Но нет. Маша не отводила глаз от экрана, и присутствие мужа явно ее раздражало. Она кусала губы, терла лоб. Перезагрузила зачем-то компьютер…
— Поедим? — несмело предложил Здоровякин. — Я знаешь, купил…
Маша не дала Илье договорить. Она вдруг резко отпрянула от экрана, оттолкнулась руками от стола, отъехав в кресле. И посмотрела на Илью с гневом и презрением.
— Ну что ты пристал, а? — зло спросила она. — Почему вам всем что-то от меня надо? Почему я не могу десять минут посидеть спокойно, чтобы никто меня не дергал?!
— Ну что ты заводишься? — расстроился Илья. — Я просто предложил…
— Я не завожусь! Мне уже некуда! Разве ты не видишь, что здесь творится? Вы там с Валдаевым якобы работаете, а я здесь прохлаждаюсь!
— Я этого не говорил, Маша. Я понимаю, как тебе трудно!
— Ничего ты не понимаешь!
— Да я только предложил пообедать!
— Конечно! Вы все хотите есть! Вы всегда хотите есть! Ты, дети, коты! О, как вы мне все надоели!
В глазах у Маши стояли слезы, губы дрожали, на щеках пылали красные пятна. Здоровякин был уже сам не рад, что вообще заехал домой.
— Я все приготовлю… Я пожарю! Я просто хотел с тобой посидеть за столом, — начал оправдываться он.
— Ты думаешь, у нас можно посидеть за столом?! — закричала Маша. — В нашем-то дурдоме?!
— Мария, успокойся.
— Скажи, как?!
— Раньше ты умела относиться ко всему с юмором.
— Так это было раньше! И ты был другим, не помнишь? Ты любил меня.
— Я и сейчас люблю! — неожиданно пламенно воскликнул Здоровякин. Неожиданно для него самого.
— Я уже узнала, что значат твои слова. Ты меня любишь только потому, что Настасья далеко.
— Не будем про Настасью, прошу, — с болью сказал Илья.
— Да! Ты и говорить о ней не можешь! Хорошо, что ей осталось сидеть еще четыре года! Дети успеют немного подрасти, прежде чем ты вновь бросишься к ее ногам!
— Ты что, сдурела?! — сорвался Илья. — Что ты несешь! Не нужна мне Настасья! Это был обман! Прекрати истерику!
— Вот! Теперь ты обзываешь меня истеричкой! — неприятно засмеялась Маша.
— Я не говорил, что…
— Я не истеричка!
— Да я…
— Проваливай! Не нужен ты мне!
— И уйду!
— И пожалуйста! Вали!
Здоровякин метнулся к выходу. Услышав звук открываемой двери, дети вновь повылазили из укромных убежищ, в великом множестве оборудованных по всей квартире — шалаши, юрты, яранги из матрасов и подушек.
— Пап, ты куда?
— У мамы спросите! — рявкнул Илья, нарушая негласную договоренность не впутывать детей в ссоры.
— Постой! — взвизгнула Маша, выпрыгивая вслед за мужем в прихожую. — Не уходи один! Забери хотя бы парочку детей!
Здоровякин выскочил на лестничную площадку.
— Ну, тогда котят этих чертовых! Отдай их Валдаеву, пока они не поседели от ужаса! Пока им хвосты не поотрывали! — крикнула вдогонку Маша.
Но и котятами Илья не соблазнился. Мария оглушительно шандарахнула дверью.
— О боже! — положила ладонь на вспотевший лоб Мария. — Что со мной? Неужели это я? Дети! Вы ни чего не слышали.
— Мы абсолютно ничего не слышали, — заверили близнецы. — Мы пилили шкаф.
— Что?!!
И в самом деле, Антон держал в руках ножовку, а светлые волосы Эдика были густо усыпаны опилками.
В самых худших предчувствиях Маша ринулась в спальню.
Настойчивость Руслана привела к эффекту, узнав о котором предприниматель в ярости изорвал бы зубами кожаным салон «шевроле». Лиза напропалую занялась сексом. Но не с Русланом. С голубоглазым сыщиком. Правда, в мыслях.
Она предавалась безумным фантазиям, она изнуряла себя горячительными образами, она плавала в сладком, томительном бреду. Александр был великолепен, он на сто процентов оправдывал ожидания. Лиза приглашала сыщика к себе и, закрыв на ключ дверь, минуты три смотрела на него с загадочной улыбкой. А потом они начинали торопливо сдирать друг с друга одежду. А затем, когда оба уже сияли загорелой наготой, когда глаза сверкали жаждой и страстью, они…
— Елизавета! — требовательно позвала коллегу Лайма.
— Что? — встрепенулась Лиза.
— Полчаса тебя зову. Ты спишь, что ли? Где ты?
Лиза посмотрела на подругу слегка сумасшедшим взглядом. Потому что Саша только что…
— Родион, включи кондиционер! — попросила Лиза. — Почему так жарко?
— Вовсе не жарко. Кондиционер работает на полную мощность. А у тебя на лбу испарина, — заметила Лайма. Что с тобой, Лиза? Ты какая-то странная сегодня.
— Божественно странная! — с непонятным выражением буркнул от кульмана Родион. Он чувствовал Лизину лихорадку спинным мозгом. И его слегка штормило от этих импульсов, невольно посылаемых во все стороны влюбленной Джульеттой.
Лайма не ощущала знойного напряжения, исходящего от Лизы; ей казалось, что та спит на ходу.
Имея облик невинного ангела, милого ребенка, Лиза тем не менее обладала полноценным сексуальным опытом. Обоих партнеров, поэтапно присутствовавших в анамнезе, Лиза в свое время искренне обожала. Алина Владимировна, дама широких взглядов, сама только что отправившая в отставку очередного любовника (двадцативосьмилетнего!), не считала нужным предостерегать от чего-либо великовозрастную дочь. Даже возможную беременность она заранее принимала с терпимостью.
Десять лет назад незамужняя девица с такой насыщенной сексуальной биографией считалась бы падшей женщиной. В начале третьего тысячелетия Елизавету вполне можно было отнести к разряду скромниц. А для мужчин пикантное сочетание невинности и опытности было особенно притягательно…
— Ты давно знакома с Сашей? — как бы между прочим осведомилась Лиза и слегка покраснела.
— С Валдаевым? — вздохнула Лайма.
— Он не назвал фамилии.
— Ты, без сомнения, ему понравилась, — вздохнула Лайма еще раз. В этом вздохе звучали крайняя степень разочарования и обида. Но Лайма должна была признать — мачо Валдаев у Лизы на крючке. Он попался. Он так на нее смотрел!
— Мы с ним дружили. Миллион лет назад. В эпоху Тутанхамона.
— Тутанхамон правил не миллион, а всего три тысячи лет назад, — вставил Родион.
— Ой, не придирайся к словам. И не подслушивай! — сказала Лайма архитектору.
— Подумаешь! — обиделся Родион.
— Так он твой бывший бой-френд? — оживилась Лиза.
— К несчастью, бывший.
— К несчастью? Ты что — не против возобновить отношения?
— Вот еще! — возмутилась Лайма — Да зачем мне? Ну… Вообще, конечно не против. Ах, не беспокойся! Тебе я не конкурент. Потому как мсье Валдаев, подобно твоей Виолетте, страстно жаждет новизны.
Без сомнения, в состязании с Лаймой у Лизы оставалось только одно преимущество. Она была новенькая и неиспробованная. A так… У Лаймы и ноги были длиннее, и грудь больше, а зубы белее… Да она просто затмевала солнце неземной красотой и восхитительными душевными качествами! Куда уж Елизавете!
— Значит, он непостоянен?
— Как весенний ветер. Но почему тебя-то это волнует? Ты ведь тоже довольно часто меняешь кавалеров.
— Ты жила у него? — спросила Лиза, не обращая внимания на кроткое замечание Лаймы.
— Угу. Отгрохала ему роскошный ремонт. Теперь, видно, твоя очередь, — усмехнулась Лайма. — Везет мальчику на подруг-дизайнеров.
— А как он… в постели?
— Елизавета! — закричала Лайма так, что Родион, который прислушивался к разговору девушек, выронил ластик и отпрянул от кульмана. — Как тебе не стыдно?!
— А что? — смутилась Лиза. Давай обсудим.
— Мою интимную жизнь?
Родион якобы в поисках упавшего ластика пополз к столам прелестных дизайнерш. При этом уши у него неуклонно росли, увеличивались и грозили превратиться в параболические антенны.
— А кому еще обсуждать мужчин, как не нам, девочкам? — бесхитростно спросила Лиза.
Лайма гордо вздернула подбородок. Делиться интимными подробностями, живописать альковные сцены казалось ей сущим плебейством, моветоном. А Лизе очень хотелось узнать о сыщике как можно больше.
— Если я тебя обидела, прости!
— Тебе, Лиза, надо учиться быть сдержанной, — раздраженно рекомендовала Лайма. — Менее непосредственной!
— Да… — согласно закивала Лиза. — Да! Часто я думаю — почему я не промолчала, почему сказала так, а не эдак… Но с другой стороны — почему мне нельзя быть искренней? У меня нет в душе черных мыслей. Зачем фальшивить, лукавить, надевать какую-то маску? Почему открыто не выражать свое мнение? Почему бы мне не быть собой? Чем я плоха такая — естественная и откровенная? Но, конечно, конечно, если я обидела тебя вопросом об интимных отношениях с… — (тут Лиза не сдержала мечтательной улыбки), — с Александром, если это была бестактность, то прости меня, пожалуйста. Я раскаиваюсь!
— Лучше расскажи мне, как поживает твой крутой бизнесмен.
