежнему шел снег. Он ложился на голые ветви деревьев, точно подсиненная вата.
Дебора включила компьютер и поставила на письменный стол небольшое овальное зеркало, повернув его так, чтобы оно отражало зимний пейзаж за окном. Сбоку на стекло был наклеен рисунок — портрет Коринны Грей, как она ее себе представляла. Дебора вместе со своей героиней переживала новое опасное приключение: Коринна безнадежно затерялась в снегах.
ПАПИНА ДОЧКА
Северный Ванкувер. Британская Колумбия
13 : 45
Розанна Кийт вспоминала день, когда она убила отца.
Это случилось 23 июля 1984 года.
Она помнила тот палящий полдень в Ньюпорте. Они загорали у бассейна близ моря. В ногах у нее сидел в шезлонге Рональд Флетчер, поверенный ее отца. Он глазел на Розанну и потел так, что без труда мог бы наполнить бассейн. Наготу Розанны прикрывало крошечное бикини. Ее загорелое тело лоснилось от кокосового масла, она лежала на спине, язычески поклоняясь Солнцу, закинув руки за голову и слегка расставив ступни — ей хотелось окончательно доконать Флетчера. Тот сутулился, упираясь локтями в колени, чтобы скрыть эрекцию.
Бедный Рональд Флетчер. Похотливый дурак.
Флетчеру, краснолицему коротышке с зализанными на темя седыми волосами, толстому как колобок, было около шестидесяти. Ронни вел все юридические дела богатого Розанниного папаши. Всякий раз, когда Розанна занималась с ним любовью, поверенный кончал меньше чем за минуту, а его партнерша из злого озорства всячески старалась сократить это время.
Другое дело ее отец, Енох Кийт. Порой ей казалось, он никогда с нее не слезет.
В те дни, когда они с отцом занимались любовью, Розанна посвящала утро пристальному изучению фотографий матери: нужно было правильно загримироваться. Потом выбирала самое открытое из платьев, сшитых ньюпортской портнихой по образцам из дряхлеющего гардероба покойной миссис Кийт. Белья Розанна не надевала — очень скоро она высоко задерет подол, под которым ничего не окажется, и отец ляжет на нее и зашепчет имя ее матери. «Енох, милый, — скажет Розанна, медленно двигая бедрами вверх-вниз, — с чего ты взял, будто я умерла? Дурачок, я никогда тебя не покину». После отец непременно всплакнет. В тот день — в день своей смерти — он тоже плакал.
— Как по-твоему, он ни о чем не подозревает? — спросил Флетчер.
— Разумеется, нет, Рональд. Ведь он изменил завещание?
— Да, конечно, но не без помощи своего… э-э… поверенного. Розанна, он тогда наглотался наркотиков и не мог рассуждать разумно и трезво.
— Кроме нас с тобой, об этом никто не знает. Ты сам говорил, что во время утверждения нового завещания никакие лишние вопросы не встанут. Кстати о «встанут», Рональд. Взгляни на свои плавки.
Розанна уселась на лежаке и медленно потянулась к пальцам ног — пусть Флетчер хорошенько рассмотрит ее едва прикрытую бикини, лоснящуюся от масла грудь. Она обожала дразнить собой мужчин — молодых, и старых, и безобразных.
Однажды (Розанне тогда шел семнадцатый год), когда никого из слуг поблизости не было, она увела нового мальчишку-газетчика в китайский чайный домик, туда, где на краю их поместья плескался Атлантический океан. Там она велела двенадцатилетнему мальчику снять штаны, а сама тем временем провела на мраморном полу сначала одну черту, потом, в тридцати дюймах от нее, другую. Поставив мальчика у первой из этих отметок, она взяла в руку его напрягшийся член и принялась ласкать, пообещав парнишке, если он сумеет выплеснуть семя за вторую черту, преподать ему урок женской анатомии, которого он не забудет никогда.
В семьдесят первом году, в разгар сексуальной революции, восемнадцатилетняя Розанна устроила вечеринку у бассейна, которую ньюпортская золотая молодежь вспоминала еще не один месяц.
В купальном павильоне Кийтов насчитывалось двадцать четыре комнаты, по двенадцать с каждой стороны длинного коридора. В самой глубине, возле бассейна, — тренажерный зал. Розанна завесила открытую дверь спортзала простыней и в двух с половиной футах от пола прорезала в ней круглое отверстие диаметром в фут.
Сперва каждая из тридцати участниц вечеринки вынула из шляпы секретный номер, совпадавший с проставленным на карте номером одной из сорока комнат особняка Кийтов. Не разыгрывались лишь номера с первого по двенадцатый, приходившиеся на комнатки по одну сторону коридора в купальном павильоне. Затем девушки по очереди покинули танцевальный зал, удалившись к местам назначения. Когда отбыла последняя девица, одного из молодых людей послали запереть универсальным ключом все двенадцать дверей в купальном павильоне.
Вернувшись в дом, он бросил ключ в вазу, стоявшую на столе во внутреннем дворике. Затем и молодые люди стали тянуть номера и по одному разошлись по назначенным комнатам — все, кроме юнца, вытянувшего номер 24. Когда пришла его очередь уходить, он вынул из вазы ключ. Прибыв в купальный павильон, он также отправился к себе, но затем, услышав звонок, вышел запереть двери с тринадцатой по двадцать третью. Наконец он заперся у себя, а ключ вытолкнул под дверь, в коридор.
Пять минут спустя у бассейна прозвенел второй звонок. По этому сигналу запертые в комнатах девушки должны были искать над дверями ключ. Той из двенадцати, что найдет его, надлежало снять юбку (брюки), трусики и чулки, выйти в коридор, подобрать универсальный ключ и с ним удалиться в спортзал за простыню.
По третьему звонку искали ключ молодые люди. Счастливчик отправился в коридор, где ждали обрамленные простыней задок и «киска» неведомой девицы. На забавы отводилось полчаса. Когда вновь прозвенел звонок, усталый, но довольный молодой человек вернулся в свою комнату. Едва за ним закрылась дверь, из-за простыни появилась девушка с универсальным ключом. Она отперла все двери в купальном павильоне и ушла к себе, будто бы случайно обронив ключ.
Тогда обитатели купального павильона один за другим прокрались в особняк и зашли в бальный зал вместе с теми, кто все это время оставался в доме.
Вечеринка продолжалась. Она имела потрясающий успех. Тайну любят во всем мире, и в тот вечер каждый ломал голову над тем, кто с кем развлекался — или кто кого развлекал. Розанна Кийт вошла в историю светской жизни ньюпортской молодежи как устроительница лучшей вечеринки 1971 года.
— Твой отец идет, — прошептал Рональд Флетчер. С его мясистого свекольно-красного лба градом катился пот.
Розанна повернулась на лежаке и посмотрела на особняк.
Род-Айленд — остров, не штат — лежит в Наррагансетт-ском заливе, к юго-востоку от Провиденса. Ньюпорт, колыбель американского военного флота, находится в его южной оконечности и южной окраиной примыкает к Лэндс-Энду. Именно здесь, за двадцать восемь миль от Провиденса, новоанглийские толстосумы строили летние дома с видом на Род-Айлендский пролив и Атлантику за ним. Поместье Кийтов возникло раньше прочих, ибо семья Кийт появилась здесь в 1636 году вместе с сектантами, которые вслед за Роджером Вильямсом пришли из Массачусетса основать новую колонию для «скорбных рассудком».
От особняка широкая зеленая лужайка спускалась к бассейну у моря. Дальше, за песчаными отмелями, утесами и пустынными пляжами блестели соленые пруды и лагуны. В проливе на волнах лениво покачивались лодки; на западе подмигивал маяк Бентон-Риф. От дома к бассейну шел Енох Кийт.
Еноху Кийту, наследнику семейных капиталов, сравнялся шестьдесят один год. Это был лысеющий человек с пустым отсутствующим взглядом и отвисающей челюстью. Передвигался он с трудом, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Енох приблизился к шезлонгу Розанны, стоявшему в четырех футах от бассейна, и та вдруг резким движением спустила ноги с лежака. Енох споткнулся.
— Осторожней, папочка! — вскрикнула Розанна, вскакивая с лежака и хватая старика за икры.
Енох Кийт ударился головой о бетон. Звук был такой, точно раскололся арбуз. Потом его тело соскользнуло в бассейн.
