А у него на теле не было ни одной царапины, и в доме все чин-чинарем… Но Уткин, конечно, не был таким простаком, чтобы отдать кассету сразу. Понятное дело, он хотел как-то обезопасить себя, получить гарантии. Думаю, он сочинил для этих козлов какую-то правдоподобную «легенду», и они купились. Договорились насчет времени и места, выпили за «консенсус» и расстались подобру-поздорову.
Сестренка жалостливо всхлипнула.
– Может, не так уж и «подобру»? Видел кто-нибудь Уткина после того, как эти гоблины убрались?
– Видел. Один мужичок, живущий по соседству, отважился сходить посмотреть, все ли там в порядке: от таких «гостей» всего можно ждать. Он поднялся на веранду и увидел, что Стас храпит на топчане, а вокруг валяются пустые бутылки. Ну, сосед и успокоился, пошел спать. Откуда ж ему было знать, бедолаге, что, когда он наведается сюда следующим утром, то найдет журналиста уже покойником?… Не забывай, время смерти известно довольно точно: раннее утро.
На этот раз моя Ольга Андреевна не сказала ничего. Она печально смотрела за окошко – на пустынный пейзаж ночного города, оживляемый лишь сверканьем рекламных огней и разноцветными глазками светофоров. Впрочем, чем ближе мы подъезжали к Алтынке – району, где жил Артем Бабанский, – тем меньше наблюдалось вокруг и того, и другого. Я не сказала бы, что улицы заштатной тарасовской окраины были совсем уж пустынны, – нет: лето, каникулы, хорошая погода… Однако с публикой, которая попадалась нам по дороге, лучше не встречаться в такое время и в таком месте. Особенно если у тебя нет «черного пояса» по каратэ!
– Осы… – неожиданно проговорила сестра. – Ну да, конечно: они налетели ранним утром. Не ночью же! Может, они кусали его, бедняжку, уже мертвого?
– Да нет: живого! Экспертиза установила. Но ведь от двух-трех осиных укусов не умирают, правда?
Это был риторический вопрос, и я решила круто сменить тему. Тем более что нужный нам адрес находился совсем близко – в пределах двух-трех кварталов.
– Оля, все забываю тебя спросить… Ты говорила, что, когда пришла сегодня днем к Бабанскому, у него был один старый приятель… Кольцов, кажется?
Сестренка встрепенулась.
– Да, Кольцов! А зовут Евгений. – Ольга как-то странно хихикнула. – Имя светских львов и лишних людей…
– Чего-чего?!
– Не «чего», а «кого»! «Лишних» людей, моя дорогая. Классику читать надо! Онегин, Базаров, Рахметов… Кто там еще? Чацкий, но этот уж точно не Евгений…
Что это случилось с моей Ольгой Андреевной?! Куда девалась ее сонная меланхолия: глазки блестят, щечки порозовели, пальцы места себе не находят… Я мгновенно припомнила: то же самое произошло с нею и в первый раз, когда она упомянула об этом Кольцове. Неужели воображение моего «младшего партнера» поразил очередной «светский лев»? Этого нам сейчас еще не хватало!
– Так-так… Стало быть, имя никчемных типов и махровых бабников? Звучит обнадеживающе. Ну, правильно, даже в песенке поется: «Наш Женька бабник…» И к какой же категории относится этот Евгений – думаю, не стоит и спрашивать?
– Поля, ну зачем так сразу? Ты ж его не видела даже! Он очень славный: настоящий кабальеро, и вообще… Я не виновата, что тоже ему понравилась!
– Ага! И как далеко у вас зашло?
Этого я так и не узнала: сестренка опять напыжилась, а мне пришлось – в который раз за вечер! – ругать себя за хроническое отсутствие такта.
– Ладно, глупость сболтнула, извини! Ты же должна понимать, что я интересуюсь Кольцовым не из бабского любопытства. Он может быть замешан в нашем деле!
– Замешан? Евгений?! Ты с ума сошла!
– А разве не ты говорила, что он тоже интересовался уткинской «сенсацией»?
– Это не я говорила, это Бабанский говорил. Вернее, мне показалось, что он хотел это сказать: я не уверена, что он имел в виду Кольцова. Он сказал… – Ольга сдвинула брови, припоминая. – Сказал: «Этот чудак на букву „му“, рыцарь красной розы». Я только не поняла, при чем здесь «му»? Если б речь шла про Кольцова, то надо было бы сказать – на букву «ка»…
– Ольга, ты неисправима! – хмыкнула я. – С «буквой „му“ как раз все понятно. А вот при чем здесь „рыцарь красной розы“?
– Понятия не имею. Действительно, это вопрос!
– Так ты не знаешь, кто он такой, этот Кольцов?
– Нет, откуда? Но личность он, по-моему, известная в журналистском мире, так что выяснить легко. Арбатова сказала между прочим, что они все однокурсники и друзья: Уткин, Бабанский и этот Кольцов. Конечно, Таня имела в виду этого Женьку Кольцова, не другого же! «А потом их дорожки разошлись» – это были ее слова. Не знаю, какие отношения были у Евгения с Уткиным, но вот с Бабанским… Жаль, ты не видела, как они пикировались! Я думала, Бэби бросится на коллегу с кулаками – так он разозлился. Хотя Кольцов ничего особенного ему не сказал, вел себя очень мирно…
– Это – при тебе! – вставила я.
– Ну, я не знаю… Я в таких случаях вспоминаю древнюю мудрость: «Юпитер, ты сердишься – значит, ты не прав!» А там сердился Бабанский! Хотя не он, а Кольцов имел все основания злиться: мне показалось, Евгений пришел к старому приятелю за помощью, а тот его просто-напросто выставил… Впрочем, этот грубиян все равно имел бледный вид! Женя его одной вежливой фразой размазал по стенке, как говорили у нас в школе. Я уже молчу о том, что внешне их просто и рядом ставить смешно! Кольцов – высокий, спортивный… ну и симпатичный тоже, а этот… Кролик, да и только!
Это восхваление неведомого мне Кольцова начинало уже действовать мне на нервы.
– Ты сама сказала: «Мне показалось». Но ведь на самом деле все могло быть совсем иначе, не правда ли, дорогая сестренка? Этот Кольцов явился к Бабанскому с фигой в кармане, и тот справедливо возмутился. Ну, и дал «приятелю» отлуп по полной программе, а тут, как на грех, тебя черти принесли! И Жене Кольцову ударили в голову гормоны, он решил тебе на развлечение размазать беднягу, как ты изволишь выражаться, по стенке. Благо с такой внешностью, как у него, можно не сомневаться, на чьей стороне окажутся симпатии незнакомой девушки! Что скажешь о такой версии?
– Скажу, что ты вечно все вывернешь наизнанку! Поставишь с ног на голову! Господи, у людей сестры как сестры, а у меня – какая-то… какой-то… Великий инквизитор, вот!
Ольга поджала губы и отвернулась к окну с таким видом, точно она приняла обет молчания на долгие годы вперед. Однако хватило ее на несколько секунд, не больше.
– И вообще, я сегодня целый вечер терплю твои издевательства! Выпить – не смей. Лишнего сказать – ни-ни, зато выслушивать приходится черт знает что! И это после того, как этот ужасный Бабанский наговорил мне сегодня кучу «прелестей», я думала, что у меня от его ругани сердечный приступ сделается… Так вместо того, чтоб пожалеть родную сестру, ты тащишь меня на ночь глядя к черту на кулички, чтобы я опять выслушивала все эти кошмарные слова! Полина, ты исключительно бессердечный человек! И к тому же авантюристка! Ну, зачем мы туда едем, зачем?! Ночь на дворе… Это неприлично, в конце концов! Он нам все равно ничего не скажет, потому что… Ну, не скажет, и все! А что мы ему скажем? «Здрасьте, мы ваши тети!» Да он вообще нас на порог не пустит, и будет абсолютно прав!
– Выговорилась? Вот и лады! – Я сбросила скорость гораздо резче, чем следовало. – А теперь, Ольга Андреевна, если тебе не трудно, сделай, пожалуйста, одолжение: замолчи и будь повнимательней.
– Это еще зачем? Опять командуешь?!
– Нет, просто мы приехали. Если не ошибаюсь, следующий дом – именно тот, который нам нужен. Выходи, я запру машину.
Артем Бабанский жил в пятиэтажном панельном доме, построенном, должно быть, еще при царе Горохе. Или при Никите Сергеиче Хрущеве, что для меня было практически одно и то же. Дом этот под номером «13» – увидев табличку с этой цифрой, Ольга всплеснула руками и тихо охнула – стоял торцом к улице в длинном ряду точно таких же серых домов, отделенный от проезжей части цепочкой чахлых пирамидальных тополей. Тополя выстроились и во дворе, вдоль асфальтовой дорожки. В их кронах совсем терялся слабый сиреневатый свет уличного фонаря – единственного на весь квартал, отчего тьма безлунной ночи перед подъездами становилась практически непроглядной.
Как только я увидела этот дом, мое главное опасение – насчет кодовых замков в подъездах – отпало само собой. Но тут возникла новая проблема! Едва мы ступили в густую тень тополей, как сзади послышались сдавленное «ой!» и звук падения какого-то тела.
Я порывисто обернулась – и разглядела во тьме силуэт сестры в обнимку с ближайшим деревом. Значит, тело было не Ольгино: уже легче!
– Что с тобой?
– Ой, Поленька! Я ногу подвернула! – плаксиво запищала Ольга Андреевна, нисколько не заботясь о том, чтобы ее не было слышно по крайней мере на другой стороне улицы.
