Я поднялась и направилась к бунгало, привычным жестом отперла дверь и спрятала ключ в книгу. Воздух внутри показался удушливым и спертым. Я вспомнила о картине под кроватью и наклонилась, чтобы ее поднять. Кто на ней изображен? Бывали ли они в этом бунгало? Их настигло несчастье, о котором говорила Тита? Или им удалось избежать проклятья?
Я взяла со стола ручку и лист бумаги и села, чтобы написать письмо Уэстри:
«Дорогой Грейсон,
Как бы мне хотелось оказаться в твоих объятьях и забыть об ужасе. Боюсь, что после пережитого я никогда не смогу смотреть на стены бунгало прежним взглядом, и это меня пугает.
У меня есть идея, план. Мы с тобой говорили о будущем лишь в общих чертах, но после войны, когда все закончится, мы могли бы написать руководству и сообщить о преступлении. Возможно, со временем твои сомнения угаснут. У меня есть улика, она снимет с нас подозрение, когда придет время. Любовь моя, только скажи, когда.
Кое-что еще. Ты уже знаешь, как я люблю тебя, и больше всего на свете мне хочется разделить с тобой свою жизнь, свою судьбу – здесь, на острове, или где ты пожелаешь. Да, любовь моя, я твоя – если ты этого захочешь.
С любовью, вечно твоя,
Клео».
Я сложила лист пополам, просунула под половицу и с глубоким вздохом открыла дверь.
* * *
Два дня спустя Китти, сидевшая с журналом на постели, удивленно подняла голову:
– Ты слышала? Кто-то постучал в окно?
Была половина третьего, но вместо работы в лазарете нас отправили в казармы – в двух милях от берега показался японский крейсер. Китти перебирала четки, листая страницы журнала. Я достала недочитанный роман, начатый еще в первый месяц пребывания на острове. Воздух сковал парализующий страх.
Я покачала головой:
– Ничего не слышу.
Никто не знал, чего ждать. Одна из сестер сказала, корабль направляется в сторону от нас. Другая – что, судя по координатам, он идет прямо на Бора-Бора. Война здесь? На нашем острове? Все делали вид, что не верят в это, но на самом деле знали – атака вполне возможна. Оставалось только ждать.
– За казармами есть подвал, – сказала я. – Стелла считает, нас отправят туда в случае…
Китти вздрогнула:
– Опять этот звук. Кто-то стучит в окно.
Я улыбнулась:
– Китти, я понимаю, что ты волнуешься, но пока японцы еще не добрались до нашего окна.
Китти промолчала. Она встала и подошла к окну.
– Видишь? – победно улыбнулась она. – Это Уэстри. Пытается привлечь наше внимание.
Наше внимание? Я наблюдала, как Китти машет из окна Уэстри. Мне не нравилось, как у нее повышалось настроение в его присутствии.
– Пойду к нему, – ревниво выпалила я и побежала вниз. Выйдя на улицу, я прошептала:
– Привет.
– Почему шепотом? – ухмыльнулся Уэстри.
– Ты не знаешь? Возможно, остров будет атакован японцами.
Уэстри засунул руки в карманы и искоса посмотрел на меня с насмешливой улыбкой:
– Мне нравится твой темперамент. Иди сюда, дай на тебя посмотреть.
Я пробыла в его объятьях дольше, чем обычно позволяла себе на базе, но сейчас это казалось несущественным.
– Уж больно ты спокоен, – парировала я.
Он пожал плечами:
– Если бы ты прошла через то же, что и я, тебя бы тоже мало волновал корабль на горизонте.
– Но что, если они идут сюда?
– Возможно. Но говорить об этом пока рано.
Я вздохнула:
– Мы провели здесь столько месяцев, и вот, перед самым отъездом…
Уэстри погладил меня по подбородку и провел пальцем по лицу. По спине побежали мурашки.
– Пойдем в бунгало, – прошептал он, уткнувшись мне в шею.
– Прямо сейчас?
– Почему бы нет?
– Был приказ оставаться в казармах, – слабо запротестовала я.
Уэстри посмотрел на меня большими ореховыми глазами.
– Но, возможно, это наша последняя возможность вместе побыть в бунгало до того, как…
Никто не знал, что произойдет дальше, и я поняла: это действительно важно.
– Хорошо.
– Если повезет, получится проскользнуть сквозь джунгли незамеченными.
– Думаешь, там безопасно?
– Если что, мы увидим корабль с пляжа и успеем вернуться.
Я вздохнула, вспомнив, как полковник Донехью избил Уэстри в бараках.
– Тебе ведь за это попадет?
– Возможно, – его глаза блеснули в вечернем солнце, – но это не важно.
Он взял меня за руку, и я бросила взгляд на второй этаж. У окна маячила фигура Китти. Я указала в сторону пляжа и помахала рукой, в надежде, что она поймет. Но подруга отвернулась.
* * *
Уэстри отпер дверь бунгало, мы вошли внутрь и с облегчением вздохнули.
– Мы как беглецы, – сказала я.
– Так и есть.
Он положил руки мне на талию.
– Уэстри?
– Да, милая?
– Я была здесь несколько дней назад и испугалась.
– Чего?
– Приходила Тита.
– Тита?
– Пожилая женщина, с которой жила Атея. Она шаманка, духовная наставница. Я не уверена, но, похоже, она знает насчет Атеи.
– Откуда?
– Не знаю. Она опять предупредила меня о проклятии. Сказала, что единственный способ его разрушить – восстановить справедливость.
Уэстри вздохнул:
– Не верю ни слову.
– Почему не поверить? Она знает это место лучше, чем мы.
– Вы обе не понимаете – восстановление справедливости может привести к куда более серьезным последствиям, чем наше чувство вины.
Уэстри сел на старый деревянный стул. Я впервые заметила в его взгляде что-то таинственное. Ему было нелегко хранить тайну, но он держался твердо.
– Как тебя убедить, что мы не можем искать справедливости? Во всяком случае, той, о которой говоришь ты. Случилось так, как случилось. Всё, точка.
Я кивнула и взяла его за руку. Было глупо ссориться в этот вечер. Я выглянула в окно и разглядела вдали корабль.
– Он еще там.
Уэстри прижал меня к себе, и я вспомнила о письме, где призналась ему в своих мечтах о будущем. Он прочитал? Он тоже хочет провести со мной жизнь? Я судорожно вздохнула:
– Уэстри?
– Да, любовь моя?
– Ты получил письмо?
– Нет. Я давно здесь не был.
Он направился к половице, но я удержала его.
– Подожди, – застенчиво попросила я, – спрячешь в карман, когда будем уходить. Я хочу, чтобы ты прочитал его без меня.
– Плохие новости?
– Нет, нет. Просто подожди.
Он кивнул, крепко прижав меня к себе, а потом включил маленький приемник, и снова заиграла французская радиостанция. Обнявшись, мы начали танцевать.
– Не будем думать ни о чем, кроме нашей любви.
– Хорошо, – прошептала я.
Его слова, подобно магии, рассеяли войну, беспокойство о Китти, жуткое убийство на берегу. Бунгало вновь принадлежало только нам двоим.
* * *
Вскоре после заката Уэстри поцеловал меня в щеку.
– Похоже, нам пора.
Я чувствовала его беспокойство. Не знаю, было ли дело в приближающемся враге или пугающем осознании скорой разлуки, но наше время подходило к концу.
– Наверное, – согласилась я, задумавшись о том, что будет, если мы останемся в бунгало и на остров нападут японцы.
Я встряхнула платье и поправила прическу.
– Не забудь письмо.
– Конечно. – Он наклонился и залез под половицу. – Но какое письмо? Тут ничего нет.
– Глупости. – Я села рядом с ним. – Конечно, есть. Может, оно куда-нибудь завалилось?
Я засунула руку под половицы, но, к моему ужасу, даже в глубине ничего не обнаружила.
– Боже, Уэстри. Его нет.
– Как нет? Никто не знает о тайнике – если ты никому не рассказала.
– Конечно, я никому ничего не рассказывала.
Где-то в океане сверкнул огонь, и Уэстри забеспокоился сильнее.
– Потом разберемся. Я должен проводить тебя назад.
Дверь со скрипом закрылась, и Уэстри запер ее.
– Вернемся через джунгли. Так безопаснее.
Я кивнула и взяла его за руку. Идя сквозь чащу, я думала о письме. Кто и зачем забрал его? У нас осталось так мало времени… Я хотела, чтобы Уэстри знал о моих чувствах и надеждах. Будет ли возможность ему сказать? Взаимно ли это?
Но когда мы подошли к базе, я больше не думала о письме. Меня волновало совсем другое.
– Уэстри, – в панике прошептала я, подойдя к женским казармам, – мы должны вернуться!
– Почему? – удивился он.
– Картина. Мы забыли картину.
– Заберем потом.
– Нет! Тот, кто забрал письмо, мог взять и картину.
На мгновение Уэстри заволновался, но потом покачал головой:
– Нет. Тогда картины бы уже там не было.
– Но у меня плохое предчувствие. Невыносимо думать, что ее тоже украдут. Ее надо передать в музей, в галерею, где все будут любоваться ею.
– И мы обязательно ее туда доставим. Как только минует опасность. Обещаю. Я принесу ее.
– Обещаешь?
– Да. – Он чмокнул меня в нос.
Я повернулась к казармам.
– Будь осторожен.
– Ты тоже.
* * *
– Вот ты где! – прошептала сестра Гильдебрандт. Даже шепот в ее устах походил на крик. – Мне некогда выслушивать твои объяснения и отчитывать тебя, скажу только одно – ты последняя, кто спускается в убежище. Японцы на подходе. Полковник приказал женщинам спрятаться. Надо торопиться.
