Подъехав к дому на Офицерском, Надежда осмотрелась. Нужный ей дом – типичный довольно мрачный доходный дом конца девятнадцатого века, стоял в ряду таких же мрачных домов. Четырнадцатая квартира – на шестом этаже. «Высоко падать», – подумала Надежда. Она поднялась на шестой этаж, еле переведя дух, потому что потолки были небось метра три с половиной и лестница показалась ей слишком длинной. В квартиру четырнадцать вела здоровенная дверь, даже не железная, а бронированная. Выглядела она солидно, но как-то заброшенно. Надежда спустилась вниз и, задрав голову, осмотрела окна четырнадцатой квартиры. Четыре огромных окна, именно такое окно было на фотографии. Но окна были очень грязными. Все ясно, муж Ларисы Гусаровой все-таки переехал из этого дома, квартира стоит пустая, а чтобы никто не залез, поставили бронированную дверь. Уехал Василий Николаевич и кактусы с собой забрал, так-то.
Еще раз взглянув на фотографию, Надежда уверилась, что снимок сделан чуть сверху, в противном случае кактус, который привел ее сюда, не был бы виден. Значит, фотографировали из окна квартиры на седьмом этаже в доме напротив. К счастью, лифт в этом доме был, хотя и допотопный, с крошечной, очень неудобной кабиной. Втиснувшись кое-как, Надежда покаянно подумала, что худеть все же надо.
На седьмом этаже она убедилась, что из четырех квартир на площадке две выходят окнами во двор, а из двух оставшихся одна – слишком в стороне, так что подходила только двадцать шестая квартира. На двери висела шикарная медная табличка: «Лучков Артур Тимофеевич». Больше на месте не было ничего интересного, и Надежда устремилась домой, потому что долг жены и владелицы замечательного рыжего кота давно уже призывал, чтобы она обратила свое внимание на тот факт, что котов надо кормить три раза в день.
Выяснить телефон Артура Тимофеевича Лучкова, зная его адрес, не составило труда, и Надежда уселась поудобнее на диване и набрала номер. Ей ответил жизнерадостный окающий мужской голос.
– Артур Тимофеевич? – спросила Надежда доброжелательным тоном старой учительницы.
– Он самый! – радостно отрапортовал Лучков, как будто его невероятно осчастливил тот факт, что кому-то известно его имя-отчество.
– Как хорошо, что я вас застала! – Голос Надежды просто сочился медом. – Я беспокою вас по поручению Мемориального общества Анны Ахматовой.
По задумчивой паузе на другом конце провода Надежда поняла, что названное имя ничего не говорит собеседнику. И это только развязывало ей руки.
– Видите ли, Анна Андреевна бывала несколько раз в вашей квартире, в тысяча девятьсот пятьдесят пятом и в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году у своей знакомой…
– Ну! – радостно изумился Артур Тимофеевич.
Хотя он и не знал, кто такая Ахматова, но сам факт причастности его квартиры к чему-то значительному явно наполнил его сердце гордостью.
– Так вот, мы и хотели бы узнать, – продолжала Надежда, стараясь укрыться за безлично-неопределенным «мы», – не осталось ли в вашей семье каких-либо материалов или воспоминаний об этом посещении. Вы сами в этой квартире давно живете?
– Нет, пять лет только, – все так же радостно ответил Лучков, – я эту квартиру в наследство получил.
– Вот как? А кто до вас в ней жил? Пожилые люди? Может быть, от них какие-нибудь дневники остались?
– Да что вы! – Лучков добродушно засмеялся. – Какие дневники? Люська здесь до меня жила, сестра двоюродная. Чтобы Люська чего записывала? Я вас умоляю!
– А что же с ней случилось? – спросила Надежда с сочувственным любопытством. – Ведь она, как я понимаю, была довольно молода?
– Конечно, молода, хахаль ее убил, приревновал, что ли, к кому… Пять лет ему, козлу, дали. Я и на суд ходил.
– Вот как… – протянула Надежда. Пять лет… пять лет назад цвел у тихого кактусовода Гусева знаменитый пилоцереус Пульпика… Пять лет назад якобы выбросилась из окна его жена, известная актриса Гусарова, то есть не она, потому что окно то же самое и кактус тот же самый, и трудно предположить, что из одного и того же окна в одно и то же время выпали или были выброшены две похожие друг на друга молодые женщины. Значит, неизвестная женщина с фотографии погибла вместо Ларисы Гусаровой. И тогда же, по странному стечению обстоятельств, непутевую Люську, из окна которой была сделала роковая фотография, убивает любовник, якобы ее к кому-то приревновавший. И получает опять-таки пять лет… Не слишком ли много совпадений? Из своего жизненного опыта Надежда вынесла твердое убеждение, что многочисленные совпадения имеют обычно искусственную природу.
– А как же звали этого, как вы выразились, хахаля? – спросила Надежда своего жизнерадостного собеседника.
Конечно, Люськин хахаль не имел отношения к Анне Андреевне Ахматовой, но Лучкову такой интерес показался вполне оправданным: какую женщину не взволнует потрясающая «жизненная» история – убийство из ревности! – и он напряг свою память.
– Эдик его звали… вроде бы фотограф был…
– А фамилия? – взмолилась Надежда, вовсе уже не ожидая, что Артур вспомнит фамилию.
– Фамилия? Черт, да какая же у него фамилия… ведь ходил же я на суд, а там сколько раз фамилию повторяли. Не то Тарасюк, не то Поросюк… Как-то похоже, а вспомнить не могу…
До него наконец дошло, что интерес, который незнакомая дама проявляет к Люськиному хахалю, выглядит подозрительно.
– А вам-то зачем его фамилия? – В голосе Артура Тимофеевича прозвучали угрожающие нотки. – Что вы все расспрашиваете?
– А то, молодой человек, что квартира ваша известность приобретет, раз Анна Андреевна в ней бывала. Может быть, даже доску мемориальную повесят, – строго сказала Надежда.
– Ну ладно, – подобрел Лучков. Повесив трубку, Надежда задумалась.
Каждый новый шаг открывал перед ней все новых персонажей, и конца-краю им было не видать. Сначала – кактусовод Гусев, потом – актриса Гусарова, теперь – фотограф Тарасюк (или Поросюк). Этот фотограф вызывал у нее наибольший интерес. И самые большие опасения. Если пять лет назад он уже совершил убийство, то что помешает ему снова покуситься на человеческую жизнь? А ведь именно пять лет, по словам Лучкова, присудил Эдику наш самый гуманный суд, и, значит, как раз недавно он вышел на свободу. И снова начались события, связанные с роковой фотографией. И уже пролилась кровь. Пока убит кто-то неизвестный, судя по всему, случайный мелкий жулик, но если этому Эдику очень нужна фотография, то он не остановится на одном трупе.
Надежда подумала еще немного и со вздохом набрала телефон Анны Аркадьевны Святозаровой.
Анна Аркадьевна была дама удивительная, сколько ей лет – не знал никто, но по косвенным признакам, например, по книге воспоминаний Станиславского с дарственной надписью, скромно стоявшей у нее на стеллаже, можно было предположить, что ей далеко за шестьдесят, но она была так ухожена и так прекрасно выглядела, что в иные моменты и при удачном освещении ей можно было дать около сорока. И поклонники у нее не переводились. И какие поклонники! На той же полочке, где красовался Станиславский, нашлось место для знаков внимания и от других кавалеров поразительной известности… Впрочем, и сама Анна Аркадьевна была человеком в городе очень даже хорошо известным. Она была потрясающим адвокатом по жилищным делам. Если кто-то хотел законным способом улучшить свою жилплощадь, или без сомнений утвердиться в правах наследования, или обойти спорный пункт жилищного законодательства, ему советовали обратиться к Анне Аркадьевне.
Надежда была знакома с Анной Аркадьевной очень давно: когда-то их квартиры были на одной лестничной площадке.
С тех пор разъехались на разные концы города, но сохранили телефоны друг друга. Близких отношений между ними не было, и беспокоить занятую женщину Надежде не хотелось, но, судя по всему, никто больше не смог бы ей помочь.
– Анна Аркадьевна, дорогая, я к вам, конечно, по делу обращаюсь. Вы ведь в городской адвокатуре тысячу лет, всех там знаете…
– Ты, Надя, мой возраст несколько преувеличиваешь, насчет тысячи, но что всех адвокатов знаю – это факт.
– Мне очень нужно узнать подробности одного уголовного процесса пятилетней давности. Убита была женщина, Людмила Лучкова, в своей квартире на проспекте Декабристов – теперь это Офицерский. Осудили ее любовника – Эдуарда Тарасюка или как-то похоже. Мне хотелось бы узнать подробнее, кто такой этот Тарасюк, вышел ли он на свободу… ведь наверняка кто-то из ваших знакомых был защитником…
– Ладно, голубушка, быстро не обещаю, но попробую узнать.
Однако Анна Аркадьевна перезвонила уже через час.
– Надюша, оказалось, что адвокатом по этому делу был Вадик Шиманский, ты ведь его помнишь.
Надежда действительно помнила его, но не как Вадика, а как Вадима Вадимовича. Он часто бывал в квартире Анны Аркадьевны, когда они с Надеждой еще были соседями. Там они встречались, а в последнее время Шиманский несколько раз приглашал к себе мужа Надежды Сан Саныча ремонтировать компьютер и разбираться в программах. Поэтому можно сказать, что были они своими людьми.
