Эрик Вальц - Тайна древнего замка

– Я тебе верю, – кивнул Бальдур.

– Мы должны что-то предпринять. Почему перед моей дверью не было стражи? После исчезновения кинжала мы ведь говорили о том…

– Именно так. И я позаботился об этом. Но твоя своевольная служанка Бильгильдис вечером отослала стражника прочь. Из-за службы в часовне и строительства дамбы, так она сказала.

Я не подумала об этом. Конечно же, Бильгильдис воспользовалась службой как предлогом для того, чтобы избавиться от часового.

– Ладно, неважно, – смущенно протянула я. – Я не хочу, чтобы ты упрекал Бильгильдис из-за этого.

– Как я осмелился бы на такое? Уже ее высокий титул крепостной освобождает ее от любой критики.

– Сейчас я не хочу ссориться. Давай поспим немного…

Конечно же, я думала о том, что это мог быть сон. Темная комната, луна, странная полугреза-полуявь, диковинные видения, последствия наполненного событиями вечера – может быть, все это навеяло на меня морок?

Нет. Совершенно однозначно. Нет. Силуэт, который я видела, был не тенью из кошмара, не порождением моего сознания.

Думала я и о том, что это был не человек, а демон или призрак, потому что… мне трудно писать о таком… тот, кто проник ночью в мою комнату, чем-то напомнил мне моего отца. Я знаю, это звучит безумно, но на эту мысль меня навел шлем на голове того человека, очень уж необычным был его плюмаж. Такой шлем носил раньше мой отец. Папа называл его своим счастливым шлемом: когда-то этот шлем спас его от двух ударов мечом по голове. Ни один другой мужчина в замке не носил такой плюмаж, да и папа давно уже не надевал этот шлем, потому что тот заржавел. Я его уже много лет не видела и не знаю, существует ли он до сих пор. Но даже если бы я верила в призраков, то зачем папиному духу угрожать мне? И зачем привидению убегать от моих криков? Все это странно.

Я остаюсь при своем мнении. Кто-то хотел убить меня, а может быть, и Бальдура. Кто-то очень злой.

Нужно поговорить об этом с Мальвином.

Я смотрю на холодный серый туман. Словно паутина из мелких капель, протянулся он от замка до самого горизонта. Сейчас раннее утро. Утро после дня вчерашнего.

Утро после молитв. Я помню песнопения, доносившиеся до меня в полусне, песнопения, словно из другого мира, а еще бормотание, монотонные молитвы – они врывались в мой беспокойный сон, оборачивались чем-то мрачным, угрожающим. Когда воцарилась тишина, я наконец-то смогла уснуть. А потом отворилась дверь.

Утро после того скрипа двери. Я проснулась, а он уже был рядом. Стоял, склонившись надо мною, – вначале лишь силуэт, темная тень во тьме моей темницы, потом живой человек, мужчина, тот самый мужчина, который допрашивал меня при своей жене и немой служанке. Бальдур, кажется, его звали Бальдур. В слабом свете луны его лицо казалось будто вырезанным из дерева. Суровым. Безжизненным. Он схватил меня за запястья.

Утро после того, как чужак вторгся в мое тело. Я кричала. Мой крик отражался от холодных стен, покрытых моими записями. Мой крик обращался эхом, искажался, исчезал. Кричала я или нет, это ничего не значило. Мужчине это не мешало. Он не произнес ни единого слова. Он был воплощенным молчанием, жестоким, равнодушным молчанием. Он наверстал то, что собирался, но так и не успел сделать его тесть. Перед тем как уйти, он наклонился ко мне и поцеловал меня в соленые от слез губы.

Утро после полного бессилия. Я могла лишь сидеть на полу, вот и все. Я не могла встать. Я не могла поднять руку. Я не могла пить. Я не могла думать. Я не могла плакать. Я не чувствовала ничего, кроме боли в моем теле. Я помочилась там же, где и сидела. Там же я и уснула.

Утро после сна из яви.

Мне семнадцать лет. Весной мы движемся на запад от нашего селения на берегу Великого озера в той стране, что мы зовем землями мадьяр, нашими землями. Мужчины вступают в сражения, женщины же выходят замуж, растят детей, готовят своим мужьям еду. Женщины остаются вдали от тех деревень, которые захватывают их мужчины. Все, что известно женщинам, так это то, что мужчины привозят им полные телеги еды, меха, домашней утвари. Золото мужчины оставляют себе.

Мы несколько недель едем по равнине, затем степь сменяется холмами. Слева, на юге, на горизонте виднеются высокие горы. Лето близится к концу, когда мы подходим к широкой реке. Тут много сел и городов, мужчины берут богатую добычу.

Однажды, когда мой отец и братья вместе с другими мужчинами отправились в набег на какую-то деревню, я, прячась, скачу за ними.

Я приезжаю в эту деревушку чуть позже, чем наши воины. Там я вижу мертвых, четыре или пять тел валяются в грязи. А потом я вижу моего отца. Мои братья стоят вокруг и подзадоривают его криками. Отец насилует какую-то женщину. Я слышу, как она кричит и плачет. Я отворачиваюсь и возвращаюсь к нам в лагерь. Мама спрашивает у меня, где я была, а я отвечаю: «Я не знаю».

Прошлое живет внутри нас. Нет ничего более настоящего.

Сейчас, когда я пишу эти строки, та ночь уже далеко позади. Мне понадобился целый день, чтобы нацарапать на стене пару предложений. Кое-что из написанного мной так высоко, что моя рука едва достает туда, что-то у самого пола, что-то на этой стене, что-то на той. Туман уже развеялся. Я смотрю из узкого окошка на озеро, только это и не озеро вовсе, а река. Я вижу, как играют солнечные блики на воде. Трехголосая песня доносится до меня, песня, которую поют молодые женщины:

Протокол допроса (без применения пыток)

Допрашиваемая: Клэр из Лангра, графиня Брейзахская, вдова убитого.

Присутствуют на допросе: Мальвин из Бирнау, викарий; Бернард из Тайха, писарь.

М.: Вы давно вышли замуж за Агапета?

К.: Двадцать шесть лет, два месяца и четыре дня назад.

М.: При каких обстоятельствах вы познакомились с Агапетом?

К.: Между Восточно-Франкским и Западно-Франкским королевствами шла война. Наш брак способствовал заключению мира.

М.: Вы когда-нибудь сожалели о том, что вышли за него замуж?

К.: Это безжалостный вопрос, викарий.

М.: Убийство – безжалостное преступление, графиня. До вашей свадьбы Агапет был вашим врагом, не так ли?

К.: В каком-то смысле.

М.: Итак, до брака – он ваш враг, после брака – друг. Как это возможно?

К.: Если возможно обратное, то почему бы и нет?

М.: Это хороший ответ. Ваша дочь унаследовала вашу находчивость.

К.: Она возмутилась бы, узнав, что вы считаете нас схожими хоть в чем-то. А что касается Агапета… Он был отцом моих детей, и я дарила ему должное уважение.

М.: Даже когда он усадил к себе на колени венгерскую красавицу?

К.: Такова судьба женщин. Мы вынуждены закрывать глаза на мужские грехи и слабости. Можно долго жаловаться на женскую долю, вот только это ничем не поможет.

М.: Насколько мне стало известно, у вас был сын. Он проходил военную подготовку, чтобы отправиться в поход в Венгрию, когда его похитили и, предположительно, убили. Значит, можно сказать, что ваш сын стал жертвой войны, войны, в которую так верил Агапет.

К.: Это вопрос?

М.: Это совпадение кажется мне странным. Мужчину, который принудил вашего сына к оружию, убивают в купальне. Венгерская девушка, соотечественница тех самых людей, которые украли вашего сына, должна поплатиться за убийство. Похоже на весьма хитроумную месть.

К.: Агапет пал жертвой собственной глупости. Он полагал, что можно сломить волю врага. Но он ошибался.

М.: Вы говорите о себе?

К.: О венгерской девушке. Она лишь пыталась защитить себя. У нее был выбор – либо позволить врагу обесчестить себя, либо убить насильника. Мне жаль ее. Каждый день я молюсь за нее. И все же… Если судить ее будем мы с Эстульфом, то мы вынесем ей соответствующий приговор.

М.: Если будет использоваться суд семьи, то вы действительно сможете определить наказание для венгерки. Но если я решу, что необходим независимый суд, то приговор будет зависеть от меня и судебных заседателей. Но до этого еще далеко, графиня. Вам не кажется странным то, что венгерка кричала после того, как совершила это преступление? Обычно люди ведут себя так, когда хотят выразить свой ужас или позвать на помощь.

К.: Мне ничего не известно о ее криках.

М.: Вы не слышали, как венгерка кричала в ночь смерти Агапета? Где вы были в это время?

К.: Я находилась в моих покоях.

М.: Это всего в паре шагов от комнаты Агапета, в которой мы находимся в данный момент. Вы спали?

К.: Нет, не спала. Я не могла уснуть из-за шума в замке. Мужчины кутили всю ночь. Возможно, я и слышала какой-то крик, но если и так, то я подумала, что это кричат во дворе. На таких пирах мужчины, бывает, пристают к крепостным девушкам. Вообще, викарий, я тоже бы кричала, делая вид, что я нашла труп, будь я венгеркой, которая убила кого-то и не хочет, чтобы ее казнили за это.

М.: Давайте поговорим о кинжале. За какие заслуги Агапет получил такой дорогой подарок от короля? Должно быть, у них были очень хорошие отношения?