– Да не было никакой первой травмы ноги, Холмс! – отозвался доктор Уотсон с некоторым раздражением. – У меня всего лишь затекают суставы, и это остаточные симптомы брюшного тифа. Лондонская погода слишком сырая для того, кто жарился в печи Афганистана и Индии.
– Абсолютно верно, – пылко подтвердил Квентин.
Мистер Холмс развернулся к нему; по виду сыщика было понятно, что ему надоело играть со слишком ручной добычей.
– Так у вас есть объяснение этому злодейству, мистер Блоджетт, или вы хотите, чтобы объяснение нашел я?
Квентин застыл, изображая потрясение:
– В самую точку, мистер Холмс. У меня есть подозрения, и мы можем предъявить две мертвые кобры в качестве доказательства, что ведется нечестная игра.
– Если не считать нечестного исхода битвы при Майванде, – подсказала я.
Квентин кивнул с серьезным видом:
– Это больше, чем нечестный исход битвы, моя дорогая. Если мои подозрения верны, то шпион, которого я знал как Тигра, тайно работал на русских, а это может означать, что наши войска потерпели поражение единственно из-за предательства. Были погублены очень многие жизни, а не только Маклейн.
– Что вы говорите, Блоджетт? – переспросил доктор Уотсон. – Англичанин предал своих? В Майванде случилась настоящая резня. Я был свидетелем битвы до того, как меня самого ранили. Шестьдесят шестой Беркширский держал оборону и понес страшные потери, прикрывая наше отступление. Меня ужасно расстроит известие, что жертв можно было избежать.
– Если я прав, доктор Уотсон, – заявил Квентин, – то как минимум можно было избежать вашего ранения. Теперь я считаю, что пуля, попавшая вам в плечо, предназначалась мне. Тигр знал, что я его подозреваю. Я уверен, что это он стукнул меня по голове в ночь перед битвой, намереваясь убить, чтобы потом происшествие списали на несчастный случай. Во время отступления он увидел, что я жив, а вы оказываете мне помощь, и под прикрытием пыли и паники снова постарался меня убить. Вот почему я проделал сюда весь этот путь после стольких лет: чтобы предостеречь вас и сохранить вам жизнь. Я считаю, вы тогда спасли меня, приняв пулю, предназначенную мне.
Ничто не могло опровергнуть искренность слов Квентина, ведь сейчас он не лгал: беспокойство заставило его вернуться в Англию, хотя это было не только страшно, но и опасно для него. Два ветерана сидели в молчании от нахлынувших эмоций, пытаясь осмыслить свои чувства.
– Мой дорогой друг, – сказал мистер Холмс Квентину с гораздо большей теплотой, чем раньше, – по-моему, нет сомнения, что вы спасли жизнь Уотсона, принеся своего пушистого союзника в его приемную, и за это я вам очень благодарен. По поводу кобр можно не волноваться. Но это не значит, что загадка разгадана или что злоумышленники престанут перед правосудием. У вас есть доказательства, что Тигр в самом деле шпион и предатель, как вы утверждаете?
– Только это, мистер Холмс. – Квентин полез в нагрудный карман своего покупного костюма и достал бумагу, которую мы с Ирен добыли накануне из афганской сумки доктора Уотсона.
Мне было неприятно смотреть, как Квентин передает документ детективу, который его подхватил и поднес к свету окна эркера. Ирен настаивала, что копия записки более чем девятилетней давности не обманет знаменитого детектива, поэтому Квентину пришлось расстаться со своей ценной бумагой, единственным доказательством предательства Тигра, если загадочные каракули действительно могли это доказать. И все же мне не нравилось, что Квентин отдает еще один кусок своего прошлого, ради которого многим пожертвовал в своей жизни.
– Теперь у нас есть с чем разбираться! – воскликнул мистер Холмс. – Уотсон, мою лупу!
Он сгорбился над документом, чуть ли не пожирая его глазами. Когда его партнер принес увеличительное стекло, мистер Холмс обследовал листок вдоль и поперек и сверху донизу с обеих сторон.
– Ха! Обрывок бумаги из Санкт-Петербурга с содержанием льна не менее сорока процентов, оторван так удачно, что отсутствует водяной знак. – Его тонкие пальцы гладили документ с тем же удовольствием, с каким чувствительные кончики пальцев Ирен оценивали гладкость китайского шелка. – Бумага тонкая, но крепкая; похоже, материал состарился естественным путем. Сначала ее хранили в условиях жары – некоторые волокна высохли.
– Тут нет ничего таинственного, – заметил Квентин. – Я заполучил ее в афганской степи во время страшной июльской жары.
Мистер Холмс едва взглянул в его сторону.
– Значит, с тех пор… очень странно. Я бы сказал, что она чуть не сгнила, пролежав б́ольшую часть времени в прохладном, влажном климате. Где она хранилась все эти годы, мистер Блоджетт?
Я старалась не сверлить обличающим взглядом доктора Уотсона, который позволил бесценному документу валяться в гардеробе Паддингтона, конечно, не подозревая об этом. Впрочем, незнание – не оправдание.
– Ну, – произнес Квентин в поисках объяснения, которое не выдало бы нашего недавнего изъятия бумаги, – она была со мной. В Индии. В основном я обитал в прохладном горном районе, – солгал он с таким убеждением, что я восхитилась, слушая его. – Во время сезона дождей климат там и правда ужасно влажный.
– Хм. – Мистера Холмса, похоже, такое объяснение не убедило. – О нем определенно мало заботились.
– Я почти ничего не помнил, пока снова не получил удар по голове, – объяснил Квентин. – Огромная удача, что я вообще сохранил документ.
– Да, – заметил Холмс, – удача и совпадения имеют большое значение в этом деле. Что касается букв на бумаге, эксперт по языкам сможет лучше их перевести, но они написаны по-русски кириллицей и там упоминаются географические названия. Я узнаю русское слово «тигр». – Детектив слегка улыбнулся. – Меня приглашали расследовать кое-какие дела в России, в том числе убийство Трепова в восемьдесят восьмом. Возможно, вы о нем слышали. Эти русские весьма… э… решительные люди.
Мистер Холмс неожиданно опустил увеличительное стекло и прошел к дивану:
– Боюсь, не могу вам помочь. Этот обрывок не содержит ничего инкриминирующего. Остаются только ваши слова о том, что вы вынули его из вещей этого Тигра, чье настоящее имя вы даже не знаете.
Не могу передать, насколько лениво-пренебрежительный тон использовал детектив, – весь его интерес к этому делу как будто сразу исчез.
– Мистер Холмс! – резко сказала я. – Странно, что вы, знаменитый детектив, упустили такой очевидный вопрос. Мы знаем имя Тигра, потому что мой поверенный обнаружил его военные записи. Мы даже знаем название его лондонского клуба. Раз он имеет привычку разбрасывать живых кобр на пути у других людей – не его вина, что пока змеи умирали, не успев причинить вреда, – думаю, что человек, глубоко заинтересованный в раскрытии преступлений в нашей столице, мог бы проявить немного меньше скуки и немного больше… энергии.
Доктор Уотсон торопливо вмешался:
– Вы должны простить леди за недовольство, Холмс. Как видите, она чрезвычайно преданна мистеру Блоджетту.
Тут детектив наклонился вперед и пронзил меня пристальным взглядом. Я прикусила губу, почти готовая неожиданно признаться в обмане, лишь бы прекратить этот беспощадный осмотр.
– Да, Уотсон, преданность женщины похвальна, хотя часто направлена не в ту сторону, что и ее гнев. – Сыщик повернулся к Квентину: – Вы можете объяснить, почему ваш Тигр ждал девять лет, прежде чем начал преследовать вас и доктора Уотсона?
– Он считал, я неопасен, – быстро ответил Квентин. – Я утратил память и блуждал по Индии и Афганистану. Но все же он мог подозревать, что в бреду я сообщил доброму доктору о бумаге и о предательстве. Однако покушения на мою жизнь начались лишь в тот момент, когда я рискнул вернуться с Востока.
Мистер Холмс осторожно похлопал бумагой по открытой ладони:
– Вся эта история похожа на опереточную постановку. Если бы она не касалось Уотсона, я не стал бы тратить на нее время, но я взгляну на вашего страшного Тигра, хотя подозреваю, что Лондон его укротил. Как его имя?
– Полковник Себастьян Моран. Он член Англо-индийского клуба.
– По вашим сведениям, мистер Блоджетт, вы его не видели после возвращения в Лондон?
Мы одновременно затрясли головами.
– Уотсон, есть ли этот джентльмен в моей картотеке?
Доктор еще раз встал, чтобы исполнить указание великого человека, и достал массивный том с книжной полки над письменным столом, заваленным разным домашним барахлом: курительными трубками, склянками и прочими причудливыми вещами, среди которых, без сомнения, находились и приспособления, необходимые для употребления кокаина.
– Здесь есть упоминание, Холмс! Полковник Себастьян Моран записан между «Мораис, Сабато, родился в Легорне, Италия, эксперт в изготовлении итальянских подделок, эмигрировал в Соединенные Штаты в пятьдесят первом году» и графиней Моркар.
